— Спокойно… Окружайте ее, только держитесь на безопасном расстоянии. Вплотную подойду я один!
Удильщик не смог удержаться от возгласа: «Какое мужество!» и напутствовал своего командира заботливым пожеланием: «Будьте осторожны, дорогой Кашалот!»
Когда перед подозреваемой внезапно возникла внушительная фигура Кашалота, ее, вопреки ожиданиям, это нисколько не обеспокоило, и она как ни в чем не бывало продолжала невозмутимо жевать листья. Жевала она так громко, что ее чавканье доносилось даже до окруживших иву, но находившихся от нее на изрядном расстоянии коапповцев. Видя, что гусеница не оказывает вооруженного сопротивления и, следовательно, опасаться нечего, они приблизились к иве вплотную.
То, что появление коапповского воинства во главе с высоким, в буквальном смысле, начальством не вызвало у гусеницы никакой реакции, свидетельствовало о том, что она никак не связывала это событие со своей особой и, судя по всему, вообще не имела представления о смысле происходящего. Поэтому когда руководивший группой захвата Кашалот объявил ей громовым голосом: «Гражданка, вы задержаны!», она не сразу поняла, что грозное уведомление относится лично к ней, и лишь через несколько минут, не слыша ни с чьей стороны отклика, на всякий случай спросила с набитым ртом, не переставая двигать челюстями:
— Это вы мне?
Удильщика столь непочтительное обращение к его обожаемому начальнику привело в такое бешенство, что он даже не завопил, а прямо-таки завизжал в безмерном негодовании:
— Да прекратите же вы жевать, когда с вами разговаривает сам председатель КОАППа!
— Ишь, сколько веток объела… — Сова буквально сверлила гусеницу обличающим взглядом своих большущих круглых глаз. Однако сидевшую на ветке пожирательницу листьев ни взгляд Совы, ни ее реплика совершенно не смутили.
— А что, нельзя? — всем своим видом и интонацией голоса она изображала простодушие. — Я не знала, я существо наивное — на иве живу… ну, иногда на тополе, на липе… кстати, о липе замечательно сказано в стихах, не помню чьих: «Ты спрашивала, всхлипывая, — «А это все не липовое?». Не понимаю — кругом столько листьев, они ведь всё равно осенью опадут…
— Птица-Секретарь, заполняйте протокол, — распорядился Кашалот.
— Имя? — вопрос был обращен, естественно, к гусенице.
— Мое? — откликнулось «наивное существо». — Церура Винула — это на латыни, а в обиходе — гусеница бабочки Гарпии. Слишком длинное имя — зовите просто Гарпией. Зоологи обожают давать бабочкам имена из мифологии. Гарпия — это была такая птица с ликом девы, она метала во всех острые перья. Но я ничего ни в кого не мечу.
Стрекоза была так возмущена, что с трудом удержалась от искушения вцепиться в Гарпию своими острыми челюстями, но ограничилась тем, что бросила ей в физиономию гневные слова:
— Это же надо — так нагло лгать нам прямо в глаза! А кто оглушил лесника Муравья муравьиной кислотой, кто выстрелил в него из кислотного пистолета?!
— Да еще при отягчающих обстоятельствах, — подчеркнул Рак, — при исполнении им служебных обязанностей!
Но Гарпия и бровью не повела (тем более, что бровей у гусениц не бывает).
— Так это был лесник? — удивилась она, продолжая разыгрывать наивную простушку. — А я думала, просто хулиган напал. Для самозащиты сейчас, говорят, даже у людей гражданам разрешают иметь и применять оружие — всякие там баллончики, газовые пистолетики… Законопослушным гражданам, конечно, — таким как я.
От подобного нахальства коапповцы в ярости заскрежетали зубами (те, у кого они были). Даже Кашалот умудрился заскрежетать, хотя зубы у него только на нижней челюсти.
«Законопослушная гражданка» тем временем продолжала:
— А насчет прискорбного недоразумения с Муравьем — поверьте, если бы я знала, что он лесник…
Но Сова не дала ей договорить.
— Ничегошеньки-то она, болезная, не знает, ровно дитё малое, — запричитала она нарочито жалостливо, и тут же обрушилась на Гарпию и ей подобных с филиппикой:
— Развелось дитёв этих — не приведи Господь! Гнезда разоряют — мол, не написано на них, что нельзя. Цветка в лесу не найдешь, все пообрывали — на каждом ведь табличку не повесишь: «Не трогать!»
— Вот отведем вас в муравейник, — буркнул Рак, — там узнаете, что бывает за незаконное владение кислотным оружием, а тем более за его применение.
Едва было произнесено слово «муравейник», как вся наигранная беззаботность Гарпии вмиг сошла с нее, словно хитиновая шкурка при линьке. Куда делся ее беспечный тон!
— Нет, нет, только не в муравейник! — закричала она истерически. Страх выдавали и два ярко-красных жгутика, которые выдвинулись из концов хвостовых щетинок, они вертелись, извивались и дергались, словно червячки. У гусениц Гарпии эти жгутики появляются при грозящей им опасности и служат, видимо, для того, чтобы отвлечь недруга, переключить его внимание…
Но с председателем КОАППа этот номер не прошел — отвлечь его внимание от проблемы добывания кислоты для гравировки было невозможно.
— Итак, — произнес он тоном следователя по особо важным делам, — вы признаёте, что обладаете незарегистрированным в правоохранительных органах пистолетом, стреляющим муравьиной кислотой?
— Признаю, признаю! Только разве я одна ее делаю? Все, кому не лень! Да тут и делать нечего: берешь атом углерода, два атома водорода и два атома кислорода, соединяешь — получается молекула муравьиной кислоты…
— Химические подробности меня не интересуют, — оборвал ее Кашалот. — Кто еще изготовляет эти молекулы? Птица-Секретарь, запишите имена самовольных изготовителей муравьиной кислоты.
Птица-Секретарь достала из дупла блокнот, положила на свой секретарский пенек и приготовилась записывать.
— Ну? — торопил Гарпию Кашалот. — Не тяните, перечисляйте.
— Всех назову! — Физиономия Гарпии выражала решимость отчаяния. — Гусеница бабочки Хохлатки, гусеница бабочки Мегалопигиды, жук Кселлиоморфодес, некоторые жужелицы, ряд растений…
— Растений? — недоверчиво переспросил Рак.
— Да. Думаете, почему крапива жжется? Почему раздражают кожу слабенькие уколы еловых иголок?
— Елки зеленые! — воскликнул Гепард. — Выходит, и в еловой хвое есть муравьиная кислота?
— Это еще что, — заметил Человек, — молекулы этой самой простой и в то же время самой сильной из так называемых карбоновых кислот обнаружены даже в космосе.
— Почему же тогда столь распространенной, как выясняется, кислоте дали свое имя муравьи? — полюбопытствовал Удильщик.
— Потому что именно они первыми познакомили с нею химиков, — пояснил Человек. — Открытие муравьиной кислоты и ее производных составило некогда важную главу в органической химии и вызвало к жизни целые, так сказать, «муравьиные» отрасли промышленности — скажем, производство формальдегида, более известного в водном растворе под именем «формалин». Менее известно, что оба слова происходят от латинского «формика», что значит «муравей».
— Я полагаю, уважаемый Человек, — сурово молвил Кашалот, что всё это никоим образом не может служить для Гарпии смягчающим вину обстоятельством.
— А я так надеялась, что может… — вздохнула гусеница и запела с явной целью разжалобить коапповцев:
Ах, зачем связалась я с кислотой…
Поползла я по дорожке не той,
Но ей-ей, свою вину признаю —
Не губите же судьбину мою!
Но председатель КОАППа был непреклонен:
— Никакие жалостливые песни, Гарпия, — отчеканил он, — не спасут вас от ответственности за содеянное! Прежде всего немедленно сдайте кислоту. Удильщик, срочно найдите какую-нибудь посуду.
Выполнить это распоряжение было нетрудно — здесь и там валялись стеклянные банки из-под консервов, оставленные туристами и грибниками, коапповцы не успевали их убирать. Тщательно отмыв в озере одну из таких банок, Удильщик протянул ее Кашалоту, выразив уверенность, что она вполне подойдет для хранения кислоты.
В этот момент откуда-то снизу прошелестел чей-то голос: «Вам нужна кислота?» Голос звучал доверительно — обычно таким тоном предлагают что-нибудь достать или оказать другую услугу…
Обладатель вкрадчивого голоса не заставил коапповцев долго гадать, кому он принадлежит — из-под опавших листьев, устилавших землю под ивой, выползло существо, принятое вначале коллегами за упитанного червяка. Однако существо тут же опровергло это заблуждение:
— Я не червяк, а многоножка. Кивсяк мое имя. Серый Кивсяк, если точно — кивсяки ведь бывают и белые, черные, синие, желтые, розовые… чуть ли не всех цветов радуги. Но серым быть удобнее всего: не выделяешься из коллектива — эдакий скромный незаметный труженик.
— Вот уж истинно, что незаметный, — подтвердила Сова, — даже я тебя не приметила, уж на что глазастая, хоть и живешь ты, сердешный, как я погляжу, аккурат под ногами под нашими.
— Кстати, о ногах, — сказал Кивсяк, — нас еще называют тысяченожками, но тут уж те, кто так называют, извините, малость загнули. Даже у Сейшельского Кивсяка…
— У какого? — переспросил Рак.
— У Сейшельского, — повторил Кивсяк. — Про Сейшельские острова слыхали?
— Рак вряд ли о них слышал, — вмешался Кашалот, — а вот я даже мимо проплывал, и не раз.
— Говорят, райский уголок, — мечтательно произнес Гепард, — и всё там огромное: черепахи — гигантские, орехи — самые крупные в мире, до четверти центнера весом…
— И Кивсяк там живет соответствующий, — подхватил Серый Кивсяк, — большущий, не мне чета. Так вот, даже у него всего лишь двести семьдесят восемь ног. Прилично, ничего не скажешь, но до тысячи все-таки далеко.
— А у тебя сколько ног, коли не секрет? — спросила Сова.
— Сам хотел бы знать, да всё никак не соберусь сосчитать. Поверите ли, минутки свободной выкроить не могу, занят — не продохнуть: опавшую листву в удобрения перерабатываю. Вроде бы и не такая уж почетная работенка, но мне нравится: чувствую, что полезное дело делаю для общества и, главное, для лесного сообщества. Что было бы без нас, кивсяков, ну хотя бы в вашем коапповском лесу и на вашей поляне? Вся земля оказалась бы заваленной опавшими листьями! И пришлось бы вам…