На мраморе я выжигаю усердно,
Поскольку плюю на него кислотой,
Причем очень едкой и жгучей — серной!
— Последнюю букву гравирую, — сообщила она хозяевам поляны, когда они подошли вплотную.
— Пока вы ее гравируете, дорогая Долиум, — обратился к ней Гепард, — не ответите ли вы мне на один нескромный вопрос: если в вашей фирме работают улитки, почему же фирму назвали «Голубкой»?
— А вы что, хотите, чтоб ее «Улиткой» назвали? Так и клиентов растерять недолго… Ну, вот и всё, готово. Распишитесь внизу. — И она протянула Кашалоту квитанцию.
Он расписался, улитка забрала квитанцию и со словами «Счастливо оставаться» уползла.
Все махали ей вслед кто ластом, кто плавником, кто крылом, кто лапой, и кричали вдогонку: «До свидания! Большое спасибо!» Одна Мартышка не принимала участия в проводах гравера, так как в силу своего нетерпеливого характера жаждала поскорее взглянуть на результаты ее работы. А взглянув, захохотала так, что схватилась за живот и повалилась на землю с криком: «Ой, не могу — что она нам понаписала и понарисовала!»
Ее коллеги с недобрым предчувствием обступили плиту. На ней была надпись полукругом:
«ЛЮБИ МЕНЯ, КАК Я ТЕБЯ»,
а под ней два целующихся голубка.
Несмотря на драматизм ситуации, а может, и вследствие его, всех разобрал прямо-таки истерический смех…
— Но как это могло произойти? — сквозь хохот изумленно вопросила Стрекоза.
— Видимо, такую надпись с голубками заказывают чаще всего, и улитка повторила ее машинально, по привычке, — предположил Человек, смеясь до икоты.
— На… надо с…срочно ее верн…вернуть, — Удильщик еле выдавил из себя сквозь хохот эту фразу.
— Далече-то не уползет! — Сова утирала крылом выступившие от смеха слезы.
Один Кашалот сохранял серьезность в этой смешливой компании. Он о чем-то напряженно размышлял…
— Так что, дорогой председатель, догнать гравера, вернуть? — спросил, не дождавшись на этот счет никаких указаний, быстроногий Гепард.
— Подождите, это мы всегда успеем. — Кашалот еще раз задумчиво посмотрел на плиту и медленно прочел надпись, как бы взвешивая каждое слово: «Люби меня, как я тебя»… — Хм, — произнес он после паузы, — а ведь, пожалуй, это изречение довольно точно выражает смысл нашей деятельности…
— Да-да, — подхватил Удильщик, всегда и во всем соглашавшийся со своим любимым председателем, — оно проникнуто свойственным КОАППу духом всеобщей доброжелательности и миролюбия!
— И притом в нем есть чувство! — добавила Стрекоза.
А Мартышка обратила внимание коллег на то, что с такой вывеской уже не нужно будет ставить повсюду таблички: «На территории КОАППа кусать и съедать друг друга категорически запрещается!»
— Решено, — твердо заявил Кашалот, — оставляем эту надпись и голубков!
— А мы уже покрыли клеем обратную сторону плиты! — гордо доложила Баля.
— Скорее ставьте, пока он не затвердел! — предупредил Жолик.
Коапповцы, не теряя ни секунды, положили плиту в машину намазанной клеем стороной вверх, Человек быстро довез ее до входа на поляну, там общими усилиями подняли ее и прислонили к необхватному дубу, заранее выбранному и размеченному Мартышкой. Не прошло и минуты, как клей схватил — и вопреки опасениям Рака, плита держалась отменно!
Комитет Охраны Авторских Прав Природы обрел наконец долгожданную и столь необходимую вывеску. И не какую-нибудь заурядную, а совершенно уникальную, единственную в своем роде. На ней, правда, нет названия этого учреждения, но о том, что здесь КОАПП, все и так знают.
Разумеется, такое замечательное событие коапповцы отметили должным образом. А как именно — об этом история умалчивает…
В ПОИСКАХ ЗОЛОТОЙ СЕРЕДИНЫ
Председатель КОАППа, будучи образцовым руководителем, не терпел у подчиненных разгильдяйства, в том числе и таких его проявлений, как опоздания на работу (сам он, правда, нередко являлся на коапповскую поляну в разгар рабочего дня, но, как известно, начальство не опаздывает, а задерживается). Поэтому коапповцы, прибывшие в урочный час на очередное заседание Комитета Охраны Авторских Прав Природы и увидевшие сердитую физиономию Кашалота, решили, что раздражение его вызвано отсутствием Мартышки, которая грешила довольно частыми нарушениями трудовой дисциплины. Впрочем, Гепард допускал, что, возможно, Мартышка тут ни при чем — шеф просто не в духе…
Приблизившись к председательскому пню, за которым восседал Кашалот, коллеги вежливо поздоровались, но он в ответ лишь кивнул, не отрываясь от чтения какой-то бумаги. Рядом с ней лежал вскрытый конверт с цветастыми марками — следовательно, бумага пришла по почте. И чем дальше председатель ее читал, тем больше хмурился. Коапповцам стало ясно, что причина негодования их начальника в содержании прочитанного, а не в опоздании Мартышки или плохом настроении…
Дочитав бумагу до конца, Кашалот пришел в такое бешенство, что изо всей силы стукнул ластом по ни в чем не повинному пню (психологи называют такие действия «переадресованной реакцией», она свойственна как людям, так и животным).
— Нет, каков мерзавец! — загремел его гневный голос. — Пятый раз перечитываю, и никак не могу поверить, что подобное возможно…
— Что именно? — хором спросили до крайности заинтригованные коапповцы.
— Ах, да, вы же не в курсе… — спохватился Кашалот. — Так вот, друзья, на мое имя поступило заявление… вот оно, — и он показал бумагу, которую читал. — Здесь сообщают о фактах настолько возмутительных, настолько противоречащих нашей морали, что я … что мы… — председатель был так взволнован, что не смог дальше связно говорить и, протянув заявление Гепарду, попросил зачитать его вслух.
— С удовольствием, — сказал Гепард, принимая бумагу, и, взглянув на нее, заметил: — Почерк довольно корявый, но как-нибудь разберу.
Первым словом, которое ему пришлось разбирать, был заголовок. После нескольких попыток его удалось прочесть:
«ДАНИСЕНЕЕ».
— Три ошибки в одном слове! — весело констатировал Гепард. — Уже интересно. Автор, безусловно, незаурядная личность — заурядной такое не по силам. Та-ак, посмотрим, о чем же он доносит… — бегло пробежав глазами текст, Гепард быстро приспособился к манере письма доносившего и дальше читал довольно бегло:
«Как я являюсь примерным семьянином, то и не могу глядеть без душевного несоответствия на безобразия соседа моего по Индии птицы-Носорога, который над законной женой куражится…»
При этих словах Удильщик встрепенулся, но чтобы скрыть нездоровое любопытство, спросил как можно более безразличным тоном:
— А как куражится, написано?
Гепард подтвердил, что автор «данисенея» кураж описал, и довольно подробно, в чем Удильщик может убедиться сам — и он передал бумагу, показав, с какого места продолжить чтение. Удильщик, водя концом удочки по неровным строчкам, стал торопливо читать:
— «Из дому ее никуда не выпускает, выход из дупла глиной замазал, а теперь так и вовсе перья у бедной отобрал, чтобы летать не могла, и на улицу чтоб не в чем было выйти».
Чувствительная Стрекоза не смогла удержаться от возгласа: «Какой ужас!»
Удильщик, с укоризной взглянув на нее, попросил не прерывать его и продолжил:
— «И кто ему, птице-Носорогу, дал такие права? Нет такого закону, чтоб у родной жены последние перья отбирать, и какой пример для молодежи, а у меня дочери растут».
Прочитав последнюю фразу, Удильщик растерянно развел плавниками и протянул:
— Мда-а… Что тут скажешь…
— Как, вам нечего сказать, Удильщик?! — вскричал Кашалот. — Замуровать в дупле жену, мать своих детей!! Да ведь это же… это… — он никак не мог найти подходящее определение, но наконец нашел и выпалил — как припечатал: — Это типичные феодально-байские пережитки, отрыжка прошлого!!!
Обличительные слова председателя были поддержаны возмущенными восклицаниями его верных соратников. Возмущение требовало выхода, и председатель отдал распоряжение секретарю КОАППа птице-Секретарю подготовить карикатуру на птицу-Носорога для стенда «Не проходите мимо!» Надо сказать, что во времена, к которым относится данное повествование, такие стенды получили у людей широкое распространение. В них публично клеймились пьяницы, прогульщики, бракоделы, дебоширы, хапуги и прочие лица с антиобщественным поведением. Кашалот давно уже собирался воспринять этот ценный опыт и завести подобный стенд в КОАППе, справедливо полагая, что раз люди заимствуют изобретения Природы, то и созданиям Природы не грех воспользоваться иногда изобретениями людей. Но из-за чрезмерной занятости до реализации этой идеи как-то не доходили ласты… И вот сейчас он решил, что час пробил: вопиющий прецедент с птицей-Носорогом — весьма подходящий повод для того, чтобы осуществить наконец давнее свое намерение. Кашалот ни минуты не сомневался, что если выставить самодурство пернатого домашнего тирана на всеобщее обозрение, это вызовет резонанс и будет способствовать облагораживанию нравов.
— Только прежде чем рисовать карикатуру, выясните сначала, как эта птица выглядит, — посоветовал он на всякий случай птице-Секретарю: вдруг сама не догадается?
— Да чего тут выяснять-то, — вмешалась Сова, — обыкновенно выглядит: клюв огромадный, книзу загнутый… Ты лучше вот чего скажи: донос-то этот кто написал?
Кашалот глянул в конец бумаги, которая уже вернулась к нему и снова лежала на председательском пне, и сообщил, что под заявлением стоит подпись «Доброжелатель».