Он описал широкий круг, обогнул край ямы, упиравшийся в высокий холм, скатился по склону и зашел на противника с тыла.
Страха Денис не испытывал — только охотничий азарт. Карабкаясь по-пластунски в засохших бурьянах, он подошел к краю траншеи и собирался осторожно заглянуть вниз, маскируясь за архиколючим кустом шиповника, но нарвался на очередь. Он сумел отпрянуть в последнее мгновение, одна пуля разодрала куртку на левом плече. Тут же он свесил руку вниз и выпустил наудачу целую обойму и сразу откатился на несколько метров в сторону. Плечо ощутимо кольнуло — видно, все-таки его задело. Секунд сорок все было тихо. Денис отполз еще на несколько метров, сменил обойму и стал прикидывать, что делать дальше: спрыгнуть вниз — рискованно, оставаться на месте — бессмысленно. В это время раздались два выстрела несколько в стороне — там, где, очевидно, залег Демидыч. Забыв обо всем, Денис сиганул в траншею, стреляя перед собой.
Метрах в десяти, прямо под тем кустом шиповника, лежал убитый им минуту назад фээсбэшник. Над левой бровью — аккуратная дырка. Денис представил себе развороченный затылок, и ему стало нехорошо. Стараясь не смотреть на покойника, он рванул вперед, держа пистолет в полусогнутой руке на уровне груди. За поворотом траншеи — никого. У противоположного края его поджидал Демидыч, он был цел и невредим.
— Ушел гад, — сообщил он раздосадованно, — я не стал стрелять, хотя мог его снять. А он, козел, дважды в меня пальнул. Где второй?
— Там. — Денис махнул рукой за спину. Только теперь он осознал, что убил сотрудника ФСБ при весьма сомнительных обстоятельствах. Пусть это была самооборона, все равно история эта может выйти ему боком.
И не ему одному.
Турецкий надел наушники и проверил магазин своего табельного «Макарова». Далеко впереди белела мишень. В соседней кабинке Грязнов пытался показать класс: стрелял с двух рук по двум мишеням одновременно. Получалось у него, в общем, неплохо, хотя пули ложились слишком далеко друг от друга. Турецкий решил взять кучностью. Он высадил всю обойму — пулевые отверстия образовали сплошную дыру размером с пятирублевую монету.
— Круто? — осведомился он, когда мишени подъехали к стрелкам.
— На спор, выстреливаю любую фигуру, — завелся Грязнов, видимо, не удовлетворенный своими результатами, — или давай лучше в крестики-нолики.
Он вытащил из кармана маркер и начертил на мишени сетку 20 на 20 сантиметров. Бросили монетку, Грязнову достались нолики и право первого хода. Едва прищурившись, он виртуозно уложил пять пуль в кружочек в правом верхнем углу сетки.
Турецкий вскинул пистолет с намерением заблокировать центр поля, тщательно прицелился и нажал на спуск. Но в момент выстрела его вдруг что-то толкнуло в сторону, как будто несильный хук слева. Пули веером ушли в потолок, в ушах раздался грохот, а наушники оказались на полу, и как они умудрились свалиться с головы, было непонятно.
— Мазила, — обрадовался Грязнов.
Турецкий поднял наушники и с удивлением обнаружил аккуратную сквозную дырочку в правом, как раз параллельно поверхности щеки.
— Славка! Или я рехнулся, или в меня стреляли.
— Горазд ты сочинять объективные причины для собственных промахов. Стреляй уже!
— Смотри, недоверчивый ты мой. — Турецкий продемонстрировал другу наушники, и они оба растерянно оглянулись.
В тире больше никого не было. Стреляли они в подвале ГУВД, и мероприятие не было запланировано заранее. Просто осточертело все. Гэбэшники, ротозеи из региональных органов, тут еще Денис в переделку попал, да и перспектива по новой углубляться в дело Невзорова тоже не радовала. Решили разрядиться.
Разрядились, называется.
Грязнов стрелой метнулся осматривать все закоулки, которых, как таковых, собственно, и не было, никаких средневековых тайных ниш за коврами и даже окна, через которое мог стрелять снайпер. Турецкий заглянул в каморку, где спокойно попивал чаек добродушный пухленький смотритель тира Егорыч. Он тоже ничего не видел и ничего не слышал.
Примерно просчитав траекторию выстрела, Грязнов отыскал на полу сплющенную пулю, хотя таких там валялось предостаточно и с уверенностью утверждать, что эта — именно та, было невозможно.
— Славка, у тебя в штате нет случайно бестелесных сотрудников? Мы бы тогда сразу вычислили злодея…
— А может, рикошет? Может, это ты сам в себя?
— Или мы слишком близко подобрались к кому-то. Кто-то занервничал.
— Тогда почему не добил? Ведь мог же добить. Одним выстрелом больше, одним меньше…
— Слава, ты уверен в этом Егорыче, мог он купиться?
— Купиться он может и мог бы, но пальнуть и ускакать козликом, так, чтобы мы не заметили, вряд ли. Ему же уже за шестьдесят.
— Да, тут ты прав. И из-за угла стрелять не могли, судя по дырке. Убийца стоял прямехонько у меня за спиной.
— Так почему не попал?
— А ты хотел, чтобы попал?
— Нет. Наверное…
— Наверное?!
— Смотри, у тебя голова, как у лошади, а стреляли с пяти шагов, не больше, ты что, маятник качал?
— Не помню, может, отклонился.
В тир вбежал молоденький дежурный лейтенант.
— Вячеслав Иванович! Вам звонят из Генпрокуратуры, сказали, очень срочно.
— Это не ты звонишь? — поинтересовался Грязнов у Турецкого.
— Не-а.
— Значит, Костя.
Пока они поднялись в кабинет Грязнова, Меркулов уже отключился, но секретарша записала все, что он хотел передать: «Оба! Срочно!»
Меркулов встретил их долгим осуждающим взглядом, заканчивая телефонный разговор, и взглядом пригласил садиться.
— Меня только что вызывали в администрацию Президента…
Турецкий и Грязнов молча ждали, что Костя скажет дальше. Только ради того, чтобы пожаловаться на очередной клистир со стороны начальства, он не стал бы требовать их срочно, да еще вдвоем.
— Вы для себя решили, вообще, Невзоров был хороший или плохой?
— Хороший, — кивнул Турецкий.
— Плохой, — возразил Грязнов.
— Неоднозначный, — уточнил Турецкий.
— Ясно, — вздохнул Меркулов. — Очень сжато изложите, что у нас есть сегодня по этому делу.
— Новый взгляд?
— Наираспоследнейший.
— Невзоров проник в суть и свойства «Кремлевской команды», и за это его убили, а после и его друга, который шел по его стопам. Когда в него стреляли, он как раз собирался доложиться своему гэбэшному начальству, — высказался Турецкий, они с Грязновым как раз накануне обсуждали сведения, выуженные из папки Ожегова.
— Или наоборот: он продался той же «Кремлевской команде» с потрохами, и его замочили хорошие «кроты», чтобы он их не выдал, — продолжал настаивать на своей точке зрения Грязнов.
— Подведем итоги: в одном вы солидарны, «Кремлевская команда», как ее ни называй, существует и Невзоров каким-то образом был с ней связан. И кто у нас кандидат номер один на роль руководителя этой структуры?
— Фроловский, — выдохнули сыщик и следователь.
— Аргументы?
— Он значится первым номером в расшифрованном списке, — напомнил Турецкий, — напротив него — самая крупная сумма… И если это действительно он, то как человек, обладающий огромной властью и информацией, способный реагировать на малейшие наши телодвижения, Фроловский представляет собой чрезвычайную опасность.
— Хм, — сказал Меркулов.
— И потом, в Турецкого час назад стреляли, — вскользь сообщил Грязнов.
— Та-а-ак, — протянул Костя. — Почему не доложились?
— Так ты сам не дал. Сразу начал про администрацию. Что там, кстати, было?
— Кто стрелял? Где? И почему ты жив? — пропустил вопрос мимо ушей Меркулов.
— Еще один сердобольный, — возмутился Турецкий, — все вы моей смерти хотите!
— В тире стреляли. Кто — неизвестно. Миллиметраж классный: чуть левее, и через Сашкину башку на звезды смотреть было бы можно.
— И как это связано с данным расследованием?
— А с чем это еще может быть связано? Других серьезных дел у меня сейчас нет. По крайней мере, таких, где подозреваемые имели бы тяги везде и всюду. Не с крыши же кирпич уронили. Это любой дурак мог бы. А в милицейских подвалах, в присутствии самого врио начальника МУРа — это особая, редкая наглость нужна.
— А Фроловский, значит, и есть человек, обладающий той самой редкостной наглостью?
— В тихом омуте… — прокомментировал глубокомысленно Грязнов. — Я, конечно, не спец, это вот Сашка с ним коньяки распивал.
— Это странно, — задумчиво произнес Меркулов. — Фроловский не псих и не маньяк, значит, если даже почувствовал, что земля под ним нагревается, в первую очередь попробовал бы уговорить, купить, шантажировать, наконец. Что-то подобное имело место?
— Нет, — пожал плечами Турецкий. — Ты зачем нас звал-то, Костя?
— Я выяснил, что Невзоров был каким-то образом завязан на Германию. Он сотрудничал в нашем торгпредстве в Мюнхене, и прежде чем спускать собак на премьера, советую вам сначала проработать эту линию. Либо она нас выведет на того же Фроловского, либо…
— Либо выяснится, что его застрелили немецкие шпионы и диверсанты, — закончил мысль Грязнов.
— Кроме того, возбуждаем дело по факту покушения на обожаемого А. Б. Турецкого.
…Разрабатывать связи Невзорова в Германии можно было тремя способами. Напрячь старого знакомого Питера Реддвея, попросить его поделиться слухами вокруг русских в Мюнхене. Реддвей руководил специальным международным учебным центром, можно сказать, антитеррористической академией, созданной по инициативе президентов США и России и канцлера ФРГ и действующей под непосредственным контролем ООН и в контакте с НАТО. Неофициально заведение называлось «Пятый левел» — пятый уровень, и располагалось как раз в Южной Баварии, в Гармиш-Партенкирхене. Турецкий два месяца работал у Реддвея — читал лекции, сошелся с ним и даже воспользовался его обширными связями, расследуя дело о серии убийств в Российской государственной библиотеке. Связи у Реддвея действительно были более чем обширные: он фактически занимал пост, приравненный ни много ни мало к заместителю директора ЦРУ США. Иметь таких друзей всегда полезно, тем более что Питер, по классификации Турецкого, относился к категории мужиков стоящих и понимающих и был к тому же абсолютно не заносчив. Турецкий и сам неожиданно оказался Реддвею весьма полезен: тот на полном серьезе коллекционировал русские идиомы и памятники коммунально-бытовой культуры советского периода. Турецкий же, просто по праву рождения, являлся экспертом в этих вопросах.