Негласной колонией США Куба оставалась до января 1959 года, когда ей удалось обрести независимость. С тех пор она является объектом масштабных террористических войн, которые против нее ведут США, и подвергается с их стороны экономическому удушению, причем совсем не из-за русских.
Повод всегда был один – «защита Соединенных Штатов от русской угрозы». Это объяснение, в общем случае, принималось без возражений. Простейшей проверкой стала позиция, которую США заняли по отношению к острову после того, как любая мыслимая угроза со стороны России исчезла: американская политика на Кубе, проводимая либеральными демократами во главе с Биллом Клинтоном, обошедшим Буша с правого фланга на выборах 1992 года, стала даже жестче. Эти события, казалось бы, должны были существенно повлиять на аргументацию в рамках определяемых доктриной дискуссий о внешней политике и факторах, которые ею движут. Но это влияние оказалось очень незначительным.
Вирус национализма
Действительную суть внешней политики Соединенных Штатов Генри Киссинджер выразил, когда назвал независимый национализм «вирусом», способным «понести заразу дальше»[377]. В тот момент Киссинджер говорил о Чили Сальвадора Альенде, а «вирусом» считал идею о возможности существования парламентского пути, ведущего к той или иной форме социалистической демократии. Чтобы избавиться от этой угрозы, «вирус» следовало уничтожить, а тем, кто мог им заразиться, сделать прививку, как правило путем создания режимов, в которых главную роль играют силы национальной безопасности. Это было реализовано в случае с Чили, но здесь важно признать, что от данной теоретической модели во всем мире никто не отказался и по сей день.
К примеру, эта же модель легла в основу принятого в начале 1950-х годов решения подавить вьетнамский национализм и поддержать Францию в ее усилиях по возвращению бывшей колонии – из страха, что вьетнамский национализм может стать «вирусом», который распространит заразу по окружающему региону, включая богатую ресурсами Индонезию. В итоге Япония могла бы даже стать промышленно-торговым центром нового, независимого мирового порядка и создать ту самую империю, ради которой еще совсем недавно приложила столько усилий. Средство представлялось предельно ясным и в немалой степени успешным. Вьетнам был практически уничтожен, а по периметру его окружило кольцо военных диктатур, препятствующих дальнейшему распространению опасного «вируса».
В тот период это было справедливо и для Латинской Америки: там «вирусы» один за другим подвергались нападениям, которые либо разрушали заразу, либо ослабляли до такой степени, что «вакцинированным» странам не оставалось ничего другого, кроме как тихо прозябать. С начала 1960-х годов по континенту прокатилась беспрецедентная за всю историю полушария волна репрессий и насилия, в 1980-х достигшая Центральной Америки, но эту тему здесь мы рассматривать не будем.
То же самое справедливо и для Ближнего Востока. Исключительные отношения Соединенных Штатов с Израилем в их нынешнем виде установились в 1967 году, когда еврейское государство нанесло сокрушительный удар по Египту, на тот момент слывшему центром светского арабского национализма. Поступив таким образом, оно защитило союзника США Саудовскую Аравию, вовлеченную в военный конфликт в Египте в Йемене. Саудовская Аравия, бесспорно, представляет собой самое экстремистское государство, в основе которого лежит исламский фундаментализм, но также и государство миссионерское, тратящее огромные суммы на распространение своих ваххабистско-салафистских доктрин далеко за пределами страны. Здесь стоит вспомнить, что Соединенные Штаты, как Великобритания до них, тяготели к поддержке радикального исламского фундаментализма, противопоставляя его светскому национализму, который, как считалось до недавнего времени, несет в себе более значимую угрозу независимого развития и дальнейшего распространения этого «вируса».
Важность секретности
Сказать можно еще очень многое, но исторические хроники недвусмысленно показывают, что стандартная доктрина лишена особых достоинств. Безопасность в обычном смысле этого слова отнюдь не является первостепенным фактором в формировании политики.
Повторим сразу: в обычном смысле этого слова. Но, оценивая стандартную доктрину, мы должны задаться вопросом о том, что понимается под термином «безопасность»: о какой именно безопасности идет речь?
Один из возможных ответов звучит так: о безопасности государственной власти. Свидетельств тому множество. Например, в мае 2014 года Соединенные Штаты согласились поддержать резолюцию Совета Безопасности ООН, призывавшую Международный уголовный суд расследовать военные преступления в Сирии, но с одним условием: не распространять следствие на возможные злодеяния Израиля[378]. Или самого Вашингтона, хотя эту оговорку можно и не делать, поскольку Соединенные Штаты, единственные в своем роде, в одностороннем порядке пользуются иммунитетом от международной правовой системы. Конгресс даже одобрил закон, разрешающий президенту применять военную силу для «спасения» любых американцев, которых доставят для суда в Гаагу. В Европе этот закон порой называют «Законом о вторжении в Нидерланды»[379]. Кажется, это демонстрирует, насколько важна безопасность государственной власти.
Но от кого же все-таки ее защищать? По сути, есть самые веские основания полагать, что первейшая задача правительства сводится к защите государственной власти от народа. Каждый, кто провел немало времени, копаясь в архивах, знает, что правительственный гриф секретности очень редко обусловлен соображениями безопасности, однако эффективно держит в неведении простых граждан. Для этого есть веские причины, которые вразумительно объяснил известный либеральный ученый и правительственный советник Сэмюэл Хантингтон.
Он сказал так: «Архитекторы власти в Соединенных Штатах должны создать силу, которую можно чувствовать, но нельзя видеть. Власть сильна, только когда остается в тени; на солнце она начинает испаряться»[380].
В 1981 году, когда «холодная война» вновь стала набирать обороты, он добавил: «Вы можете представить вторжение или любой другой акт военной агрессии так, чтобы составить ложное впечатление борьбы с Советским Союзом. Именно это Соединенные Штаты и делают со времен одобрения доктрины Трумэна»[381].
Столь простые истины мало кто признает, хотя они помогают понять принципы государственной власти и политики, актуальные и сегодня.
Государственную власть надо защищать от внутреннего врага; при этом сами простые граждане не могут обезопасить себя от государственной власти. Поразительным примером является радикальная атака на Конституцию со стороны администрации президента Обамы, которая рьяно взялась за реализацию программы массового наблюдения и слежки. В качестве оправдания конечно же выступили соображения «национальной безопасности». Впрочем, в политике это самое обычное дело, поэтому ничего нового мы не узнали.
Когда о программе слежки в своих откровениях поведал Эдвард Сноуден, высокопоставленные чиновники тут же сообщили, что благодаря ей удалось предотвратить пятьдесят четыре террористических акта. Но как только был направлен соответствующий запрос, количество терактов снизилось до дюжины. Затем экспертная группа высокопоставленных правительственных чиновников выяснила, что на самом деле такой случай был всего один: кто-то послал в Сомали 8500 долларов[382].
Любопытна позиция Великобритании: по сообщениям газеты Guardian, в 2007 году британское правительство призвало вашингтонское шпионское агентство «перехватывать и анализировать своей сетью любые мобильные номера, факсы, сообщения электронной почты и IP-адреса британских граждан»[383]. Это весьма полезное свидетельство того, что неприкосновенность личной жизни в глазах правительства обладает очень и очень ограниченной значимостью.
Еще одна проблема заключается в безопасности частного сектора. В качестве иллюстрации можно привести глобальные соглашения – трансатлантические и транстихоокеанские, – по которым в настоящее время ведутся переговоры. Ведутся «тайно», но все же не до конца. Для сотен корпоративных юристов, разрабатывающих подробные условия, никакого секрета они не представляют. Что получится в результате, догадаться нетрудно, а некоторые утечки позволяют предположить, что такого рода ожидания верны. Подобно NAFTA и другим подобным договорам, они не имеют отношения к свободной торговле. По сути, это даже не торговые соглашения, а главным образом договора о правах инвесторов.
Секретность здесь, опять же, критически важна для того, чтобы защитить главный внутренний электорат стран-участников: корпоративный сектор.
Последний век человеческой цивилизации?
Существуют и другие примеры – слишком многочисленные, чтобы их перечислять, – о которых в свободном обществе надо рассказывать еще в начальной школе.
Иными словами, существует масса свидетельств того, что защита государственной власти от собственного населения, равно как и защита власти частного сектора, являются главными движущими силами при формировании политики. Конечно же все не так просто. Существуют довольно любопытные примеры, в том числе из современной жизни, когда эти магистральные линии конфликтуют между собой, но данный принцип можно с полным основанием считать неплохим первым приближением, радикально отличающимся от общепринятой стандартной доктрины.
Давайте обратимся к другому вопросу: а как насчет безопасности населения? Можно без особого труда продемонстрировать, что при формировании властями политики эта проблема отодвигается на последний план. Взять два самых ярких современных примера – глобальное потепление и ядерное оружие. Любой грамотный человек наверняка знает, что они представляют собой две действительно страшные угрозы для населения. Но, обратившись к государственной политике, мы обнаружим, что правительство прилагает массу усилий, чтобы каждую из них еще больше усугубить в угоду решения своих первостепенных задач по защите государственной власти и власти частного сектора, в значительной степени определяющего государственную политику.