т дорогу к сближению ИГИЛ с Аль-Каидой и созданию террористической силы, беспрецедентной по размерам, масштабу деятельности, возможностям, амбициям и ресурсам»[609].
Полк ссылается на трактат о методах ведения войны, написанный Генрихом Жомини под впечатлением поражения Наполеона от рук испанских повстанцев, – этот трактат стал настольной книгой для многих поколений слушателей Военной академии в Вест-Пойнте. Жомини отмечал, что подобное вмешательство, как правило, оборачивается «противоборством взглядов» и почти всегда ведет к «гражданской войне», если и не с самого начала, то в ходе борьбы, подчиняясь описываемой Полком динамике. Жомини заключает, что «военачальники регулярных армий не должны прислушиваться к советам втягиваться в подобные войны, которые они все равно проиграют», а если и добьются успеха, то лишь на короткий срок[610].
Внимательный взгляд на Аль-Каиду и ИГИЛ свидетельствует о том, что Соединенные Штаты и их союзники в точности следуют намеченному этими террористическими организациями плану игры. Их цель заключается в том, чтобы «как можно активнее и глубже втягивать Запад в трясину», «постоянно вовлекать Соединенные Штаты и Запад, изнуряя их, в затяжные военные авантюры на территории других государств», при этом расшатывая общество у них дома, заставляя тратить ресурсы, повышая уровень насилия и запуская процессы, которые описывает Полк[611].
Скотт Этрен, один из самых проницательных специалистов по джихадистским движениям, подсчитал, что «для осуществления терактов 11 сентября 2001 года потребовалось от 400 000 до 500 000 долларов, в то время как на военный ответ и обеспечение мер безопасности Соединенным Штатам потребовалось в 10 миллионов раз больше. С точки зрения чистого соотношения прибылей и затрат, это движение насилия оказалось в высшей степени успешным, превысив даже первоначальные ожидания бен Ладена. Причем успех будет развиваться и в будущем. В этом в полной мере и заключаются асимметричные боевые действия в стиле джиу-джитсу. В конце концов, кто может претендовать на то, что мы стали лучше, чем раньше, или что опасность пошла на спад? А если мы и дальше будем размахивать кувалдой, молча следуя написанному джихадистами сценарию, то самым вероятным следствием этого станет еще более агрессивный джихадизм, привлекательность которого во многих регионах повысится. Имевшие место события, полагает Этрен, «должны побудить к изменению стратегии нашего противодействия».
Американцы помогают Аль-Каиде и ИГИЛу, следуя директивам террористов; взять, к примеру, республиканца Теда Круза, большого любителя ковровых бомбардировок. Или же представителя противоположного конца политического спектра Томаса Фридмана, ведущего колумниста New York Times по Ближнему Востоку и международным отношениям, который в 2003 году посоветовал Вашингтону, как надо воевать в Ираке, во время шоу Charlie Rose: «Там появилось некое образование, которое я назвал бы террористическим пузырем… Все что от нас требовалось – это отправиться в этот уголок света и пузырь проткнуть. По сути, нам надо было туда слетать, взять очень большую палку и проткнуть ею пузырь. И сделать это был только один способ… Им надо было видеть только одно: американских девушек и парней, которые ходят от дома до дома на пространстве от Басры до Багдада… Что из этого предложения вам, по сути, непонятно? Думаете, нам есть дело до открытого общества? Думаете, мы оставим этот причудливый пузырь в покое? Да ни хрена подобного. Так-то. Вот о чем, Чарли, была та война»[612].
Они им покажут, этим моджахедам.
Глядя вперед
Этрен и другие внимательные наблюдатели в основном сходятся во мнениях касательно установок на будущее. Для начала мы должны признать то, что нам с такой очевидностью демонстрируют скрупулезные исследования: те, кого привлекает джихад, «испытывают неодолимую тягу к своей истории и традициям с их собственными героями и моралью; и Исламское государство, каким бы бесчеловечным и отвратительным оно ни выглядело не только в наших глазах, но и в глазах большей части арабского, мусульманского мира, напрямую обращается к этим устремлениям… Сегодня большинство террористов-смертников вдохновляются не Кораном, а захватывающим трепетом и призывом к действию, которые обещают славу и уважение со стороны друзей». По сути, очень немногие джихадисты знакомы с исламскими текстами и теологией, если, конечно, таковые вообще есть[613].
Лучшей стратегией, советует Полк, стала бы «международная программа, ориентированная на благополучие и удовлетворяющая ряду психологических требований… способная снизить градус ненависти, на которую опирается ИГИЛ. Ее элементы нам четко определены: общие потребности, компенсация за предыдущие преступления, призыв начать все сначала»[614]. «Тщательно сформулированные извинения за совершенные ранее злодеяния, – добавляет он, – обойдутся недорого, но сделают очень многое». Такого рода проект можно реализовать в лагере для беженцев или же «в трущобах пригородов Парижа», где, как пишет Этрен, команда его исследователей «повсеместно выявила терпимое отношение, а то и поддержку ценностей ИГИЛ». Еще больше можно сделать посредством истинной приверженности дипломатии и переговорному процессу, отказавшись от практики рефлекторного использования насилия.
Далеко не последним по значимости был бы достойный ответ на «кризис беженцев», долго назревавший и в 2015 году с силой всколыхнувший всю Европу. Это, по крайней мере, означало бы резкое увеличение гуманитарной помощи лагерям беженцев в Ливане, Иордании и Турции, где обездоленные беженцы из Сирии едва сводят концы с концами. Впрочем, данная проблематика этим вопросом не ограничивается и дает нам неприглядную картину государств, называющих себя «просвещенными», которая должна послужить нам стимулом к действию.
Есть страны, такие как Соединенные Штаты и, чуть в меньшей степени, Великобритания и Франция, массовая агрессия которых порождает потоки беженцев. И есть страны, которые эти потоки, включая жертв агрессии Запада, у себя принимает, такие как Ливан (явный чемпион по количеству беженцев на душу населения), Иордания, Сирия (пока в ней самой не началась война) и ряд других в этом регионе. Есть также страны, которые, с одной стороны, порождают потоки беженцев, а с другой – отказываются у себя их принимать, причем не только с Ближнего Востока, но и с собственного «заднего двора», по ту сторону своей южной границы. Странная картина, наблюдать которую весьма и весьма неприятно.
Если говорить честно, то поколение беженцев уходит своими корнями в куда более ранний этап истории. Ветеран ближневосточной журналистики Роберт Фиск сообщает, что на одном из первых видеороликов, подготовленных Исламским государством, «фигурировал бульдозер, сносивший песчаный бруствер, знаменующий собой границу между Ираком и Сирией. Когда машина разрушила земляную насыпь, камера выхватила написанную от руки вывеску со словами “Конец соглашению Сайкса – Пико”».
Для жителей региона соглашение Сайкса – Пико является ярчайшим символом жестокости и цинизма западного империализма. Тайком договорившись во время Первой мировой войны, британец Марк Сайкс и француз Франсуа Жорж-Пико, ради достижения собственных целей, поделили регион на несколько искусственных государств, совершенно презрев интересы живущих там людей, в нарушение обещаний, данных во время войны, чтобы побудить арабов примкнуть к военным действиям союзников. Этот договор отражал практику европейских государств, сходным образом разорившую Африку. «Она превратила спокойные, пусть даже относительно, провинции Оттоманской империи в самые нестабильные и взрывоопасные в международном плане государства в мире»[615].
С тех пор Запад неоднократно вторгался в Африку и на Ближний Восток, разжигая конфликты, повышая градус напряженности и сея хаос, сотрясающий народы. Конечным результатом стал «кризис с беженцами», который невинный Запад едва в состоянии вынести. Германия в этой ситуации выступила в роли совести Европы, приняв на первом этапе (но не потом) почти миллион беженцев – в одну из богатейших стран мира с населением в 80 миллионов человек. На контрасте с ней бедная страна Ливан приняла порядка 1,5 миллиона беженцев, что составляет четверть ее собственного населения, и это в дополнение к миллиону палестинских беженцев, зарегистрированных БАПОР и, по большей части, являющихся жертвами израильской политики.
Кроме того, Европа стонет от наплыва беженцев из стран, которые она же и разорила в Африке – не без помощи США, что подтвердят в том числе жители Конго и Анголы.
Теперь Европа пытается подкупить Турцию (принявшую у себя два миллиона беженцев из Сирии), чтобы убрать тех, кто бежит от ужасов войны, подальше от своих границ. В этом она поступает точно так же, как США, оказывающие давление на Мексику, чтобы та не подпускала к американской границе всех, кто спасается от последствий развязанной Рейганом Глобальной войны с террором, равно как и жертв катастроф более позднего периода, включая военный переворот в Гондурасе, который во всем белом свете объявил законным один лишь Обама и который (переворот) породил самые отвратительные ужасы во всем регионе[616].
Ответ США на кризис с сирийскими беженцами не подлежит описанию словами, по крайней мере теми, что приходят мне в голову.
Возвращаясь к нашему первоначальному вопросу «Кто правит миром?», мы также могли бы задать и другой: «Какие принципы и ценности правят миром?» В первую очередь он должен звучать в головах граждан богатых и могущественных государств, пользующихся доставшейся им в наследство широчайшей свободой, а также привилегиями и возможностями, которые достались им благодаря борьбе предшественников, – перед ними сейчас стоит судьбоносный выбор: им надо решить, как реагировать на вызовы, обладающие огромным значением для всего человечества.