– Я знаю, что сегодня выхожу замуж! – выпаливаю я, поскольку моей единственной защитой остается нападение. Мама бледнеет, как полотно. – Выяснила это два часа назад. Разве не удивительно, что я на взводе?
Мама отступает назад, как-то сразу обмякнув.
– Кто тебе сказал? – шепчет она.
Алису мне подставлять нельзя.
– Подруга написала мне по электронке, что не сможет прийти, потому что у нее что-то стряслось. Она, наверное, думала, что пишет Марку, но письмо пришло на мой ящик.
Мама на мгновение закрывает глаза:
– Я же говорила ему, что ничего не получится. Кто-нибудь совершит дурацкую ошибку вроде этой. Ах, бедный, бедный мальчик – как это его потрясет. А он так старался.
– Ему необязательно это знать, – замечаю я. – Я смогу все разыграть, если ты не помешаешь.
– У вас там все нормально? – раздается снизу голос Алисы.
Я хватаю маму за руку.
– Никому ни слова. Обещаешь? – спрашиваю я, прекрасно понимая, что это глупо – требовать прочности у карточного домика, выстроенного на песке в разгар шторма. Мама – самый необязательный человек из всех, кого я знаю.
Она в несвойственной себе манере прикусывает губу, а потом выпрямляется с гордым видом.
– Ни словом, ни духом. – Глаза сверкают так, словно она бросает мне вызов: усомнюсь ли я в ее словах. – Пока мне удавалось успешно хранить тайну. Теперь иди вниз и расскажи все Алисе. Я спущусь через минуту.
Я киваю и торопливо бегу исполнять приказание. Алиса ждет в коридоре, и я с силой вталкиваю ее в гостиную.
– Да знаю я, знаю! – восклицает она, не успеваю я рта раскрыть. – Я не подумала, у меня само с языка сорвалось. Ты договорилась увидеться с Ричем, потому что Марк в отъезде? Ты пришла в ужас, что мы его тут застукаем?
Я секунду молчу, а потом раздраженно бормочу:
– Конечно же, нет!
Сестра скептически смотрит на меня:
– А мне до сих пор очень жаль. Если честно, сегодня я сама не своя. Надеюсь, ты хочешь, чтобы церемония состоялась? – Она качает головой. – А ведь они с Лу тоже там будут! Но я больше ничего не скажу. Если не успокоюсь, то не пройдет и часа, как я всем проболтаюсь.
– Спасибо. А я разберусь с его присутствием там, ладно?
– С чьим это присутствием? – раздается у нас за спиной веселый голос.
Мы обе резко оборачиваемся и видим стоящую на пороге Имоджен. Алиса, верная своему обещанию, снова выступает вперед.
– Ой, привет! – раскованно начинает она. – Софи волнуется, что Марк не успеет прилететь из Берлина к началу банкета.
– Успеет, – беспечно отвечает Имоджен, входя в комнату.
Она при полном макияже и безукоризненной прическе. В легком платье до пола и туфлях на каблуках, а в руках корзина, похожая на мамину. Она очень напоминает Дороти, только без Тото, лет тридцати пяти, слишком худощавую и с заметными тенями под глазами, проступающими сквозь слой искусно наложенного тонального крема.
– С днем рождения, Софи! Я тут тебе кексик испекла к юбилею! – Имоджен запускает руку в корзину и вытаскивает оттуда ярко-розовый кекс, на верху которого помещается огромный ярко-оранжевый цветок из сладкого теста. Он похож на рисунок Ричарда Харгривза. Она осматривает его, прежде чем протянуть мне.
– Спасибо. – Я беру кекс, чувствуя себя так, словно мне врезали по голове бейсбольной битой, и никто этого не заметил.
– Знаю, что ты думаешь, – с гордостью произносит Имоджен. – Но здесь на самом деле лишь двухмерная уилтоновская формочка и стандартный мешочек.
Алиса пристально смотрит на нее:
– Уверена, что она думает совсем не об этом.
Позади нас появляется мама, снова спокойная, хладнокровная и собранная.
– Здравствуй, дорогая! – Она целует Имоджен, потом глядит на часы. – Значит, ты все-таки не выехала тогда, когда сказала?
Сестра краснеет и объясняет:
– Лайза потянула спину, а поскольку мы теперь ее работодатели, нам приходится оплачивать ей больничный. Это означает, что приходящую няню я себе позволить не могу. Эд целый день присматривает за Эви в одиночку. Мне пришлось все им там организовать, прежде чем я смогла выехать.
– Я вовсе тебя не упрекаю, Имоджен, – беззаботно говорит мама. – Просто отмечаю. Как прекрасно, что Эд целый день за ней присматривает. Ты храбрая. – Имоджен пожимает плечами, но мама уже отворачивается и внезапно замечает у меня в руке кекс. – Не надо, – цедит она. – Положи-ка его.
Я молча протягиваю кекс Алисе, и та начинает его жевать.
– Мы же хотим потом влезть в вечернее платье, так ведь? – Мама со значением смотрит на меня и театрально подмигивает, но, к счастью, никто больше этого не замечает: Алиса слизывает с пальцев глазурь, а Имоджен яростно набирает эсэмэску Эду.
Больше всего на свете мне хочется улизнуть от них всех, чтобы обо всем подумать. Должно быть нечто такое, что я смогу сделать…
– Софи! – Мама берет меня под локоток, словно я инвалид, прежде чем подвести к дивану. – У нас для тебя небольшой подарок. Мы устроили визит очень милой дамы к тебе домой, чтобы она провела с тобой сеанс терапии. Типа детоксикации. Хорошо очищает организм. – Внезапно звонит дверной звонок. – Наверное, она, – лучезарно улыбается мама. – Тебе нужно успеть на автобус.
Я понятия не имею, о чем она говорит, какой автобус? Где? Я тупо таращусь на нее.
– Ты прямо вцепилась в сумочку! Поставь ее и постарайся расслабиться. – Мама с нажимом произносит последние слова, прежде чем повернуться к моей сестре. – Имоджен, пожалуйста, пойди и открой дверь.
Я оглядываюсь по сторонам, решая, куда безопаснее всего пристроить письмо. Не хочу терять его из виду. Не могу рисковать. Я продолжаю держать сумочку, когда в комнате вновь появляется Имоджен с огромным букетом цветов и сообщает:
– Это не она!
– Ой! – хором восклицают мама и Алиса. – Какой же Марк молодец, – с одобрением добавляет мама, отчего я краснею.
Имоджен протягивает мне букет из белых лилий и хризантем, и я ставлю сумочку у ног, чтобы открыть конверт и прочитать карточку.
– Я люблю тебя, Софи-и-и, – подначивает меня Алиса, глядя, как я читаю карточку. – Ты такая краси-и-и-вая.
Но на карточке вообще ничего не написано. Она совершенно чистая. Я смущенно переворачиваю ее, разглядываю конверт. На нем просто напечатано: «Софи Гарденер». Я перевожу взгляд на Имоджен:
– С цветами больше ничего не было?
– Нет, – качает головой она и смотрит на лилии. – Похоронные какие-то цветочки!
– Имоджен! – кричит Алиса. – Что ты несешь?
– Все знают, для чего предназначены белые лилии.
– А я вот не знала. Просто красивые цветы.
– Нет, она права. Лилии действительно похоронные цветы. И хризантемы, – подтверждает мама.
– Наверное, там что-то еще. – Я начинаю рыться в целлофановой обертке, а Имоджен принимается что-то набирать в телефоне, после чего восклицает: – Ха! Видишь, Алиса? Я все-таки права. – Она зачитывает вслух: – «Лилии являются символом смерти, и в свое время их возлагали на могилы молодых невинных девушек». – Имоджен ненадолго умолкает, очевидно, в ожидании загрузки следующей страницы. – «В Европе, включая Францию, Италию и Испанию, хризантемы приносят только на похороны. Также в Китае и Японии белые хризантемы символизируют оплакивание усопших, в то время как в других странах они обозначают честность».
– Прочитай-ка еще разок, – прошу я.
– Они обозначают честность.
– Нет, раньше.
Сестра удивлено смотрит на меня:
– Там, где сказано, что их приносят на похороны в Китае и Японии, а также в Испании и Франции?
Марк эти цветы не посылал. Это она их прислала.
И не нужно было подписывать карточку, Клодин! Я и так все прекрасно понимаю.
Глава 8
– Ты не заметила, что это был за флорист? – спрашиваю я у Имоджен как можно более спокойным тоном.
– Нет. Знаю, как грустно, когда неизвестно, кто их послал, но…
Я выдыхаю. Узнав название компании, я могла бы позвонить туда и выяснить данные об отправителе, хотя уверена, что он и так мне известен. Это в стиле Клодин: красиво упакованная угроза с изысканным ароматом. Похоронные цветы? Вот уж действительно жуткое подношение. И какие я должна сделать выводы из ссылки на «честность»? Она собирается сказать мне правду – или же знает, что я лгу.
– Ты не видела название компании на борту фургона или в квитанции, когда расписывалась за доставку?
– Он не просил меня нигде расписываться, – отвечает Имоджен. – Просто сказал: «Это для Софи Гарденер», и я взяла букет.
– Что? – кричу я. – Человек тебе их вручил? Как он выглядел?
– Ой, да не знаю я! – раздраженно бросает она. – Вряд ли он был симпатичный, иначе я бы заметила.
– Скажи мне точно, что он тебе говорил, – настаиваю я, стараясь не выдать волнения.
– Он сказал: «Доставка для именинницы».
У меня мурашки бегут по спине.
– Откуда он узнал, что у меня день рождения? Ты ему разболтала?
– Не помню. Может, и да. Я сказала: «Она не очень-то этому рада», а он ответил: «Ну, жизнь только начинается в сорок лет».
У меня во рту пересыхает. Опять эта фраза, последнее, что незнакомец сказал, прежде чем вышел из спальни. Это он. Я уверена, что это он.
Я бросаюсь к окну и быстро оглядываю улицу. Там лишь припаркованные на дорожках машины и ни одного отъезжающего автомобиля. Я поворачиваюсь, устало опускаюсь на диван и сразу все понимаю. Цветы – еще одно напоминание о том, что он держит свое слово, он где-то рядом и следит за мной…
«Действуйте четко по плану, потому что я в любое время смогу вас достать и сделать…» Я едва не роняю букет.
– Осторожнее! – резко вскрикивает мама. – Посыплется пыльца и запачкает ковер. Дай-ка их мне. – Я протягиваю ей букет. – Пойду поставлю цветы в вазу. – Она направляется в кухню.
– А я займусь угощением, – произносит Имоджен, подхватывая корзинку. – У тебя есть подставка для пирожных?
Если бы я думала, что Клодин способна на такое…
– Софи!
– Нет, извини, – отвечаю я,