Я напряженно встаю.
– Спасибо, Софи. Можете снова сесть. – Врач смотрит на меня оценивающим взглядом. – Как бы мне ни хотелось отпустить вас на день рождения, думаю, нам необходимо сделать компьютерную томографию.
– Врач со «Скорой» нам уже сказал, что травмы головы могут оказаться смертельными! – восклицает мама.
– Ничего подобного он не говорил, – замечаю я. – Доктор Форрестер просто досконально все проверяет.
Мама не обращает на меня внимания и умоляюще смотрит на врача.
– Вообще-то череп – замкнутый объем, так что, если внутри есть набухание, оказывающее давление на мозг, мы должны его выявить, – отвечает она. – Но ваша дочь права – я хочу исключить любые сомнения.
– А именно это представляет собой такую опасность? – не унимается мама. – Если набухание не рассасывается, мозг перестает нормально работать?
Доктор Форрестер чуть медлит с ответом.
– Да.
– О господи! – приходит в ужас мама. – Не надо было вообще позволять им вызвать на процедуру эту чертову девку! Это я виновата!
– Мам! Перестань! Конечно, ты ни в чем не виновата. Я поднялась и упала. Все образуется.
Мама сглатывает, и я понимаю, что она с трудом сдерживает слезы. Просто ужас какой-то.
Доктор смотрит на нас сочувственно:
– Мы все организуем, и через некоторое время к вам подойдут. И еще я попрошу, чтобы вам принесли пижаму, Софи.
– Спасибо. – Когда она исчезает, я поворачиваюсь к маме: – Вот видишь? «Через некоторое время». Меня же не сию секунду туда отправят? Если бы было что-либо серьезное, они бы так не тянули.
– Но ты же не успеешь выйти замуж! – возражает мама. – Гости уже собираются!
Черт побери, что же она станет делать, когда я совсем скоро исчезну? Мне нельзя оставлять ее одну в таком состоянии… Но выбора у меня нет. Я должна поехать в гостиницу – это не обсуждается. Я беру ее за руку.
– Не надо, мама, – прошу я. – Нет никакой твоей вины. А который час? – Я замираю в ожидании страшного ответа.
– Извини, ты права. Мне нужно успокоиться. – Она глядит на часы. Господи, да ее всю трясет! – Почти четверть восьмого.
Я холодею от страха. Надо бежать.
– Полагаю, когда приедет Марк, мы позвоним регистратору и спросим, возможно ли уговорить его немного подождать. – Мама откашливается. Я вижу, что она пытается успокоиться. – У них, наверное, больше нет таких поздних свадеб. Имоджен уже там, а Алиса могла бы вернуться, чтобы помочь ей. Если понадобится, они все объяснят гостям. Вопрос в том, чтобы сдвинуть все на несколько часов. А тебе на всякий случай не следует показывать Марку, что знаешь о свадьбе.
– Обещаю молчать.
– Хорошо. Теперь можно сбегать в туалет. – Мама с трудом поднимается. – Ты немного потерпишь? Или позвать сестру, чтобы ты не сидела здесь одна?
– Нет, все нормально.
Она отодвигает ширму.
– Мам, – быстро говорю я, – если меня увезут на томографию, пока ты отсутствуешь, дождись, когда я вернусь. Я уверена, что быстро они не сработают, но ты не волнуйся.
– Хорошо, – послушно говорит она, и я вдруг ощущаю себя родительницей, собирающейся улизнуть от играющих детишек, пока мой ребенок меня не видит.
Я гляжу, как мама идет по больничному коридору и задерживается у сестринского поста. Бога ради, мам! Я же просила ничего им не сообщать! Но потом она показывает на какую-то дверь, и я понимаю, что она просто спрашивает, где туалет. Как только мама исчезает за дверью, я встаю с кровати и хватаю сумку. Быстро поставив ее на постель, расстегиваю «молнию». Я не спускала с нее глаз с того момента, как мы сели в «Скорую», но не могу уехать, не проверив, на месте ли письмо, лежащее под платьем и туфлями.
Оно на месте.
Я закрываю сумку и делаю глубокий вдох. Ну вот, начинается. Подхватив сумку, я шагаю в сторону сестринского поста мимо других отсеков. Там царит суета, больные и их родственники беседуют с врачами. Кровь стучит у меня в ушах, сердце бешено колотится, но я уверенно поднимаю голову и не смотрю на сестру, только что говорившую с мамой. Да и она не поднимает головы. Сворачиваю налево и прохожу в двойные вращающиеся двери, следуя указателям на выход, и скоро попадаю в оживленный зал ожидания. На меня никто не обращает внимания, пока я шагаю к главному входу и в вестибюль, прежде чем выхожу на улицу.
Можно выдохнуть. Когда мама вернется, надеюсь, она подумает, будто меня увезли на томографию, и станет ждать. Даже если и спросит кого-нибудь, они решат, что я действительно на обследовании и не станут проверять. У меня по меньшей мере двадцать минут, а может, и больше, прежде чем до них дойдет, что я исчезла. Но нужно действовать быстрее, ведь без телефона я понятия не имею, который час.
Так, теперь надо поймать такси.
Я оглядываюсь, но, к своему удивлению, не обнаруживаю стоянки, и вдруг вспоминаю, что у меня с собой нет денег. Вот черт! Но как только я доберусь до места, кто-нибудь ведь обязательно за меня расплатится? Закусив губу и прижав к себе сумку с эксклюзивным платьем, баснословно дорогим браслетом и туфлями, я пытаюсь сообразить, что к чему. Ближайшая стоянка такси – у станции метро, но отсюда до нее минут десять-пятнадцать пешком. У меня такого времени нет.
Я едва не начинаю паниковать, когда из-за угла появляется такси, включает левый поворот и медленно тормозит. Я замечаю пассажира на заднем сиденье. Кто-то высаживается! Я приободряюсь. Автомобиль останавливается у тротуара, я подбегаю к нему и нависаю над задней пассажирской дверцей, пока та открывается и из нее выходит пожилая дама. Она лезет в сумочку за деньгами, а таксист опускает стекло. Дама протягивает ему хрустящую купюру, с которой не получает сдачу.
– Огромное вам спасибо, – слышу я ее учтивый голос, прежде чем она отступает, поднимает голову и замечает меня. Дама улыбается, я тоже вежливо улыбаюсь, прежде чем ринуться к пассажирской двери. Водительское стекло начинает подниматься.
– Прошу прощения! – отчаянно кричу я, и стекло замирает, оставляя небольшой проем, через который можно говорить. – Отвезите меня в «Голдгерст-парк»! Это очень срочно!
Худой, сутулый водитель лет пятидесяти поглаживает свои просторные нейлоновые брюки желтыми от никотина пальцами и качает головой.
– Вызовов под завязку, – объясняет он, подняв голову. Я едва вижу движения его губ. – С самого полудня. Первая вечерняя волна в пабы и рестораны. Можете позвонить в диспетчерскую, но у них вряд ли что найдется до половины девятого.
– Я заплачу два счетчика.
Он не реагирует, а лишь тянется к бардачку и достает оттуда карточку:
– Поеду, куда сказано. Я же говорил, звоните в диспетчерскую.
Я с жалким видом выпрямляюсь:
– Спасибо, но у меня нет с собой телефона, а половина девятого – это слишком поздно.
Водитель пожимает плечами, потом поднимает стекло, включает правый поворот и уезжает. Я с испугом смотрю, как машина исчезает вдалеке. Что же мне теперь делать?
– Извините, пожалуйста!
От неожиданности я вздрагиваю. Пожилая дама стоит у меня за спиной.
– Я случайно все услышала, – говорит она. – Может, воспользуетесь моим телефоном? – Она протягивает мне старый мобильник. – Не стесняйтесь, если найдется кто-то, кто сможет приехать и отвезти вас. Прошу вас, берите. – Она сует аппарат мне в руки. – Я вижу, что вы очень куда-то торопитесь. Какие у вас чудесные заколки, – добавляет дама. – У моей мамы когда-то были похожие.
– Огромное вам спасибо! – выпаливаю я и понимаю: звонить мне некому. Мои друзья и почти вся родня ждут меня в гостинице. Пока кто-то из них доберется сюда, будет уже слишком поздно. Кстати, я не помню наизусть номера никого из них. Ни единого. Ну, за исключением одного.
Я закрываю глаза и начинаю набирать номер.
Глава 16
Гудки, гудки, гудки. Ну, прошу тебя, пожалуйста, ответь! Может, он номер сменил? Наверняка нет – этот номер еще и рабочий у него.
– Алло!
У меня перехватывает дыхание.
– Джош? Это я, Софи.
Я представляю, как он выпрямляется.
– Ух ты! – Следует долгая пауза, после которой Джош наконец настороженно спрашивает: – Как дела?
– Вообще-то не очень. – Мой голос начинает дрожать. – Мне нужна твоя помощь. Знаю, звучит безумно, но не мог бы ты подъехать к больнице, забрать меня, а потом отвезти в «Голдгерст-парк»?
– Это в шикарную гостиницу? – удивляется он. Я слышу, как на заднем плане женский голос что-то бормочет. – Нет, нет. – Он прикрывает телефон рукой. – Это не то… Извини, что? Ты в больнице?
– Только что вышла из отделения «неотложки», – отвечаю я, желая, чтобы нашелся любой другой номер, по которому я могла бы позвонить. – Я бы тебя не просила, если бы не острая необходимость.
– Мне прямо сейчас подъехать?
– А ты по-прежнему живешь в Миддлбридже?
– Да. Буду через пять минут.
Я облегченно вздыхаю:
– Ой, спасибо тебе огромное! Вообще-то я пройду по главному шоссе, и сверну влево на дорогу, ведущую к парку.
– К Хоупвуд-Гарденс? – уточняет Джош. – Где на углу построили жилой комплекс, напротив места, где раньше был гитарный магазин?
– Точно. Жду тебя там. Ладно?
– Конечно.
– Да, и еще – это не мой номер. Я взяла телефон позвонить, так что на него мне не перезванивай.
– Понял. Я подожду, пока ты не появишься на обочине, если поспею раньше тебя. Черный «БМВ». Я выхожу.
Я поворачиваюсь к пожилой даме, терпеливо ждущей в нескольких шагах от меня, чтобы не слышать разговора.
– Большое вам спасибо! – восклицаю я. – Вы не представляете, как я вам благодарна!
– Не стоит. От души надеюсь, что вам удалось разрешить проблему.
Она протягивает руку, касается моей ладони и на мгновение сжимает ее. Это простое выражение сочувствия и поддержки, но я действительно благодарна ей за ее доброту.
– Всего наилучшего, – улыбается дама и входит в автоматические двери отделения неотложной помощи.
Я смотрю ей вслед, затем поворачиваюсь и начинаю быстро шагать в гору. Только бы мимо меня не проехали Алиса с Марком! Я так спешу, что практически перехожу на бег, от чего меня удерживает лишь объемистая сумка, которую приходится нести сбоку, потому что ручки слишком короткие, чтобы перекинуть их через плечо. Приближаюсь к повороту налево. Он прав, это действительно Хоупвуд-Гарденс.