— Не моя. Его. Гиена. Она боялась. Она не враг. Она — результат.. — Но почему все так получилось?
— Альфред вымученно улыбнулся: — Потому что он не учел одного... Чтобы быть в испытании с кем, нужно быть одной крови или состоять в родстве...
---
Ночью, проходя мимо зеркала, Джессика на миг увидела след — не отражение, а тень, вглядывающуюся в неё издалека. Но когда она повернулась — никого не было.
Пума спокойно лежала внутри, отдыхая.
А где-то там, в глубинах другого мира, исчезал след лап и кровь того, кто сам впустил в себя такой страшный конец.
Глава 29
Серые волки совета
На следующее утро туман повис над особняком, как тяжёлая паутина. Воздух был прохладным, будто сам дом знал — кто-то ушёл, и не вернётся. Джессика сидела у окна, завернувшись в плед. Она всё ещё чувствовала гарь в лёгких и привкус железа во рту. Пума в ней не говорила — но была начеку.
— Готова? — спросил Альфред, входя. Он был в чёрной рубашке, безупречно выглаженной. Но тень под его глазами не скроет никакая ткань.
— Придётся, да?
Он кивнул.
— Совет ждёт нас. Старейшины хотят услышать, как умер Вудс.
— Они скажут, что я его убила?
— Один из них — точно. Уже сказал.
Они ехали долго, в полной тишине. Дерек ехал следом за ними, его сопровождал водитель. Он глава своего клана и нужно было соблюдать устав...
---
Комната для совета была узкой, холодной. Массивный дубовый стол тянулся к потолку, и за ним сидели семеро старейшин — мужчины и женщины с лицами, вырезанными из гранита. Их взгляды были тяжёлые, как молоты. Но только один из них смотрел с откровенным презрением.
— Селестин Грей, — шепнул Альфред. — Не спорь с ним. Он не прощает дерзости. Никому.
Он сидел на краю, в сером, с вытянутым лицом и холодными глазами цвета мокрого камня. Каждое его слово звучало как приговор.
— Итак, — начал он, не поднимаясь. — Мы должны заслушать свидетельницу. Джессика Ленг, вы участвовали в… спровоцированном испытании. Подтверждаете?
— Меня туда затащили, — ответила она спокойно.
— Но вы выжили. А наш брат — Вудс— нет.
Вы — чужая. Он — из крови круга.
— Он сам впустил смерть в себя, — отрезала она. — Его зверь убил его. Я не сделала ничего.
Селестин сложил пальцы, словно молился.
— Интересно. Вы не сделали ничего, и он погиб. Очень удобно.
Альфред резко встал. Его голос сорвался сдержанностью:
— Если вы хотите обвинить её, обвиняйте меня. Я знал, кто такой Вудс и всё равно допустил, чтобы он оказался рядом с ней.
Селестин повернулся к нему, почти лениво:
— И это ещё один вопрос. Зачем ты, Альфред, позволяешь этой… существу… участвовать в ритуалах нашего рода? Она — не одна из нас. Не была испытана в младенчестве. Не прошла выбор зверя. Не была принята духами.
— Она прошла испытание, — сказал Альфред сквозь зубы. — Которое не выжил бы ни один из сидящих здесь.
Тишина. Несколько старейшин переглянулись. Только один из них — пожилой, седой мужчина с чёткой челюстью — кивнул едва заметно. Он знал, чего стоило пройти туда и вернуться.
Селестин откинулся на спинку стула.
— Испытания были даны нам для очищения. Но когда чужие начинают входить в них и выходить... живыми — значит, либо правила ломаются, либо нас кто-то испытывает. Сверху.
— Может, пора вспомнить, что не мы управляем зверем, — холодно сказала Джессика. — А зверь управляет тем, кто его достоин.
В глазах Селестина вспыхнула искра — гордость, обиженная, древняя.
— Осторожней, дитя. Укус зверя — не всегда смерть. Иногда — изгнание. Мы не терпим слабость, но ещё меньше — вмешательство.
---
После совета они вышли на холодный воздух. Джессика дышала глубоко. В груди колотилось. Альфред шёл рядом, стиснув челюсть.
— Он будет мешать, — сказал он. — Грей. Он считает тебя угрозой для круга.
— Пусть боится. Он прав. Я — угроза. Но не им. Себе. Я больше не такая, как была.
— Я знаю, — тихо сказал он. — Я чувствую. Но ты жива. А это значит, что ты можешь сделать с этим что-то.
— Или умереть в следующем испытании, — усмехнулась она.
— Не говори так. Ты теперь часть этой земли. Этот дом принял тебя. Зверь — признал. Даже Грей... ненавидит, значит, чувствует власть.
Она смотрела на небо. Оно было тяжёлым, серым.
А в её тени — в отражении на мокром стекле — скользнула Пантера. Безмолвная, но огромная.
---
Селестин Грей стоял один в глубине зала, у старого камина. Он перебирал пальцами ритуальные кольца, как чётки.
— Дикая девчонка с проклятой кровью.
Она не знает, с кем играет.
И в пламени, тихо и незаметно, на секунду мигнула чья-то другая тень. Не Пума. Не Гиена. Третья.
Глава 30
Селестин Грей
Селестин Грей проснулся до рассвета. Мир всё ещё был синим и неподвижным, как гладь воды перед бурей. В его имении пахло плесенью, солью и выжженной бумагой. Он снова сжёг письма. Снова не смог их прочитать до конца. Просроченные кредиты, уведомления о взысканиях, проклятые счета — всё, как всегда.
Но Селестина не интересовали деньги.
Он давно искал нечто.
Он не знал, что именно, но чувствовал: в этом мире — или рядом с ним — спрятано нечто чуждое, запретное, не принадлежащее плоти и времени. Иногда оно снилось ему: в виде глаза, вырезанного в коре дерева, или слова, сказанного шёпотом, что оставалось с ним даже наяву.
«Ты должен найти его, Грей. Ты же знаешь — оно рядом.» — шептали голоса.
Они пришли к нему впервые двадцать лет назад. Он был молод, полон амбиций, только вступил в Совет Старейшин. Тогда он ещё не знал, что отныне будет марионеткой.
Голосами демонов.
Они говорили из зеркал, из ключевых отверстий, из рта его младшего сына, когда тот впал в лихорадку и навсегда потерял разум.
Он их ненавидел.
И он от них зависел.
Каждую ночь они напоминали ему: он — сосуд. Он — мост. Он — голос. Они выбрали его не случайно. В его роду уже были те, кто служил тьме. И сейчас, когда мир начинал шевелиться, когда девчонка — Джессика — вернулась в особняк, когда кровь снова пошла по кругу, демоны начинали требовать своё.
«Она несёт искру. Она — звено. Через неё откроется то, что нам нужно.»
«А ты — проводник. Найди дверь, Селестин.»
Он искал. Перелопатил архивы, старые дневники, сжигал целые библиотеки, принося в жертву книги. Он заплатил за тайные знания монетами, кожей, воспоминаниями — он уже с трудом помнил лицо своей жены. Возможно, её никогда и не было.
Они обманули его. Он знал это.
Но теперь — слишком поздно.
Он стоял на обрыве собственной жизни. Вокруг рушилось всё. Имение дряхлело, кредиты сжимали горло. Его влияние в Совете таяло. Старейшины сторонились его — особенно Тот, Кто Знает. Один презирал его откровенно. Он чувствовал: рано или поздно его выставят, как прокажённого.
Он должен был найти это.
То, что не принадлежит этому миру. Оно рядом. Он чувствует его дыхание. Оно вибрирует в камнях, когда Джессика проходит по ступеням. Оно шевелится в её тени.
Оно — цель.
А Джессика — ключ.
Но он ещё не знал, откроется ли с её помощью дверь… или клетка.
Селестин спустился в подвал, где когда-то держали вино. Теперь там пахло железом и мёртвой древесиной. Камни, покрытые мхом, отпотели. В самом дальнем углу — старая железная дверь. Её не было на планах дома.
Он коснулся ржавой петли, и та открылась без звука, как будто ждала.
За дверью — комната без окон. Только алтарь. И чаша. Стены исписаны древними знаками, многие из которых он не смел читать вслух. Там, под фреской с выцарапанным символом круга, сидело оно.
— Ты пришёл, — прохрипел голос, будто изнутри самого камня.
В темноте зашевелилось нечто. У него не было лица. Только тень и намёк на форму. Селестин не смотрел в глаза — нельзя. Он знал: если встретиться взглядом — всё, конец.
— Я готов, — выдавил он, подавая чашу.
— Что отдашь?
Селестин помолчал. Потом сжал пальцы в кулак — и сказал:
— Я отдам... день, когда родился мой сын.
Тишина. Потом — шелест. Будто по полу прошёлся ворох старых писем.
— Принято.
Селестин закрыл глаза. В груди обожгло. А потом — пустота. Как будто из него выдернули страницу. Он больше не знал, какого числа родился его сын. Не помнил, как держал его, не чувствовал, как пахли его волосы. Была только пустая дата, зияющая в мозгу.
Взамен — он получил одно имя.
Старое, забытое. Имя, начертанное кровью на шкуре. Оно шевелилось. Жило. И манило.
"На севере. Под шпилем. Там, где земля плачет солью. Она укажет путь."
Селестин выпрямился. Он почти не чувствовал ног, но ему стало легче. Он знал: следующее движение — за ним.
---
Позже, в Совете Старейшин, всё пошло не по плану.
— Селестин, — сказал Меррит, седой, как зола, старейшина с глазами ястреба. — Ты всё чаще отсутствуешь. Ты отрекаешься от традиций. Ты шепчешь на мёртвых языках.
— Я служу Истине, — прошипел Селестин.
— Истине, или тем, кто шепчет тебе в ухо сквозь время? — тихо, но с ядом произнёс другой.
Холодный смех пробежал по комнате.
Он знал — его изолируют. Он стал чужим. Даже те, кто ещё вчера считал его знатоком, теперь отворачивались.
Пусть. Пусть боятся.
Пока они плетут свои заговоры, я найду то, что ищу. Я сорву покров с мира. Я открою врата. Или сгорю первым.
Он встал, молча покинув собрание. И в дверях — почувствовал чей-то взгляд.
Жгучий, дикий. Звериный.
Альфред.
Он стоял у окна, почти не двигаясь, но зрачки были налиты тем, что не передать словами. Между ними — промелькнуло. Признание. Презрение. Предчувствие.
Селестин улыбнулся уголком рта. И тоже не отвёл взгляда.
Игра началась.
Север. Под шпилем)
На севере дул холодный ветер, обдирая кожу до костей. Гора была чёрной, как обугленный палец, торчащий из земли. Шпиль поднимался над ущельем, там, где когда-то стоял монастырь, теперь осталась только растрескавшаяся башня и камни, исписанные мёртвыми знаками.