— Это слишком дорого… — пробормотала она. — Не стоило…
— Стоило. Ты у меня одна. Приводи себя в порядок. И спустись. Альфред тоже хочет поздравить.
Альфред. Имя прозвучало как приговор.
---
Он действительно пришёл. Протянул корзину алых роз и помог сесть за стол. Его руки касались её сдержанно, но в этом прикосновении чувствовалось напряжение. Как будто его удерживали от чего-то сильнее воли.
Сначала были поздравления. Но вскоре за этим последовали лекции. Холодные, расчетливые, словно она — инвестиция, которую надо правильно подать.
— Не улыбайся так. Скромнее.
— В кругу семьи держись сдержанно.
— Это уважаемые люди. Не опозорь нас.
— Это похоже на секту, — не выдержала Джессика. — Прекратите. Я не актриса в вашем спектакле.
— Джессика, ты не понимаешь… — начал дед.
— Нет, понимаю. Просто хватит. Я не пью. Не ругаюсь. Но играть — не буду.
— А мы-то надеялись, — вставил Альфред с ехидцей.
— Альфред, — оборвал его старик. — Хватит. Джессика, веди себя по обстоятельствам. Без истерик.
---
Пришла парикмахер. Это было как спасение. Пока ей делали причёску, Джессика молчала. Смотрела в зеркало и пыталась узнать себя. Сегодня её день рождения. А её нет. Пустота внутри, как выжженное поле.
Она думала о прошлом. О том, как отец будил её в детстве, как приносил ей какао с маршмеллоу. Как они катались на лодке по озеру. Все эти воспоминания — как фантомные боли. И никто не понимал, как она на самом деле ненавидит этот праздник теперь.
Когда всё было готово, она спустилась вниз — и остановилась на полпути.
Холл преобразился. Шары, цветы, сцена, музыканты. Всё это — как декорации к чужой жизни. Как будто она попала на праздник к другому человеку.
И вдруг — «Старсы». Её любимая группа. Она чуть не заплакала, но не от счастья. Её попытались купить. Снова. Подарками. Музыкой. Иллюзиями.
— Ты собираешься встречать гостей в халате? — раздался за спиной голос Альфреда. — Не забудь заглянуть ко мне для инструктажа.
Она сжала кулаки.
— Индюк расфуфыренный, — прошипела себе под нос, оглядываясь, не услышал ли кто.
---
Платье было красным. Ярким. Вульгарным. Продажным. Оно кричало о страсти, которую она не чувствовала. И бельё… Она чуть не разорвала его прямо в комнате. Но надела.
Посмотрев в зеркало, Джессика вздрогнула. Она не узнала себя. Незнакомка в отражении была прекрасна и чужда. Это была маска. И она надевала её, как броню.
Стук в дверь Альфреда. Он открыл, и на долю секунды между ними пробежала искра, способная поджечь весь особняк.
Он замер, расчёска в руке. Она теребила цепочку — и он перехватил её руку. Пальцы его были горячими.
— Тебе идёт красный, — прошептал он. И это был не комплимент. Это была констатация факта. Она выглядела, как жрица, принесённая в жертву.
— Я говорила, оно не подходит…
Он не слушал. Просто подошёл ближе. Слишком близко.
— Чёрт… Джесс…
Он поцеловал её. Не нежно. Яростно. С надрывом. Как будто хотел стереть память, уничтожить всё, что между ними было. Их губы встретились, тела сблизились, чувства вышли из-под контроля.
Но реальность вернулась.
Он отстранился. Проглотил слёзы, которых не было. Поправил ей платье.
— Прости. Я не должен был. Всё это… это сводит меня с ума.
— Я… я тоже не знаю, что происходит, — прошептала она.
— Мы просто исполняем роли. Но знаешь, Джесс… Если они хоть пальцем тебя тронут — я порву их.
Она покраснела. Слова повисли в воздухе, как опасное обещание. Он закрыл за ней дверь, оставшись в темноте. Один.
Альфред закрыл за Джессикой дверь и на несколько секунд прислонился к ней лбом, тяжело дыша. Его сердце колотилось, как барабан в военном марше. Он провёл рукой по лицу, будто пытаясь стереть остатки её запаха, вкус, тепло.
— Идиот, — прошептал он сам себе. — Зачем ты это сделал?
Ответ был прост и одновременно нелеп: её бледность.
Когда он увидел её на пороге, в этом диком, алом платье, с лицом, где не было ни жизни, ни цвета, ни желания… его словно ударило током. Казалось, что он смотрит на привидение. Такое прекрасное и такое потерянное. Холодное, как утренний туман над озером.
Поцелуй был не о влечении. Он был об отчаянии.
Он хотел вдохнуть в неё жизнь. Разбудить. Разозлить. Сломать это ледяное спокойствие, которое пугало его до озноба.
И получилось — румянец коснулся её щёк, в глазах мелькнул свет.
Да, после этого он не знал, как остановиться. Слишком много было накоплено. Слишком много недосказано. И слишком поздно.
Он вышел следом, уже в маске хладнокровного наследника, вглядываясь в лица гостей. Но взгляд его снова нашёл Джессику, стоявшую у лестницы. И в этот момент он не думал о фамильной чести, обязанностях или договорённостях.
Он думал о том, как её губы шептали его имя, о её дрожащих пальцах, вцепившихся в его рубашку… и о том, что теперь всё изменилось.
---
Они появились вместе — Джессика, будто сотканная из пламени, и Альфред, тень сдержанного хаоса рядом с ней. Шаг за шагом они спускались по лестнице, как две фигуры с картины — трагичные и прекрасные.
Гости застыли.
Музыка на мгновение замерла, и в этот миг тишины она услышала, как гулко стучит её сердце.
А в голове — голос. Хриплый, далёкий, мужской:
«Беги…»
Она остановилась. Не из страха. Из узнавания. Этот голос…
«Беги, пока можешь…»
Она резко повернула голову к балкону второго этажа. Там, в полумраке, стояла фигура. Высокая. В чёрном. Невозможно различить лицо — лишь силуэт. Но душа — узнала.
— Папа?..
Она моргнула — и силуэт исчез. Растворился, как мираж в пустыне.
— Джесс? — Альфред коснулся её локтя.
— Всё нормально… Просто показалось.
Он ничего не сказал, но взгляд его стал жёстче. Он тоже чувствовал — что-то меняется. Что-то близко.
Они сделали последний шаг.
В этот момент вспыхнули софиты, заиграла музыка, и бал начался.
Но где-то в доме, в глубине теней, кто-то наблюдал за ними. Слишком давно. Слишком внимательно.
И заигрывать с этим вниманием было опасно.
Альфред
Что это было?
Он стоял у подножия лестницы, смотрел, как Джессика, словно воплощённый огонь, растворяется в гуще гостей, и не узнавал самого себя.
Поцелуй. Этот поцелуй…
Он сорвался с губ, как выстрел. Без плана. Без расчёта. Не потому, что должен был. А потому, что не мог иначе.
Он не признавался бы в этом даже себе, но её бледность, её почти мёртвое лицо в зеркале — пугало. Она была похожа на фарфоровую куклу, которой забыли дать душу. И этот взгляд… пустой, как бездонный колодец. Он знал, она борется. Но насколько глубока эта яма?
Он поцеловал её — не из похоти. Из ярости. Из страха. Из жалости. Чтобы вернуть ей румянец, дыхание, искру. И — чёрт побери — в тот момент, когда она распахнулась, вцепилась в него, словно в спасательный круг, когда в её глазах вспыхнула жизнь… он почувствовал, что пропал.
Никто не должен был узнать. Особенно она.
Потому что это значило слишком много.
Потому что у них не было будущего.
И, потому что, если он допустит это снова — он сгорит.
---
Бал
Гости прибывали один за другим, с раздувшимися важностью грудями и масками на лицах. Улыбки были натянутыми, комплименты — лживыми. Джессика стояла рядом с Альфредом, чувствуя себя куклой в витрине. Её платье, украшения, макияж — всё это не принадлежало ей.
Они говорили: «Какая вы красавица!»
Они думали: «Интересно, сколько она продержится в этом доме?»
Она знала. Читала их по взглядам, как по открытому тексту. Каждый считал её чужой. Ненужной. Ошибкой.
— Как самочувствие? — прошептал Альфред, едва касаясь её локтя.
— Как у актрисы, вышедшей на сцену в пьесе, которую она не читала.
Он усмехнулся.
— Хорошее сравнение. Держись. Здесь умеют рвать на бис.
Появился мэр. Потом кто-то из совета директоров. Потом — женщина с лицом, как фарфоровая маска и кольцом, которое могло бы покрыть расходы маленькой страны. Они были вежливы. Хищно вежливы.
Когда Джессика на секунду осталась одна, кто-то из гостей шепнул ей, проходя мимо:
— У тебя глаза отца.
Она замерла. Резко обернулась — никого. Кто это был? Женщина? Мужчина? Призрак?
Комната закружилась. Музыка, голоса, свет — всё смешалось в головокружительный водоворот. Она опёрлась на перила.
Где-то в углу зала вспыхнула тень.
Она моргнула — и увидела своего отца.
Точно. Он стоял, руки за спиной, как всегда. Глаза — добрые. Он улыбался.
— Папа?..
Она шагнула — и тень исчезла. На том месте стоял официант с подносом.
Её трясло.
— Джессика! — Альфред снова оказался рядом, подхватывая её за талию. — Ты бледная. Что происходит?
— Я… я видела его. Там. Он был там…
Альфред обернулся. Напряжённый. Его рука на её спине дрожала — это была не забота, это была готовность: к бою.
— Успокойся. Я рядом.
— Это не галлюцинации, — прошептала она. — Кто-то… здесь… кто-то наблюдает…
— Я знаю, — его голос стал холодным. — И будь уверена — я это выясню.
Он провёл её к столу, усадил, налил воды. Джессика трясущимися пальцами поднесла стакан к губам.
Альфред встал за её спиной, как щит. Как воин.
И все, кто наблюдал — почувствовали это. Атмосфера в зале изменилась. Словно в воздухе появился запах грозы.
Музыка стихла. Начиналось торжественное слово дедушки.
Но прежде чем он успел открыть рот — в особняке мигнул свет. Один раз. Потом второй.
Кто-то пошутил. Кто-то захихикал.
Но Джессика знала. Это был знак.
Что-то было здесь.
И оно приближалось.
Глава 8
В кабинете деда витал аромат сигар, шампанского и… чего-то чужого. Ложного. Джессика держала бокал обеими руками, как щит, и едва пригубила напиток. Горьковатые пузырьки шампанского обожгли язык, и она подумала: а может, это и к лучшему — затуманиться, ослабить хватку разума, забыть хотя бы на минуту, что она не принадлежит этому миру.