Альфред стоял рядом. Его присутствие придавало уверенность, но — на расстоянии вытянутой руки. Он казался недоступным. Отстранённым. Джессика чувствовала это всем телом: она — не часть этого "клана". Не часть этой семьи. Даже не часть самой себя.
— Половина зала — члены клана, — прошептал Дерек, с нажимом выделяя каждое слово.
Их было много. Молодые, ухоженные, самодовольные. В их глазах — расчет и похоть. Некоторые смотрели на неё так, как будто она вещь, которую можно купить. Другие — как на вызов. Они улыбались, подмигивали, делали пошлые намёки, и каждый их взгляд заставлял Джессику сжиматься внутри.
Она машинально прижалась к Альфреду. Хотелось спрятаться в нём. Исчезнуть. Стать невидимой.
— Потерпи, — тихо сказал он, не глядя.
Она уже не слышала музыки, не чувствовала пальцев на бокале. Всё растворилось в гуле чужих голосов. Всё было не так. Не праздник. А бойня.
Джессику приглашали на танцы. Они улыбались, они брали её за талию, они позволяли себе лишнее. Одна рука была на бедре, другая скользнула ниже, а кто-то прошептал прямо в ухо:
— Хочешь, покажу, как умеют настоящие мужчины?
Её передёрнуло. Её вырвало бы, если бы не самоконтроль. Улыбка дрогнула, и вместо ответа она больно наступила на ногу наглецу и удалилась. Шатаясь.
Альфред всё видел. Но не подошёл. Он ждал. Испытывал? Принуждал? Джессика не знала.
Она вышла на террасу, схватила очередной бокал. Шампанское больше не казалось горьким. Оно стало спасением.
— Джессика… — раздался за спиной голос. Чужой.
Объятие. Тепло дыхания на шее. И в тот момент, когда её кожа покрылась мурашками, она поняла — это не Альфред.
— Ты чертовски сексуальна в этом платье, — прошипел он, касаясь губами её уха. — Маленькая дьяволица…
Её передёрнуло. Она резко обернулась — мужчина, незнакомый, массивный, с жирными руками и пьяным взглядом, ухмылялся, будто всё происходящее — шутка. Грязная шутка.
— Уберите от меня руки! — выдохнула она, отступая.
Но он не отступил. Он шёл за ней, преградил путь.
— Не строй из себя святую. Ты здесь для нас. Такая, как ты, должна быть покорной…
Он схватил её, заломил руку, начал лапать. Она задыхалась. Сопротивлялась. Кричала. Плакала. И с каждой секундой чувствовала, как теряет почву под ногами. Где был Альфред? Он обещал…
Когда он полез к её губам, она влепила пощёчину.
— Нравится грубость? — хрипло прошептал он. — Я могу так…
— Отвали от неё, мразь! — голос Альфреда разрезал воздух, как лезвие.
Удар. Второй. Тело упало, покатилось по плитке. Альфред навис над ним, словно лев над падальщиком.
— Тварь, — прошипел он. — Убирайся, Вудс. Последний раз предупреждаю.
— Она вела себя так, будто хотела, — прохрипел тот, — она… почти была моей…
Следующий удар выбил у него зуб. Джессика вскрикнула. Альфред схватил её, прижал к себе.
— Всё, всё… Тихо, милая. Прости. Прости, что не успел.
Она дрожала. Он держал крепко, но она чувствовала себя разбитой, порванной, осквернённой.
Почему это случилось? Почему она пришла сюда? Почему все так неправильно?
Она была жалкой. Нелепой. Слабой. Всё пошло не по плану.
И тут — голос Дерека. Микрофон. Пауза.
— Мы благодарим всех, кто пришёл разделить с нами этот особый день. И… у меня есть новость.
Альфред взял её за руку.
— Что ты… — начала она.
— Идём. Нужно закончить спектакль.
Её вывели в центр зала. Она еле стояла. Макияж размыт. В глазах — боль и унижение.
Альфред начал говорить: о семье, об ответственности, о будущем.
И потом — кольцо.
Все ахнули. Гости аплодировали. Старсы вошли. Молодёжь визжала от восторга.
А она?
Она стояла и молча умирала.
Он надел кольцо. Он поцеловал её. На людях — жадно, демонстративно. Поцелуй, который должен был стереть всё — но только подлил масла в огонь.
Внутри она кричала.
Он прошептал:
— Всё. Теперь клан — отстал. Мы убили двух зайцев. Можешь пойти к друзьям.
Он поцеловал её в шею. В то самое место, где билось её сердце.
Но сердце билось не от любви.
А от страха.
От ужаса быть запертой в ловушке, из которой нельзя выйти
Она вышла в сад, за угол, туда, где фонари теряли силу и начиналась тень.
Платье цеплялось за ветки, камешки больно впивались в босоножки, но Джессика не чувствовала ни боли, ни холода.
Она просто шла.
Подальше от музыки, от аплодисментов, от их радости, от фальшивых слов и поцелуев.
Когда оказалась одна, всё вырвалось наружу. Беззвучно. Только дыхание сбивалось, как у зверя в клетке.
Руки дрожали. Сердце в груди колотилось, как в последний раз.
Где-то глубоко внутри был крик, но он не вырывался наружу — только сжимал горло, как верёвка.
Она присела на каменную скамью и закрыла лицо руками.
Папа… папочка… если ты меня слышишь… пожалуйста… помоги…
Слёзы текли по щекам — горячие, униженные.
Почему тебя нет рядом? Почему я здесь одна, среди этих волков? Почему никто не видит, как мне страшно?
Если бы он был жив…
Она представляла это с пугающей чёткостью:
Он бы вёл её под руку. Никто бы не осмелился прикоснуться к ней грязным взглядом. Она не была бы вещью, разменной монетой.
Он бы остановил всё это, посмеялся бы над нелепым кольцом и поцелуем под вспышки.
Он бы защитил её — так, как никто другой не умеет.
И, может быть… просто может быть… она бы снова научилась смеяться.
Но теперь — была тьма. И она в ней.
Слабая. Жалкая. Одинокая.
— Папа, если ты слышишь… хоть знак мне подай. Хоть что-то. Я не справляюсь…
Ветер налетел резко, будто кто-то прошёл рядом.
Огонёк одного из фонарей за её спиной мигнул. Потом второй.
Она замерла, резко обернувшись.
Пусто.
Но воздух… изменился. Он стал плотнее, как перед грозой.
И она услышала.
Едва различимый, далёкий, будто из сна, но — родной.
"Держись. Ещё немного. Я рядом."
Она вскрикнула — не от страха, а от боли, как ребёнок, которого обняли в самый уязвимый момент.
Слёзы хлынули с новой силой. Она сжала руки в кулаки.
«Я не дам им победить. Папа, я попробую. Ради тебя…»
Из сада вышла не девочка в алом платье.
А хрупкая, но сломанная воительница, готовая сдерживать боль, потому что другого выхода у неё не было.
Но глубоко внутри, где трепетало её сердце, засела новая мысль:
Это только начало.
И она знала — тень, что наблюдала за ней в холле — вернётся.
Глава 9
Назревал настоящий конфликт, и Альфреду пришлось ненадолго оставить Джессику одну. К счастью, она была в окружении друзей — смеющихся, беззаботных, поглощённых вечеринкой. Но его мысли не отпускали тяжелое предчувствие.
Он без стука вошёл в кабинет. Массивная дверь глухо захлопнулась за его спиной. Воздух в помещении будто сгустился — сухой, насыщенный сигарным дымом и чужими мыслями.
Старейшины уже ждали его. Четверо мужчин и одна женщина — сдержанные, как скальные глыбы, в одинаковых тёмных костюмах. У каждого — острые черты лица, холодный взгляд. Самым молчаливым был Дилан: высокий, с серебристыми волосами, его глаза сверкали, как лёд под солнцем. Рядом — сгорбленный Алекс, всё время теребивший серебряную булавку на лацкане. Леди Агата, единственная женщина, источала чересчур сладкий почти тошнотворный аромат сирени и смерти. Остальные двое — братья-близнецы, говорили редко, но одновременно.
— Мистер Ленг, конечно, вы один из нас. Даже, пожалуй, лучший, — начал Дилан, сжав руки в замок. — Однако мы хотели бы провести это обсуждение без вас.
Альфред, не моргнув, сел в кресло и откинулся на спинку, закинув ногу на ногу. Его спокойствие было вызывающим.
— Вы хотите обсуждать меня без меня? Весьма... демократично.
— И всё же...
— Мне непонятны причины этого брака, — резко перебил он, глядя в глаза Дереку.
— А любовь? Разве она не может быть причиной? — Дерек устало прищурился. — Самой важной?
— Я не верю в сказки, — вмешался Алекс. — И, мистер Ленг, это не к вам. Я просто не понимаю — зачем она вам? Откажитесь. Всем будет проще.
— Кому "всем"? Вам? Вудсу? Или...
Дилан тяжело вздохнул:
— Ты вынуждаешь меня говорить прямо. Джессика — богата. И ты тоже. В "Клане" не так много молодых с таким положением. Мы хотим, чтобы ты уступил. Дал другим шанс...
— Джессика — не товар! — взорвался Дерек. — Вы у нас в доме, и позволяете себе такое?! У них возникли чувства ещё до смерти Томаса. Так что прежде, чем убивать моего сына, стоило бы это учитывать!
Комната застыла в тишине. Лицо Алекса побелело, словно из него вышла кровь.
— Ты обвиняешь семью? — тихо спросила Агата, склонив голову.
— Я говорю, что совпадений слишком много. И я добился дополнительного расследования.
Это был блеф, но хорошо продуманный. Альфред видел, как лица старейшин вытянулись, будто кто-то ударил в их центр управления. Хорошо. Пусть дёргаются.
— Что ж... — первым сдался Дилан. — Готовьтесь к свадьбе. И мы, старейшины, останемся у вас в гостях... на некоторое время.
— Комнаты уже готовы, — кивнул Дерек. — Отдыхайте.
Когда они ушли, он опёрся о подлокотник, устало почесав подбородок:
— Боюсь, они не поверили.
— Поверят, — спокойно ответил Альфред. — Мы с Джессикой убедим их.
---
Музыка лилась, как мёд. Старсы закончили выступление, и теперь звучала медленная, мягкая мелодия. Джессика стояла в стороне, покачивая бокал. Её лицо было отрешённым. Альфред подошёл — тихо, уверенно.
— Танцуешь?
— Ты уже вернулся? О чём…
— Тише, потом. Сейчас — только музыка.
Он прижал её к себе, и она подчинилась, чувствуя, как дрожат руки. Его дыхание коснулось её уха:
— На нас смотрят десятки глаз.
Он поцеловал её в мочку уха — нежно, почти интимно. Джессика затаила дыхание. Она пыталась не верить, но каждый его жест, каждое прикосновение заставляло сердце биться чаще. И всё же... мысль, что это всего лишь игра, терзала её. Всё это — фарс.