ои правила — чтобы жить, им нужно было питаться Светом… или уничтожать своих.
— Потому появились воины, — подхватил Альфред. — Специально обученные, с обеих сторон. Если погибал Светлый воин, он становился узником Тьмы. И с недавних пор этот баланс рушится. Призраки нападают. Воины гибнут.
— Когда ты повесила монету — включился таймер. С каждой секундой тот демон рос. Становился злее. Сильнее.
— Я хотел уберечь тебя… — Дерек всхлипнул.
— Не ты виноват. Это всё… моё любопытство, — прошептала она, глядя в окно, где, казалось, в отражении всё ещё дрожало Зеркало.
Её губы дрожали. Шрамы пульсировали живой болью, казалось, они дышали вместе с ней — как напоминание, что всё это было на самом деле. Не сон. Не галлюцинация.
Альфред, не говоря ни слова, опустился рядом и нежно обхватил её окровавленные руки. Его пальцы были горячими. В них чувствовалась мощь, напористость, почти первобытная сила — как у тех, кто умеет владеть и защищать. Он закрыл глаза. Сделал глубокий вдох. Под его кожей дрожала магия. Старая, тяжёлая, исконная.
Он тянул боль из неё — будто чернила из бумаги, будто вытягивал смерть из живого тела.
Но раны не поддавались.
— Дай мне… ещё немного, — прошептал он. — Чёрт, Джесс… держись.
Он сжимал её сильнее, в попытке передать тепло, силу, саму жизнь, но вместо облегчения девушка почувствовала холод. Раны будто змеились под кожей, отвергая его силу. Кожа вспухала от напряжения, и даже самые глубокие рассечения не только не затягивались, а наоборот — словно открывались снова.
— Н-не выходит, — прошептал он, отпрянув. В его глазах застыла боль — не телесная, а мужская, безысходная. — Почему… почему это не работает?
— Потому что ты ей никто, — послышался хриплый голос Дерека, словно удар топора по мокрому дереву. Старик подошёл ближе, вплотную. Его глаза были уставшие, но полные древнего понимания. — Ты — не кровь. Не род. Пока вы не связаны… ты не можешь спасти её.
Альфред выпрямился, будто его ударили в грудь.
— Что ты сказал?
— Слушай внимательно. Есть два способа исцелить духовную рану, подобную этой, — старик говорил медленно, с тяжестью пророка, — через кровь… или через душу. Если бы сейчас рядом был её отец, он бы снял с неё весь этот ужас одним касанием. Кровь — самая старая магия.
Он перевёл взгляд на Альфреда:
— А ты… ты ещё не стал ей ни отцом, ни братом, ни мужем. Ни даже душой, что прикована к её. Пока между вами нет уз, ты бессилен. Это закон. Ты не принадлежишь ей. И она — тебе.
Наступила тишина. Мертвая, плотная, вязкая, как заброшенный колодец.
Альфред отступил на шаг. Его лицо затенилось. Он сжал кулаки так, что побелели костяшки.
— Что, ты хочешь сказать… — тихо начал он, — что если бы я…
— Если бы ты стал для неё тем, кем должен стать… — старик замолчал на миг, глядя в сторону, — ...ты бы смог. Тогда её боль стала бы твоей. Тогда её кожа слушалась бы твоих рук. Тогда её крик стал бы твоим дыханием. Но пока вы не связаны… не скреплены узами… даже смерть будет глуха к тебе.
Джессика сидела, прижав к себе одеяло. В глазах стояли слёзы. Не от боли. От осознания.
Внутри всё колыхнулось.
Он не мог спасти её.
Пока нет.
И, возможно, никогда не сможет, если она… если они…
Альфред поднял глаза на неё. В его взгляде было всё: и страх, и бессилие, и… желание. Он больше не был тем ледяным господином, каким казался в офисе или в доме — он был мужчиной, потерявшим право спасти ту, кого хочет защищать.
Он хотел прикоснуться к ней снова, но не осмелился.
— Нам стоит уехать отсюда… — прошептал он, почти в отчаянии. — От этой комнаты, этих зеркал… чёрт, от этой магии. Ты не должна была пройти это одна.
Джессика молчала. Она смотрела на свои руки. Шрамы как будто начали чуть светиться — то ли от магии кулона, то ли от того, что сердце билось с новой силой.
Но в груди была одна мысль:
"Он не может меня спасти. Пока не станет моим. Целиком. По-настоящему."
И это знание было страшнее всех зеркал.
Тишина не спешила уходить. Она села между ними, как третий, невидимый свидетель. Шрамы на её руках пульсировали медленным, рваным светом. Сердце билось глухо, как будто каждое сокращение отзывалось эхом в груди Альфреда.
Он не отходил от неё. Порой, почти касался — но каждый раз его пальцы замирали в миллиметре от кожи. Будто невидимая преграда сдерживала его.
Джессика это чувствовала. Не только телом — внутренним слухом, каким слышат приближение грозы или хищника.
Магия между ними сгущалась. Она не была доброй. Не была злой. Просто — жила. Как зверь, привязанный цепью. Тёплый, хищный и опасный.
Альфред сидел, сжав губы. Он боролся с чем-то. С собой? С ней? С тем, что нельзя было назвать? Но она знала: если он сейчас сделает шаг — всё изменится. Не на день. Не на час. Навсегда.
— Если бы я мог, — хрипло выдохнул он, — я бы принял твою боль себе. Не раздумывая. Просто вырвал бы её из тебя и… исчез с ней, если надо.
Она посмотрела на него. На эти пальцы, что раньше не касались её, а теперь дрожали от желания дотронуться. На губы, с которых когда-то срывались холодные приказы, а теперь — почти мольба.
Ей было страшно. Не от призраков. Не от зеркал. А от того, что она хотела этого тоже.
Альфред вдруг протянул руку. И в этот раз дотронулся — до таинственных и страшных бус. Там, где висел кулон. Лёгкий. Холодный. Он едва коснулся металла, как тот… ожил.
Кулон начал сиять. Мягко. Мерцающе. Словно под кожей Джессики запульсировала энергия.
Она вздрогнула. Глубоко вдохнула.
И он — тоже. Потому что почувствовал её.
— Что это? — прошептала она.
— Это… не просто украшение, — произнёс голос Дерека с порога. Он смотрел на них, сжав руки за спиной. — Это узел. Между тобой и тем, кто первый коснётся его с открытым сердцем.
Они оба обернулись.
— Ты… о чём? — Альфред нахмурился.
— Если бы ты не был к ней привязан, — тихо сказал Дерек, — ты бы даже не активировал его. Но ты — уже связан. Вы просто ещё… не признали этого. Ни перед собой, ни перед друг другом.
Джессика посмотрела на свои руки. Свет стал ярче.
— То есть… если бы…
— Если бы вы были ближе, чем сейчас, — перебил его старик, — если бы ваши души слились хотя бы на миг — этот свет стал бы пламенем. И тогда ты смог бы исцелить её, Альфред. Полностью. Раз и навсегда.
Повисла пауза. Слишком долгая. Слишком… весомая.
Джессика почувствовала, как сердце снова сделало лишний удар. В глазах Альфреда появилось нечто новое. Он медленно приблизился к ней. Прикоснулся лбом к её лбу. Его дыхание обжигало. В воздухе стоял запах дождя, железа, и… грозы.
— Ты не знаешь, что ты для меня, Джессика. Но я знаю, — прошептал он. — Проблема в том, что если я сделаю этот шаг — обратной дороги уже не будет.
— А если ты не сделаешь — я умру, — ответила она.
Он закрыл глаза. Стиснул челюсти. И замер.
Они были на краю. Между «сейчас» и «никогда». Между тем, чтобы остаться живыми… и стать связанными навечно.
— Не здесь, — вдруг сказал он и отпрянул. Его голос был глухим, но полным внутреннего шторма. — Не так. Не ради страха. Я хочу… чтобы это было по-настоящему. По желанию. Не из-за боли. Не из-за монеты.
Он развернулся и вышел. Быстро. Почти бегом.
Дверь захлопнулась.
Джессика осталась в кровати, с горящими руками, со светом под кожей… и с пустотой, которую он оставил.
А кулон в ее руках продолжал светиться. Он ждал.
И она знала — это не конец. Это начало чего-то большего. Чего-то, от чего нельзя будет убежать. Ни ей. Ни ему.
Глава 11
Они ушли, пообещав, что скоро вернутся.
Комната задохнулась в тишине, как в склепе.
Джессике было всё ещё больно. Но куда страшнее — было страшно. Страх проник в кости, в живот, в самое дыхание. Казалось, он шепчет ей из-за углов, из-под шкафа, из зеркала.
Шрамы зудели нестерпимо, как будто внутри них ползали живые уголья. Девушка намазала кожу толстым слоем увлажняющего крема, но это помогло ненадолго. В каждом углу комнаты мерещились тени. То — силуэт, то — рука, то — отблеск знакомых зеркал. Не выдержав, она в панике надела халат и выбежала из комнаты, словно за ней всё ещё тянулись чьи-то когти.
Потому что, по сути, так и было.
---
— ЛЕНГ! Как это понимать?! — рявкнул старейшина, и слюна разлетелась в разные стороны.
Он вышел из себя настолько, что вены на висках налились кровью. — Почему вы допустили это?! Почему проворонили?!
— Вы обещали быть её щитом! — взвизгнул другой. — Или ваш титул — просто украшение?!
— Похоже, тебе, "милый Альфред", не под силу справиться с такой ответственностью, — процедил третий, с ехидной усмешкой. — Может, нам стоит выбрать кого-то более надёжного?
Альфред стоял, не шелохнувшись. Лицо было каменным, взгляд — как нож.
— Вы правы лишь в одном, — холодно сказал он. — Меня не было рядом. Но если мы уж ищем виновных — может, стоит начать с себя?
Один из старейшин отвёл взгляд. Другой начал мяться. Все зашевелились, как стая крыс, которую застали на месте преступления.
— ДЕРЕК! — взвыл тот, что старше. — Я не понимаю, на что намекает этот... выскочка?!
— Это неспроста, — спокойно отозвался Дерек. — Просто так такие вещи не появляются. Они проявляются, когда воин начинает пробуждаться. А она… она ещё даже не знает, кто она такая.
— Значит, кто-то помог? — с прищуром спросил Джереми. — Подсунул артефакт, чтобы активировать её раньше времени? Тогда давайте проверим всех!
— Например, вас с племянником не было, когда выносили торт.
— Роберт отсутствовал, когда мы перешли в библиотеку.
— А Джереми...
— ХВАТИТ! — грохнул кулаком по столу глава. — Это пустые домыслы! Я не позволю сеять рознь внутри Совета. В первую очередь, мы должны думать о…
— О Джессике. — тихо, но отчётливо сказал Альфред.
— Да! А если бы она пострадала?! Если бы мы её лишились, то и—