Би взглянул на часы. Чуть больше половины шестого. Совершенно ясно, что если не президент, то обстоятельства требуют немедленного решения: нельзя уйти и обдумать все обстоятельно.
— У нас слабые карты, господин президент. В нашем распоряжении только два дня. Если Холландер начнет сопротивление, мы потерпим фиаско.
— Мне нужно, чтобы вы заручились достаточным количеством голосов. Мы должны предусмотреть возможность обструкции.
— Вы действительно надеетесь, что мы сможем собрать две трети голосов за два дня?
— Я считаю, мы добудем их.
— И вы держите это в тайне до завтрашнего утра.
— В девять мы проводим предварительное совещание в здании исполнительного комитета. Я хотел бы, чтобы вы встали и произнесли небольшую речь в мою поддержку. На встрече будут присутствовать только те, кто согласился выступить на моей стороне, поэтому вы не встретите возражений — но я хочу, чтобы каждый в этой комнате узнал остальных, — я хочу, чтобы они осознали, насколько широка в действительности поддержка. Это наилучший способ убедить их, что все должно сработать. Я надеюсь, что к середине дня вы сможете добиться успеха в палате. Затем должна пройти чрезвычайная сессия — вероятно, она займет завтрашнюю ночь. Желательно, чтобы мы могли поставить это на голосование к тому моменту или, в крайнем случае, рано утром в среду. К этому времени вы должны будете договориться с Филиппом Крейли и Уинстоном Дирком и составить итоговый документ для обеих палат, с тем чтобы нам не пришлось впоследствии тратить время на совместное заседание палаты представителей и сената. Как только вы приведете весь механизм в действие, я дам указание Перри Херну организовать скромную пресс-конференцию для неофициального инструктажа журналистов. Но мы должны будем воздерживаться от заявлений до того, как проголосует конгресс, — в противном случае это даст правому крылу время, чтобы пустить в ход свои проклятые арсеналы, что для нас нежелательно. Новость обрушится на людей подобно ушату холодной воды, но другого пути нет. Я думаю, если мы заранее, за несколько часов, посвятим в наши планы прессу, мы смягчим удар.
Би колебался, он ощущал какую-то недосказанность.
— Господин президент, у меня не остается выбора, кроме как в принципе согласиться с вами. Но что произойдет, если мы решимся на этот шаг и потерпим неудачу? Ценой может стать расколовшаяся страна — в значительно большей степени, чем сейчас.
— В чем вы видите различие между такой вероятностью и тем, что произойдет, если мы будем бездействовать? Пиррова победа в бою за последний окоп защитников Конституции?
— Но мы собираемся бороться с наиболее глубоко укоренившимся инстинктом — инерцией.
— Меня радует, что вы произнесли «мы», Энди.
— А что вы скажете о Верховном суде? Предположим, что они не оставят от нашего предложения камня на камне?
— На каком основании? Конгресс имеет право вносить поправки в собственные законы.
— Но в Конституции содержатся подробные пояснения, устанавливающие жесткие границы в отношении сроков полномочий президента. Фактически вы обращаетесь в конгресс с просьбой позволить вам остаться в должности после истечения срока вашего избрания. Суд может взглянуть на это с такой стороны.
— Не думаю. Я только прошу временно продлить мои полномочия до тех пор, пока избранный президент не сможет приступить к своим обязанностям. Члены Суда осознают реальность, когда она у них перед глазами.
— Существует другая реальность, господин президент. Что, если Клифф никогда не вернется? Если он убит?
— Тогда, я полагаю, я проведу еще четыре года в этом кабинете, Энди. Я думаю, это ясно каждому, с кем я беседовал. Естественно, вам следует все взвесить. Но выбор по-прежнему остается между мной и Холландером. Все сводится к этому.
Президент наклонился вперед, уперевшись обоими локтями в стол.
— На вашем месте я не беспокоился бы по поводу Суда. Я уже советовался с Верховным судьей. Я знаю, что выставляю себя в невыгодном свете, но я должен был прикрыть этот фланг. Позиция, которую, вероятно, займет Суд, достаточно проста. Конгресс обладает властью заполнить вакансию в президентстве любым способом, который он выберет, при том что кандидат удовлетворяет требованиям Конституции — по возрасту, месту рождения, такого рода условиям. Если конгресс пожелает, он может назначить третьего помощника почтмейстера в Бенде, штат Орегон, возглавить линию преемственности. Я представляю, какие конституционные сложности могли бы возникнуть, если бы я занимал должность два срока, но я не связан этим. И я не предлагаю продлить срок моего теперешнего президентства. Новый закон не будет иметь силы до тех пор, пока двадцатого января стрелки Часов не начнут отсчет времени после полудня, и к тому времени я сложу свои полномочия. Власть перейдет к новой администрации. Я просто выйду через заднюю дверь и вернусь через переднюю, но это вполне соответствует юридическим требованиям.
— Соответствует ли это требованиям людей, господин президент? Примет ли народ это?
— Я надеюсь, что да, если объяснять будут такие люди, как вы, Энди.
Последовала минутная пауза, и Би стряхнул с себя усталость.
— Я хочу на некоторое время быть предельно откровенным.
— Пожалуйста, я слушаю.
— Если закон можно изменить так, что он позволит любому стать следующим президентом, почему им должны оказаться вы?
— Потому что я считаю себя единственным человеком, способным получить достаточную поддержку. Неужели вы думаете, что если вы пойдете в конгресс и попросите избрать вас президентом, они сделают это за сорок восемь часов?
— Нет, — согласился Би. — Я уверен, что они этого не сделают. Это было бы слишком грубо. Но ваш способ тоже довольно груб.
— Но это единственный путь, который дает шансы на успех. И я — единственный человек, у которого достаточно сил вести такую борьбу — снискать поддержку обеих партий в обеих палатах. И единственный, кто знает, что происходит в коридорах власти. Я тоже предельно откровенен с вами. Это вопрос практичности, Энди. Вы не можете позволить себе принимать в расчет мои амбиции или ваши опасения. Вы должны просто решить, кого вам удобнее видеть в этом кресле в четверг днем — Уэнди Холландера или меня.
23:40, северо-африканское время.
Лайм прошел в каюту на корме. Шед Хилл сидел у портативного радио. Бино был где-то наверху, на пристани или в баре напротив, находясь под скрытым наблюдением трех агентов; Бино понимал, что если у Бен Крима возникнут малейшие подозрения, его голова полетит с плеч. Золотые соверены подсластили пилюлю, которую Лайм заставил его проглотить, и, возможно, он смирился с этим. Если нет, Лайма ждал проигрыш в следующем раунде.
Ему оставалось только надеяться.
Шед Хилл слушал комментатора, описывающего прибытие «вашингтонской семерки» в женевский аэропорт. Лайм мысленно представил место события, заполненное военизированной полицией и агентами, как при приезде военных преступников в Нюрнберг перед судом. Эти семеро пробили брешь в системе безопасности Соединенных Штатов, взорвав сотни людей, теперь же силы безопасности были вынуждены защищать их от выпадов разъяренной толпы. Те полицейские были отнюдь не в восторге от своей миссии, и комментатор пытался передать сложный букет их переживаний.
— Господи, — отрывисто произнес Лайм. Он уставился на Хилла. — Бен Крим обязан быть там, не так ли? И из Финляндии разослан приказ на его арест. Мы должны отменить его, иначе его схватят в Женеве.
— Я уже позаботился об этом, — мягко сказал Хилл.
Было приятно, что рядом с тобой кто-то умеет пользоваться головой. Шед Хилл молча протянул Лайму завернутые в бумагу бутерброды. Он сел и начал есть их, роняя на колени крошки и прислушиваясь к радио.
«…заключенные будут содержаться под усиленной охраной в неназываемом отеле до тех пор, пока не поступят дальнейшие инструкции от похитителей Клиффорда Фэрли…»
Безусловно, они должны направить туда Бен Крима, чтобы получить сведения из первых рук. Вероятно, они снабдили его фальшивым журналистским удостоверением; похоже, Стурка располагал бездонным источником великолепно подделанных документов на все случаи жизни.
— Поступили какие-нибудь сведения с юга?
— Нет. И нам вряд ли удастся получить там что-то. Слишком много самолетов нефтяных компаний постоянно пролетает взад-вперед над этим районом. Едва ли кто вспомнит, слышал ли он шум самолета Бино над головой четыре ночи назад.
Но стоило попытаться. Если они потеряют Бен Крима, у них оставалась только эта ниточка. Принесли кофе из камбуза Бино. Лайм жадно выпил две чашки. Кофе был слишком горячим, и он обжег язык.
— Если мы предположим, что Бен Крим сейчас находится в Женеве, ему потребуется не меньше пяти часов, чтобы добраться сюда. Возможно, восемь или десять — я не знаю, существует ли прямое сообщение между Женевой и Алжиром.
Он взглянул на Шеда Хилла. Тот обкусал ногти до мяса.
— Пойду подышу воздухом. — Лайм вышел из каюты, поднялся наверх и остановился на падубе для ловли рыбы, вглядываясь в тусклые огни таверны, тихие гребни волн и бесчисленные звезды. Море было спокойно, воздух приятно тепл и не обдавал жарой.
Он посмотрел на часы. Миновала полночь. Начался новый день: вторник. В Вашингтоне еще был вечер понедельника. Это обстоятельство представляло интерес. Предположим, они освободят Фэрли. Предположим, это случится в одиннадцать часов утра по алжирскому времени. В четверг. Предположим, они стремительно доставят его в американское посольство в Мадриде или Танжер, и тот примет присягу при вступлении в должность ровно в полдень. Но к тому времени в Вашингтоне будет только шесть часов утра. Кто в таком случае будет президентом? Фэрли или Брюстер?
Проще ответить, сколько чертей умещается на кончике иголки.
ЧАСТЬ IVПОРЯДОК ПРЕЕМСТВЕННОСТИ
ВТОРНИК, 18 ЯНВАРЯ
6:30, северо-африканское время.