– Конечно, на кой ты нам сдался? Юрик, поищи бумагу.
– Мужики, бумаги нормальной тут нет, но есть магнитофончик, может, я наговорю, а?
– Годится!
И через минуту Федюня уже говорил в микрофон:
– Я, Кожухов Федор Борисович, ухожу из жизни, поскольку жить так сил моих больше нету…
Надо заметить, что рассказ его был вполне искренним.
– Андрей, – тихонько позвал Юрий Афанасьевич, не сводя бдительного взгляда с Фединого затылка, – а что со вторым делать будем? Он же нам всю малину испортить может.
– Черт, я про него и забыл… Последи за этим, а я погляжу, как там Валерыч.
Он вышел на крыльцо.
– Папа! – кинулся к нему Гошка. – Что там такое?
– Там все нормально, а вот что со вторым нашим подопечным?
– Его Карен сторожит!
– А где же ваша докторша?
– Вон там на лавочке…
Действительно, возле дома стояла лавочка на которой, сгорбившись, сидела Елизавета Марковна. Андрей Иванович быстро подошел к ней.
– Вам нехорошо? – спросил он тихо.
Она подняла на него глаза.
– Спасибо вам.
– Не за что.
– Не скромничайте! Спасибо вам за сына… теперь я понимаю, почему он такой… Вы хорошо его воспитали.
Если бы сейчас было не так темно, она бы увидела, что Андрей Иванович буквально вспыхнул от смущения.
– Увы, моей заслуги тут нет. Я не воспитывал его… Я его, можно сказать, бросил…
– Значит, это гены! – решительно проговорила Елизавета Марковна. – Но как бы там ни было, у вас прекрасный сын. А у вашего сына прекрасные друзья. Ими можно и нужно гордиться.
– Спасибо на добром слове. Подождите еще немного, и мы уйдем отсюда…
– А что будет с этим людьми?
– Я вам потом расскажу. Простите.
И он направился к Карену.
– Что тут?
– По-моему, он спятил, – шепнул Карен.
Действительно, Валерыч производил более чем странное впечатление. Он сидел, привалившись к дереву, руки у него были связаны, голова как-то странно болталась, и он все время что-то бормотал.
– Как дела? – спросил Андрей Иванович.
Валерыч встрепенулся и хриплым шепотом произнес что-то абсолютно невнятное.
– Он все про какой-то лес талдычит, – объяснил невесть откуда взявшийся Леха.
– Да не про какой-то, а про Бирнамский, – усмехнулся Зорик. – То ли придуривается, то ли испугался, как Макбет…
– Валерыч, ты что? Симулируешь сумасшествие? – наклонился к нему Андрей Иванович.
– Бирнамский лес пошел на Дунсинан! На Дунсинан, говорю!
– Да хватит прикидываться! Вставай, пойдем поговорим!
Андрей Иванович хотел было помочь ему подняться, но Валерыч вдруг гордо вскинул голову и с завыванием произнес:
Нет, я не сдамся,
Не стану прах лобзать у ног Малькольма.
Чтоб чернь меня с проклятьями травила!
Хотя Бирнам пошел на Дунсинан,
Хоть ты, мой враг, не женщиной рожден,
До смерти я свой бранный щит не брошу.[1]
– Чего это он? – ошалело спросил Леха.
– Это из «Макбета», – объяснил Зорик. – Шекспир.
– Во дает!
– Да, интересные тут у вас преступники пошли, – покачал головой Андрей Иванович. – Я за границей совсем от жизни отстал. – Ну все, вставай!
Одним рывком он поднял Валерыча на ноги.
Тот посмотрел ему в глаза и снова завел:
Давно я незнаком со вкусом страха,
А ведь, бывало, чувства леденил
Мне крик в ночи, и при рассказе страшном
Вставали волосы и у меня.
Но ужасами я уж так пресыщен,
Что о злодействе думать приучился
Без содроганья.
– Андрей Иванович, по-моему, он не притворяется, – подал голос Карен.
– Ну не знаю…
– А что с тем?
– С тем, кажется, порядок. Он сейчас пишет на магнитофон свои показания…
– А потом что?
– Потом? Я тебе позже объясню, идет?
Андрей Иванович вернулся в дом.
– Ну что? – спросил Юрий Афанасьевич.
Федюня продолжал что-то говорить в микрофон.
– Не пойму, вроде он психом прикидывается…
Внезапно Федя обернулся:
– Вы про Валерыча? Так он псих и есть. Небось Шекспира наизусть шпарит?
– Точно!
– Он на учете в психдиспансере давно состоит.
Он артистом раньше был в какой-то дыре, а потом крыша съехала. Его подлечат, опять, как новенький, будет… Да вы не опасайтесь, он ничего не помнит потом… так что с нами у вас хлопот не будет… Небось, все про какой-то лес болбочет, да?
– Да.
– Ну, я же знаю…
– Зачем же его в вашей кодле держат?
– Из жалости. Он родственник шефа… да он, в общем-то, безобидный…
– Вас послушать, так вообще вся ваша банда просто сонм ангелов!
– Да нет… Где там… Просто, чтобы бабу в лесу сторожить, особых умельцев не требуется…
Так я дальше говорю, да?
– Валяй!
– Погоди! Скажи-ка, долго тут собирались эту женщину держать?
– Точно не знаю, но завтра вечером нам должны были подвезти жратву, так что…
– Понятно.
Минут через сорок вся компания пустилась в обратный путь. Валерыча решено было оставить в лесном доме. Елизавета Марковна осмотрела его и пришла к выводу, что он не притворяется.
– Я хоть и не психиатр, но это очень похоже на болезнь…
– Но он же бывший актер, может, так искусно притворяется? – спросил Карен.
– Зрачки у него очень расширены и вообще… Мне, по крайней мере, кажется, что он и в самом деле сошел с ума.
– Ну что ж, будем верить медицине! – засмеялся Юрий Афанасьевич.
А Федю они прихватили с собой. Он сел в машину Юрия Афанасьевича.
– Мужики, куда вы меня везете?
– На вокзал. Езжай в свой монастырь, но смотри…
– Уеду, Богом клянусь, уеду. Я ж себе не враг! Мужики, только один вопрос, можно?
– Ну?
– Как вы на нас вышли, а?
– Это тайна следствия! – заявил Гошка.
– Вот именно!
Елизавету Марковну решено было тоже отправить из Москвы, но сперва ей надо было привести себя в порядок, хоть немного успокоиться и отдохнуть. Юрий Афанасьевич предложил поехать к нему. Там ее уж точно искать никто не будет. Пусть она отдохнет, а потом он отвезет ее, куда она скажет.
– У вас заграничный паспорт есть?
– Разумеется.
– Значит, надо вам уехать в какую-нибудь безвизовую страну. На Кипр, например, или в Тунис…
– Нет, я не уеду. Я должна дождаться Юру…
– Посмотрим, как все пойдет…
– Боже мой, – воскликнула вдруг Елизавета Марковна, – а что же с Надей? Гоша, ты хоть что-то о ней знаешь?
– Знаю… – нехотя ответил Гошка. – Не стоит из-за нее волноваться.
– Почему? Где она?
– Она… Она прячется… Она знала, что вам грозит опасность…
– Георгий, – перебил его Юрий Афанасьевич, – не надо!
– Что не надо?
– Не надо осуждать девчонку. Она испугалась, и страх оказался сильнее всех остальных чувств. В конце концов, она только девочка. Что от нее можно хотеть?
– Чтобы она была порядочной девочкой, больше ничего…
– Да, может, ты и прав… Но, с другой стороны, мы без нее не нашли бы Елизавету Марковну так быстро. Ведь, насколько я понял, именно она сказала про Чистоплюйку?
– Ну да…
– Вот видишь. И за это можно отпустить ей грехи.
– По-моему, Юра, нам с тобой впору уже стать священниками. Мы сегодня только и делаем, что отпускаем грехи, – засмеялся Андрей Иванович.
Домой они с Гошкой добрались, когда уже начинало светать.
– Да, денек выдался, – вздохнул Андрей Иванович, в изнеможении растянувшись на диване. – Как же ты в школу пойдешь, сын?
– А мне не надо! Мы теперь по субботам не учимся!
– Отлично! Тогда спать! Немедленно спать!
– Мне не хочется, папа.
– А я умираю, так хочу…
И, не успев договорить это, он уже уснул.
А Гошка сидел в кресле и смотрел на отца.
Лицо у него и вправду измученное. Еще бы, сколько часов летел в самолете, потом сразу включился в «экспедицию» по спасению… Подумать только, он совсем не знал своего отца.
Полагал, что он достаточно избалованный, эгоистичный человек, которому, в общем-то, наплевать на давно оставленного сына. А вышло все совсем по-другому… Он не просто хороший художник, а находчивый храбрый человек… Да, таким отцом просто невозможно не гордиться.
И он гордился! Эта гордость просто распирала его, но в такой час никому даже не позвонишь…
А мама ничего не знает… Она, наверное, думает об отце так же, как раньше думал Гошка… И как удачно, что она уехала… Что ж, теперь у Гошки появился выбор. Если ему будет плохо с мамой и Умаровым, то… Нет, как ему может быть плохо с мамой? Ведь она так его любит, несмотря ни на какого Умарова.
Мысли стали путаться, и он уснул, сидя в кресле.
А вечером Гошка позвал к себе всех своих друзей, чтобы познакомить их с отцом. Андрей Иванович с пониманием отнесся к этому мероприятию. Он накупил всяких вкусных вещей, они с Гошкой раздвинули стол.
– Папа, а ты не позвонишь Юрию Афанасьевичу, может, он тоже придет?
– А я уже его позвал. И Карена тоже, ты не возражаешь?
– Ну что ты! – возликовал Гошка. – Сколько же нас будет, надо, чтобы всем хватило тарелок и вилок… – Значит так – мы с тобой, Леха, Юрий Афанасьевич…
– Да какой там Афанасьевич, зови его просто Юрой или хотя бы дядей Юрой.
– Легко! Подожди, папа, значит уже четверо, еще Карен, это пять, Саша и Маня – семь, Ксюха – восемь, Никита и Зорик – десять…
– Ого! Целый прием, так как, тарелок хватит?
– Хватит! Ой!
– Что такое? Кого-то забыл?
– Ну да, опять забыл про Тягомотину! Если я ее не позову, это будет свинство!
– А что, она очень нудная?
– Очень, но теперь это уже неважно. Она все-таки человек!
– Правильно, сын.
Гошка позвонил Тягомотине.
– Роза, ты сейчас не очень занята?
– Гуляев, это ты?
– Я.
– Что ты хочешь мне сказать? – голос Розы звучал, как всегда, обиженно.