ет поделать. Он мучил небольших животных, таких как крысы, и бабочек. Все это были фантазии о контроле, о власти над другими живыми существами. Поведал мне Берковиц и свои фантазии об авиакатастрофах с большими пожарами. В реальности он никогда не пытался вызвать авиакатастрофу, но логическим продолжением его фантазий стали мечты о поджоге. Большинству пироманов нравится испытывать чувство причастности к поджогу, к тому, что именно благодаря им возник пожар и они могут контролировать такое эффектное событие; ведь именно из-за них приезжают большие автомобили с сиреной, бросаются в огонь пожарные, получают повреждения, иногда гибнут люди. Берковицу нравилось смотреть, как из охваченных пожаром зданий выносят пострадавших. Эти поджоги были прелюдией к наивысшей стадии контроля – убийствам людей. Наибольшее возбуждение он получал, когда сидел дома и смотрел по телевизору новости, в которых рассказывали о его преступлениях и об охватившем город страхе.
Что же насчет его странных высказываний в суде? Насчет предположения о том, что им овладел демон? Как сказал сам Берковиц, все это были выдумки в надежде, что его признают сумасшедшим. Он полагал, что его поймали как раз вовремя, чтобы не дать развернуться как следует, показать себя в крайнем величии. Он уже фантазировал о посещении дискотеки и расстреле танцующих вокруг пар, пока не приедет полиция и не начнется ожесточенная перестрелка в голливудском духе, во время которой пострадает еще больше народу.
Последняя фантазия Берковица отражала его зависть к обычным людям, вовлеченным в нормальные гетеросексуальные отношения. Он признавал эту зависть и честно сказал, что если бы до всех этих нелепых убийств он завел отношения с хорошей женщиной, принимающей и удовлетворяющей его фантазии, которая вышла бы за него замуж, то, возможно, он никого и не убивал.
Это было довольно пафосное высказывание, как нельзя лучше подходящее для окончания интервью, но тогда я не поверил Берковицу, как не верю и сейчас. Хорошая женщина не решила бы его проблемы и не предотвратила бы содеянное. Реальность в том, что он вел себя и мыслил гораздо более неадекватно: его проблемы были гораздо глубже и коренились в желаниях, которые начали проявляться в возрасте, когда большинство мужчин начинают строить свои первые важные отношения с представительницами противоположного пола. Именно эти фантазии и связанное с ними поведение мешали ему заводить взрослые отношения с женщинами. Как и многие убийцы, с которыми мне довелось беседовать, он буквально вырос убийцей.
4. Детство жестоких преступников
«Откуда мы? Кто мы? Куда мы идем?» – эти три великих вопроса, заданные Гогеном в его знаменитом полотне, были настоящими темами моих интервью с заключенными в тюрьмах с убийцами, к которым я по собственному решению приступил в конце 1970-х. Мне хотелось узнать, что заставляет человека пойти на жестокое преступление, как при этом работает его мозг. Вскоре любопытство было оформлено систематическим образом в рамках Бюро, а мои первоначальные размышления и исследования легли в основу Проекта по исследованию личности преступника, частично финансируемого Министерством юстиции. В этом Проекте, главой которого считался я, принимали участие доктор Энн Берджесс из Бостонского университета и другие специалисты из научного сообщества. Был составлен протокол на пятьдесят две страницы, следуя которому мы опросили тридцать шесть осужденных, сосредотачиваясь на истории их жизней, их мотивах и фантазиях, на конкретных действиях и поступках. В итоге нам удалось распознать некоторые общие образцы их поведения и узнать кое-что новое о том, как развивается мотивация к убийству.
Согласно мнению ряда экспертов, наше исследование было самым обширным, тщательным и полным исследованием из всех, что когда-либо предпринимались в связи с «массовыми» убийцами, в котором фигурировало, пожалуй, самое большое количество живых, находящихся за решеткой убийц. В статье 1986 года судебные психологи Кэйти Буш и Джеймс Л. Кавано-младший из Чикагского центра имени Исаака Рэя назвали это исследование «образцовым» благодаря его охвату и детализации, позволяющим сделать важные выводы.
Но прежде чем описывать в подробностях конкретных убийц и рассуждать о том, как они ими стали, позвольте мне безоговорочно заявить, что не существует такого человека, который бы ни с того ни с сего в возрасте тридцати пяти лет вдруг перестал быть совершенно нормальным и перешел к ненормальному, порочному и в высшей степени разрушительному поведению. Предпосылки к такому образу жизни должны были развиваться в нем постепенно на протяжении весьма долгого времени – с самого детства.
Согласно распространенному мифу, убийцы происходят из бедных семей, в которых присутствуют проблемы. Наша выборка показывает, что это не совсем так. Многие убийцы выходили из относительно благополучных семей со стабильным доходом. Более половины изначально проживали в семьях с обоими родителями. В целом это были дети с достаточно высоким интеллектом. Хотя у троих из тридцати шести коэффициент интеллекта (IQ) был ниже 90, большинство демонстрировали среднестатистические показатели, а одиннадцать даже показали выше среднего, в районе 120.
Тем не менее, несмотря на внешнюю «нормальность», во многих семьях наблюдались определенные отклонения. У половины испытуемых имелись близкие родственники с психологическими болезнями. У половины были родители, вовлеченные в криминальную деятельность. Почти у 70 процентов родственники злоупотребляли алкоголем или наркотиками. Все убийцы – все до единого – подвергались в детстве значительному эмоциональному насилию или пренебрежению. И все они стали, как выражаются психологи, сексуально дисфункциональными взрослыми, не способными поддерживать зрелые отношения по взаимному согласию с другими взрослыми.
Как показали исследования, с рождения и до возраста шести-семи лет самая важная фигура для ребенка – это его мать, именно в этот период ребенок узнает, что такое любовь. Отношения между нашими исследуемыми и их матерями были однозначно прохладными, отстраненными, неэмоциональными, с недостатком внимания со стороны матерей. В них было мало теплоты и проявлений чувств, которые обычные люди проявляют по отношению к тем, кого любят и о ком заботятся. Эти дети были лишены или почти лишены того, что гораздо важнее достатка и денег – любви. В итоге они страдали от такого эмоционального голода всю свою жизнь, как пострадало и общество в целом, потому что преступления этих людей унесли многочисленные жизни и оставили незаживающие психологические раны у выживших.
Эти дети страдали как от физического, так и психологического насилия и пренебрежения. Общество более или менее уже осознало, что пережитое в детстве физическое насилие порождает склонность к физическому насилию во взрослом возрасте, но не менее важна и эмоциональная составляющая. Так, например, одна женщина оставляла своего новорожденного сына в картонной коробке перед телевизором и уходила на работу; позже она клала ему в коробку кое-какую еду и снова уходила из дома. Другой мужчина рассказал, что по вечерам его закрывали в спальне, а когда он выходил в гостиную, родители всячески его прогоняли, утверждая, что вечер – это время, когда мать и отец должны отдохнуть наедине друг с другом; он рос, ощущая себя нежелательным, посторонним квартирантом в своем доме.
Эти дети росли в окружении, где их поступки игнорировались, где никто не сдерживал их выходки. Помимо прочих обязанностей, задача родителей состоит в том, чтобы научить детей отличать хорошее от плохого; этим же детям никто не говорил, что тыкать палкой в глаза щенка плохо или что нельзя брать без разрешения и портить чужие вещи. Одна из главных задач в первые пять-шесть лет – это социализация, то есть обучение общению и нахождению общего языка с другими людьми. Дети, которые впоследствии вырастают в убийц, воспринимают мир исключительно с эгоистической точки зрения, потому что их учителя – в первую очередь матери – не обучили их смотреть на мир глазами других.
Ричард Чейз – тот «убийца-вампир», о котором я рассуждал в первой главе книги, – прежде чем его задержали, убил полдюжины человек. Согласно отчету психиатров, опрашивавших Чейза до суда, его мать была эмоционально нестабильной шизофреничкой, не способной обучить сына социализации и с любовью заботиться о нем. У матерей других девяти исследуемых также наблюдались серьезные психиатрические проблемы. Но даже если другие матери и не привлекали внимания психиатров, их все равно можно было назвать по-своему дисфункциональными: например, многие страдали от алкоголизма. Психологическое и эмоциональное пренебрежение может принимать различные формы. Тед Банди в интервью выразился, что его семья не походила на идеальные семьи из мыльных опер. Его воспитывала женщина, которую он считал своей сестрой, но она на самом деле приходилась ему матерью, и хотя в этих отношениях не наблюдалось жестокости или пренебрежения, имелись все причины предполагать, что в детстве Банди подвергался физическому и сексуальному насилию со стороны других членов его семьи.
Иногда бывает так, что мать, даже проявляя любовь и заботу, не может противостоять деструктивному поведению отца. Один убийца происходил из семьи, где отец служил в военно-морском флоте и часто уезжал по службе, объявляясь лишь эпизодически; во время этих визитов он избивал жену и детей, подвергал сексуальному насилию сына, вследствие чего тот стал убийцей. Более 40 процентов исследуемых сообщили, что в детстве их избивали и оскорбляли. Более 70 процентов сообщили, что были свидетелями стрессовых событий с сексуальной подоплекой или были вовлечены в них – и это гораздо больше обычного процента в общей популяции.
«В детстве я спал вместе с матерью», – вспоминал один. «С четырнадцати лет ко мне приставал отец», – говорил другой. «Моя мачеха пыталась изнасиловать меня», – сообщал третий. «Однажды вечером, когда мне было семь или восемь, меня отвел в другую часть города какой-то незнакомец», – говорил четвертый.