Как я вкратце писал в предыдущей главе, отсутствие такого «набора» было ключевым фактором в другом классическом примере убийства, в расследовании которого я принимал участие в качестве составителя профиля. Рассудительный читатель придет к мысли, что в таком большом и разностороннем городе, как Нью-Йорк, сотрудники органов правопорядка давно могли прийти к идее составления психологического профиля, но по-настоящему это направление стало развиваться как раз после расследования именно этого загадочного убийства молодой учительницы.
Итак, в октябре на крыше многоквартирного дома в Бронксе было обнаружено обнаженное тело молодой учительницы специальной школы Франсин Элверсон, проживавшей в том же доме. Это была небольшая женщина ростом меньше пяти футов (1,52 м) и весом менее сотни фунтов (45 кг). Она жила в квартире вместе с родителями и вышла из нее рано утром, отправляясь на работу, – в расположенную неподалеку школу для детей-инвалидов.
Тело ее располагалось в странной, неестественной позе, не имевшей для следователей никакого смысла, пока они не описали ее родителям погибшей. Оказалось, что поза напоминает еврейское слово «хай» из двух букв на иврите – такой амулет девушка носила на цепочке, но самого амулета на месте преступления не нашли. Но убийство не имело никакого отношения к антисемитизму[26], а было лишь проявлением бессмысленной жестокости на сексуальной почве. По обе стороны от головы девушки убийца разложил ее сережки, руки были связаны нейлоновыми чулками, а трусики натянуты на голову так, чтобы скрывать лицо. Остальные предметы одежды Франсин лежали рядом и скрывали оставленные преступником экскременты. Экспертиза определила, что молодую учительницу ударили несколько раз по лицу, задушили ремнем ее сумки и серьезно покалечили после смерти. Отрезанные соски лежали на груди, повсюду были пятна крови, на внутренней части бедер виднелись следы укусов, во влагалище были воткнуты зонтик и ручка, в лобковых волосах запутана расческа. На бедрах и на животе убийца написал: «Пошли на… Меня не остановить».
На теле также были обнаружены сперма и один черный лобковый волос, не принадлежавший жертве; этот волос должен был на некоторое время сбить с толку полицию. К тому времени, когда глава Управления жилищного хозяйства Нью-Йорка Томас Фоули предоставил нам фотографии с места преступления и другую информацию, у полиции было двадцать два подозреваемых, некоторые из них казались довольно подозрительными. И это неудивительно, поскольку Нью-Йорк – огромный город по численности населения и по площади, в нем всегда найдется немало странных людей со склонностью к жестокости. Один из подозреваемых, например, был мужчина, проживавший в том же доме и уже судимый за преступления сексуального характера. Другим был чернокожий мужчина, ранее работавший уборщиком в этом доме, но так и не вернувший ключи. Третьим был пятнадцатилетний подросток, нашедший кошелек Франсин на лестнице утром по дороге в школу, но отдавший его отцу только позже днем.
Рассмотрев фотографии с места преступления и другие улики, я пришел к мнению, что черный лобковый волос не имеет отношения к преступлению. Другой составитель профиля со мной не согласился, но я настаивал на том, что такое преступление дело рук психически больного человека, на что указывал уровень насилия над телом. Отсутствие «набора для изнасилования» указывало на отсутствие предварительного плана и выслеживания жертвы; те, кто преследует какую-то конкретную жертву, обычно берут с собой вещи, с помощью которых собираются ее обездвижить. Это было явно спонтанное, молниеносное нападение, совершенное при случайной встрече убийцы и жертвы. Несмотря на то что место преступления наводило на мысли о группе преступников, мне так не казалось. В составленном нами профиле мы сообщали Фоули, что следует искать белого мужчину в возрасте от двадцати пяти до тридцати пяти лет, знавшего жертву, жившего и работавшего либо в этом здании, либо поблизости. Я считал, что убийца, вероятнее всего, окажется психически больным и болезнь, как в случае Ричарда Чарльза, постепенно развивалась в нем лет десять, прежде чем проявилась в убийстве с увечьями. Большинство лиц с серьезной психической болезнью не отходят далеко от дома, чтобы совершить такого рода преступления, поэтому я сделал вывод, что убийца живет рядом либо один, либо с не слишком требовательным родителем. Поза тела и надписи заставляли предположить, что это не очень образованный человек, вероятно, бросивший школу, а идеи по поводу издевательств над трупом и надписей он позаимствовал в порнографических материалах. Поскольку, как я был уверен, у него была большая история психической болезни, то в течение последнего года его могли выпустить из какой-либо психиатрической клиники. Кроме того, я предположил, что толчком к убийству послужил какой-то стресс. Учитывая то, что полиция активно расследовала это дело, полицейские скорее всего уже поговорили с убийцей.
Благодаря этому профилю Фоули изменил фокус своего расследования. Бывшего уборщика решили пока не трогать, поскольку мы утверждали, что преступление совершил белый мужчина; полицейские также не стали разбирать версию о том, что преступником был мужчина, ранее привлеченный за преступления сексуального характера – он теперь был счастливо женат и, по всей видимости, оставил преступные наклонности в прошлом. Больше внимания теперь привлек к себе другой подозреваемый. Ранее полицейские допросили мужчину, проживавшего на четвертом этаже (на том же, что и жертва) вместе со своим сыном, пациентом психиатрической клиники. Мать Кармина Калабро умерла, когда ему было девятнадцать лет, то есть одиннадцатью годами ранее. В октябре отец Кармина утверждал, что на момент совершения преступления тот находился в клинике, и полиция не стала тщательно проверять эту информацию. Теперь же полицейские решили рассмотреть этого подозреваемого подробнее.
Калабро бросил школу в старших классах, более года провел в местной психиатрической клинике, затем устроился рабочим сцены, но недавно был уволен. Сначала он сказал полицейским, что он безработный актер, но позже признался, что был только рабочим сцены. В квартире Калабро обнаружили много порнографии. Изучив отчетность клиники, полицейские пришли к выводу, что она велась из рук вон плохо: Кармин мог бы выйти из клиники, совершить убийство, вернуться обратно, но никто не заметил бы его отсутствия. В то время у него был гипс на руке, поэтому было выдвинуто предположение, что он мог ударить жертву гипсом и лишить ее сознания. Когда полиция задержала его, гипса уже не было, но этого не требовалось для доказательств, что убийца и в самом деле бывший пациент психиатрической клиники. Одной из ключевых улик были следы зубов на теле жертвы. Три криминальных одонтолога, в том числе и доктор Лоуэлл Левин, подтвердили, что это следы основного подозреваемого, и дело было решено. Калабро осудили и приговорили к тюремному сроку в двадцать пять лет.
Дальнейшее расследование показало, что Калабро часто калечил сам себя и несколько раз пытался покончить с собой. Знакомые описывали его как мужчину, неуверенного в себе, когда дело касалось женщин. Видимо, неспособность познакомиться с женщиной и стала отправной точкой убийства.
Также выяснилось, что труп Элверсон был доставлен патологоанатому в мешке, в котором ранее перевозили труп чернокожего мужчины и не очистили должным образом. Черный лобковый волос принадлежал другому человеку, никак не связанному с убийством Элверсон.
После расследования случая Элверсон – Калабро лейтенант Джозеф Д’Амико, начальник Фоули и бывший слушатель моих лекций в Куантико, сказал журналисту: «Они [составители профиля] настолько подробно описали подозреваемого, что я спросил ФБР, почему они не дали нам сразу его телефон». Этот комплимент нам понравился, но еще больше понравилось, что у полиции Нью-Йорка наконец-то открылись глаза и она стала всерьез воспринимать профилирование как способ ограничить число подозреваемых в трудных случаях.
На суде Калабро так и не признал свою вину. Тем не менее, когда в журнале Psychology Today вышла статья с описанием составленного Отделом поведенческого анализа профиля – имена убийцы и жертвы в статье не упоминались, – Калабро написал нам письмо. В нем он напрямую утверждал, что описанное в статье расследование – это практически сделанное им признание вины. В письме автор говорил, что некоторые моменты составленного психологического профиля он «лично считает правильными».
Я ехал в служебной машине читать лекцию в Ричмонд, штат Вирджиния, когда со мной по рации связались из ФБР и попросили вернуться в Куантико. Я запротестовал, говоря, что мне нужно выступить перед важной группой слушателей, на что мне ответили, что на президента Рейгана было осуществлено покушение. Я развернулся. По пути назад включил коммерческую радиостанцию и узнал, что президент выжил и его здоровью ничто серьезно не угрожает, но были и другие жертвы. Всю дорогу я то слушал радио, то вспоминал подробности интервью с такими совершавшими покушения преступниками, как Серхан Серхан, Артур Бремер и Сара Джейн Мур. Посещение Артура Бремера прошло словно под копирку с посещения Серхана Серхана: эти двое были точной копией друг друга, типичными образцами параноидной шизофрении. У Бремера были странности в поведении, как и у Говарда Хьюза в стадии затворничества – всклокоченные волосы, волнистая борода, бегающие глаза. С собой он носил два пакета для покупок, в которые умещались все его пожитки. И все же мне казалось, что в момент покушения на губернатора Джорджа Уоллеса он отдавал себе отчет в своих действиях. На пути обратно в Куантико я также вспоминал о Дэвиде Берковице, который не покушался на известного человека, но разделял многие признаки с такими преступниками, преследуя жертв определенного типа, точно так же, как Бремер преследовал Уоллеса.
В Куантико я прошел в кабинет заместителя директора МакКензи, где меня уже явно ожидали и соединили по горячей линии со штаб-квартирой и Фрэнком У. Уэйкартом, агентом, ответственным за это дело. Уэйкарт сообщил, что Хинкли уже задержали, но сотрудникам нужна помощь – определить, что искать в его номере отеля. Я попросил предоставить любую доступную информацию о Хинкли.