На следующее утро мы отправились в капитолий штата на презентацию. Я выступал первым и обратил внимание на то, что губернатор Атия заметно нервничает. Он спросил, из местного ли я отделения, и когда я ответил, что приехал из Куантико, поинтересовался, какое отношение к этому делу имеет ФБР, ведь оно не федерального значения. Я объяснил, что являюсь экспертом по поведению преступников, совершающих насильственные преступления и что приехал по просьбе властей округа Мэрион, переданной в ФБР по соответствующим каналам.
Мы ожидали нечто подобное. Перед поездкой в Орегон даже обсуждали этот вопрос с юридическими советниками в Куантико и в штаб-квартире ФБР. Все согласились с тем, что лучше не сосредотачиваться только на Сэмплсе, а упомянуть сразу все шесть хорошо известных мне случаев, включая убийства Брудоса и Маркетта, специально отметить тот факт, что, хоть их и освободили досрочно, они не могли держать под контролем свои давние фантазии и вскоре после освобождения вновь принялись убивать. Я подготовил речь на двадцать минут. После первых десяти Атия вышел из комнаты и не возвращался. Нам сообщили, что ему нужно решить важное дело. У меня сложилось четкое впечатление, что губернатор понял, что полученные им ранее информация и советы недостаточны для смягчения наказания. Казалось, он хочет дистанцироваться от этого вопроса и не быть лично причастным к нему, переложив всю ответственность на своих помощников. Помощники слушали меня внимательно, но, насколько помню, не делали никаких заметок. Затем выступили специалисты по психическому здоровью, описавшие Дуэйна Сэмплса как человека, представляющего опасность для общества, который скорее всего останется таким и впредь.
Домой я полетел с чувством исполненного долга. Мы предоставили губернатору всю информацию, которой у него ранее не было, и теперь дело зависело от него. Но история на этом не закончилась. Не успел губернатор Вик Атия принять решение, как примерно такую же апелляцию о смягчении приговора подал Маркетт. Ее показательно отклонили. Все с нетерпением ждали решения по делу Сэмплса, но губернатор медлил. Примерно через месяц при содействии Сары Макмиллен мне удалось разыскать Рэнди Инграма, работавшего страховым агентом в Иллинойсе. Во Вьетнаме он был простым военнослужащим, не офицером; там он получил ранение и служил в одном артиллерийском подразделении с Сэмплсом, но сказал, что не помнит его. Я передал информацию Макмиллен, которая опубликовала ее. Затем Сэмплс нанес ответный удар: умершим человеком был Ингрэм, а не Инграм, как он утверждал ранее; в архивах армии сообщили, что человек с таким именем погиб в 1966 или 1967 году, но не имел отношения к подразделению Сэмплса.
Другим маневром Сэмплса стало заявление о том, что презентация стороны прокурора строится на ложных фактах, потому что в ней его убийство описывается как преступление на сексуальной почве, но, по его словам, никакого сексуального контакта во время убийства не было. Каким образом возможно преступление на сексуальной почве без секса? Как читателю должно быть известно по примерам из предыдущих глав, для некоторых типов неорганизованных убийц характерно отсутствие проникновения, но в убийствах они реализуют именно свои интимные фантазии. Тем не менее этот факт требует длительного и подробного объяснения, а широкая публика вряд ли к ним готова. На нее гораздо эффективнее действуют простые, но громкие фразы для телевизионных лозунгов, к которым прибегал Сэмплс.
Неоднозначное и громкое дело заинтересовало программу «60 минут» канала CBS, занимавшуюся «расследованиями», которые на поверку оказывались весьма неглубокими. Тогда как раз настал звездный час «вьетнамского посттравматического стрессового синдрома», а язык у Дуэйна Сэмплса был подвешен неплохо: все это вместе оказалось идеальным для новостной программы. CBS изобразило его в самом благоприятном свете. К тому времени Сэмплс прекрасно знал, как рассуждать и как себя держать. Неужели кто-то может не поверить такому вежливому и искренне раскаивающемуся человеку? Соединенные Штаты переживали последствия войны во Вьетнаме, и широкая публика должна была понять ее последних жертв, наших солдат, которые, вернувшись домой, сталкивались с пренебрежительным отношением к себе. В CBS, похоже, почувствовали, что никакие логические аргументы вроде того, что Рэнди Инграм на самом деле на глазах Сэмплса не погибал, здесь уже не действуют.
Но мы не оставляли попыток в этом направлении. Когда я по заданию армии был в Европе, мне удалось разыскать Хью Ханна по прозвищу «Бад». Он стал майором, служил в Верховном главнокомандовании ОВС НАТО в Бельгии, и там я поговорил с ним. Он хорошо помнил Сэмплса, потому что тот должен был сменить его в должности передового наблюдателя. По словам Ханны, с этим Сэмплсом, выпускником Стэнфорда, были еще связаны некоторые проблемы – он настраивал рядовых военнослужащих против войны, и его психологическое состояние считалось нестабильным. Начальство решило временно не посылать Сэмплса на передовую и оставило Ханну в его должности, чтобы посмотреть, как будет вести себя Сэмплс. На своем посту Ханна получил ранение с травмами полости рта и языка. Во время разбирательства по поводу антивоенных настроений Сэмплса Ханна не мог говорить и, соответственно, не мог дать показания, поэтому дело замяли. Эти сведения и сведения о психическом здоровье Ханны я передал в прокуратуру Ван Дайка, а тот передал их помощникам губернатора. Лето продолжалось, а губернатор так и не выносил окончательного решения.
К концу августа 1981 года объявился бывший боевой командир Сэмплса, полковник Кортни Приск, сообщивший журналисту Бобу Смиту, что знал Сэмплса во Вьетнаме, «как любой офицер знает любого лейтенанта в своем подразделении. Возможно, даже лучше, потому что мы часто разговаривали». В статье Смита, опубликованной в Silverton Appeal-Tribune, Приск продолжал: «Дуэйн иногда интересовался «дополнительной информацией»… Он мне казался человеком, которого необходимо иногда приободрить. Он был странным – не каким-то чудаком, но странным. Его волновали вещи, которые не беспокоили других». Приск подчеркнул тот факт, что Ингрэм и Ханна не погибли, и вспоминал, что в его подразделении был один случай подрыва на противопехотной мине, но взрыв случился в трехстах ярдах (275 м) от Сэмплса, и вряд ли тот мог стать непосредственным свидетелем, хотя об этом событии говорили в подразделении. В беседе с журналистом Приск подвел итог: «Я считаю, что Сэмплс объединил два-три увиденных или услышанных им случая и выдумал на их основе что-то свое… [Дуэйн Сэмплс] был хорошим военным и во Вьетнаме показал себя достойно. В этом сомнений нет. Вот почему все эти разговоры о стрессе – сплошная чушь».
Может, эти слова боевого офицера наконец-то повлияли на мнение Атии и его помощников, может, толчком послужила представленная мною и командой прокурора убедительная презентация или же общественное давление, благодаря которому была внесена законодательная инициатива об ограничении полномочий на смягчение приговора и которое выражалось в многочисленных адресованных в газеты гневных письмах взволнованных граждан, но в конце 1981 года Атия пересмотрел свое решение о смягчении приговора. Сэмплсу предстояло провести остаток своего срока за решеткой, надеясь только на комиссию по помилованию, если таковая когда-либо будет проведена.
После окончательного решения Сэмплс укрепился в своем мнении, что виновником всех его бед был именно я, что я его нечестным образом упек в тюрьму, поэтому он начал целую кампанию против меня, продлившуюся несколько лет и занявшую уйму времени и сил. Самым главным злодеем был не какой-нибудь хорошо знавший его психолог, вроде Джона Кокрана или других, которые постоянно утверждали, что его необходимо как можно дольше держать под наблюдением; нет, главным злодеем оказался нанятый злопыхатель из Вашингтона, человек, который хотел официально взять у него интервью, но которому Сэмплс отказал. Сэмплс задействовал в своей кампании законодателей штата и даже сенаторов США; он забрасывал их письмами с требованием провести расследование моей роли во всем этом деле. По заверениям Сэмплса, я оклеветал его перед губернатором, у меня не было никаких прав высказывать свое мнение о его преступлениях или о серийных убийствах – у меня не было докторской степени по криминальной психологии и, следовательно, не было полномочий вообще что-либо утверждать. Как обычно, когда задевают бюрократию, начинаются расследования и всем приходится тратить кучу времени и бумаг на официальные ответы. Так произошло и в этом случае, в ходе развязанной Дуэйном Сэмплсом кампании против меня, которую он вел из-за решетки. К счастью, мы с Ван Дайком всегда следовали букве всех процедур и имели на руках все подтверждающие наши действия документы, которые демонстрировали заинтересованным лицам. В конечном итоге мне пришлось давать письменные показания под присягой в Отделе профессиональной ответственности ФБР. Официальное заключение о том, что я ничего не нарушил, положило конец разбирательству.
Дуэйн Сэмплс вышел из тюрьмы в 1991 году. Я искренне надеюсь на то, что он исправился и не повторит преступление, за которое был осужден. Конечно, это покажет только его дальнейшее поведение.
10. Сеть затягивается
В 1950-х годах Лос-Анджелес стал местом громких преступлений серийного насильника и убийцы, но только у одного расследовавшего это дело специалиста появились подозрения, что, казалось бы, не связанные между собой убийства двух молодых женщин – дело рук одного и того же человека. Благодаря поискам этого убийцы четверть века спустя были образованы специальные правительственные структуры, призванные покрепче затянуть сеть вокруг всех подобных преступников в будещем.
Харви Мюррей Глатмен был убийцей, опередившим свое время. В 1950-х он подавал объявления в газеты о поиске моделей. В них говорилось о хороших перспективах для женщин без всякого опыта в модельном бизнесе. Отвечавшим на эти объявления женщинам Глатмен предлагал больше денег, чем они получали на текущей работе, всего лишь за несколько часов «благопристойного позирования». Он уговаривал их прийти в уединенное место для съемки, затем, фотографируя, убеждал снимать все больше и больше одежды. Глатмен понимал, что женщины вряд ли станут рассказы