Кто стоял за спиной Сталина? — страница 16 из 41

Деньги для революции

Как некоторые дети уверены, что их младенцами нашли в капусте или же принес аист, так многие взрослые люди, даже с кандидатскими и докторскими дипломами, убеждены, будто бы политикой можно заниматься, только одухотворяясь идеями.

Будто достаточно одних идей, чтобы нанимать помещения, издавать газеты, журналы, книги, брошюры, листовки, плакаты, осуществлять их хранение, транспортировку и распространение, содержать партийных функционеров и т. д.[74] Некоторое представление о расходах, связанных с политической деятельностью, дает бюджет ЦК РСДРП накануне III съезда партии (1905 г.): ввоз литературы из-за границы — 24 %, содержание подпольных типографий — 23 %, развозка литературы — 20 %, содержание ЦК и Союзного бюро — 18 %, организация побегов — 12 %, паспортное бюро — 3 %^{1}.

Велики ли были расходы отдельных революционных партий и каким был бюджет революционного движения в России?

Вспоминая о своей работе в Московской организации РСДРП, С. Черномордик писал: «Если приход Московского комитета в 1903 г. исчислялся десятками рублей, то в 1905 г. уже летом исчислялся тысячами. Было „несколько сочувствующих“ из буржуазной интеллигенции, которые ежемесячно вносили в кассу МК по несколько тысяч рублей»^{2}.

Если взять двух-трех «сочувствующих» и определить взнос каждого по минимуму — две-три тысячи, получается, что летом 1905 г. в кассу Московского комитета РСДРП ежемесячно поступало не менее 4–9 тыс. руб., что дает 50–100 тыс. в год. И это бюджет только одной местной партийной организации.

Другой пример. В феврале — апреле 1910 г. поступления в кассу Заграничного бюро ЦК РСДРП составили 49 602 руб., в среднем 16 534 руб. в месяц^{3}. Экстраполируя этот показатель на весь год, мы получим около 200 тыс.

По воспоминаниям А. Аргунова, весной 1906 г. ЦК партии эсеров (без Боевой организации) ежедневно расходовал около 1000 руб., что должно было составить 365 тыс. за год^{4}.

В 1890 г., когда партия «Дашнакцутюн» еще только появилась на свет, денежные поступления ее руководящих органов составляли 130 тыс. франков, или же около 50 тыс. руб. В 1895–1898 гг. они достигли 500 тыс. франков (примерно 185 тыс. руб.) в год, в 1908 г. превысили 1 млн франков, т. е. 370 тыс. руб.^{5}.

А вот свидетельство Виктора Таратуты, входившего с 1907 г. в состав ЦК РСДРП и имевшего самое непосредственное отношение к финансированию большевистской фракции. Оправдываясь по поводу обвинений в связях с охранкой, выдвигаемых против него большевиком А. А. Богдановым (Максимовым), он заявил:

«Максимов знал… что я передал в партийную кассу суммы денег, превышающие во много раз плату самых крупных провокаторов. Я не могу здесь называть цифры, но Максимов знал, что тут были единовременные передачи в сотни тысяч»^{6}.

Если взять по минимуму (две-три передачи по 200–300 тыс. руб.), получается, что только через В. Таратуту касса большевиков примерно за полтора года получила не менее 400–900 тыс. руб., т. е. около 650 тыс. руб., или же не менее 430 тыс. в год.

Исходя из этого, с полным основанием можно утверждать, что в начале XX в. бюджет революционного подполья в России составлял не один миллион рублей.

Откуда же черпались эти деньги?

* * *

Необходимые денежные средства революционные партии получали как внутри страны, так и из-за ее пределов.

Из-за границы деньги поступали от частных лиц, общественных, предпринимательских и политических организаций, спецслужб.

Сообщения о частных пожертвованиях можно найти на страницах партийных изданий^{7}, в переписке^{8} и воспоминаниях^{9}. Особую известность получили приведенные в книге В. Штейна «Исход российской революции 1905 г. и правительство Носаря» сведения о пожертвованиях австрийских, американских, английских, германских и французских евреев в 1905 г.^{10}, а также специальная поездка А. М. Горького и М. Ф. Андреевой в 1906 г. с целью сбора подобных пожертвований в США^{11}.

Имеются сведения и о втором источнике. Так, вспоминая о рабочих волнениях в 1896 г. в Петербурге, П. Б. Струве писал: «По уговору с другими социал-демократами на А. Н. Потресова и меня было тогда в связи с петербургскими стачками возложено поручение — ехать за границу, поставить заграничных социал-демократов, в особенности германских (Бебеля, Либкнехта и Зингера), в известность о русских событиях, вступить с ними в связь и заручиться их материальной и моральной поддержкой русскому рабочему движению»^{12}.

Вопрос о роли Социал-демократической партии Германии и вообще партий II Интернационала в развитии революционного движения в России заслуживает особого внимания. В этом же отношении специального внимания заслуживают и некоторые зарубежные общественные организации, в частности Англо-еврейский комитет, деятельности которого в России особое значение придавал в 1905 г. министр иностранных дел граф В. Н. Ламздорф^{13}.

Известны публикации и о третьем источнике, прежде всего о японских деньгах в 1904–1905 гг.^{14} и немецких в 1914–1917 гг.^{15}.

Что касается внутренних источников, то их можно подразделить на четыре вида: а) членские взносы, б) экспроприации, в) революционный рэкет, в) частные пожертвования.

Членские взносы являлись одним из самых ранних источников пополнения партийных касс. Однако по мере того как расширялись партийные ряды, а следовательно, возрастали расходы, как это ни парадоксально, членские взносы переставали играть главную роль и отходили на второй план. Так, по данным отчета Бакинского комитета III съезду РСДРП, за период с июня 1904 по февраль 1905 г. сборы «с рабочих» составили «не более 10 %» всех денежных поступлений^{16}.

Экспроприации получили распространение главным образом в 1905–1907 гг. Наиболее известны из них ограбления Квирильского, или Шоропанского, казначейства (Зестафони, 1905 г.)^{17} и на станции Дема (Урал, 1907 г.)^{18}, давшие не менее 200 тыс. руб. каждая, тифлисская экспроприация — 250 тыс. руб.^{19}, душетская — 315 тыс. руб.^{20}, московская — 875 тыс. руб.^{21}, туркестанская — по одним данным, 470 тыс., по другим — 1 млн. руб.^{22}.

По своему характеру к экспроприациям был близок революционный рэкет. Одной из первых его стала использовать партия «Дашнакцутюн». Относя зарождение армянского движения к 1886 г., начальник Бакинского ГЖУ полковник Глоба писал: «С того же времени армянами постановлено взыскивать со всех коммерческих предприятий по 0,5 % в армянский фонд. Из сбора этого у армян образовался капитал в несколько миллионов рублей. Капитал этот находится в банках Лондона и Парижа. Проценты с этого капитала идут на пропаганду на Кавказе, а также в Персии и Турции. Из процентов этого капитала выдаются пособия революционным кружкам в империи и в особенности на Кавказе»^{23}.

Не позднее февраля 1905 г. рэкет был взят на вооружение бакинскими социал-демократами. «Биби-эйбатцы и гначакисты, — читаем мы в выступлении делегата от Баку Рыбкина на III съезде РСДРП, — предложили по примеру дрошакистов (т. е. членов партии „Дашнакцутюн“. — А.О.) требовать деньги силой. Бакинский комитет не согласился на это. Вместо этого были разосланы письма с предложением жертвовать и с обозначением суммы (100–200 руб.). Почти никто из адресатов не давал этой суммы полностью, но все же давали порядочно. В общем было собрано несколько тысяч рублей. Решено было также получить крупные деньги от больших фирм, но пока ответа от них не было получено»^{24}.

Имеются сведения, что бакинские социал-демократы использовали подобный прием сбора денег и позднее. В этом отношении они были не одиноки. Сохранились, например, «окладные списки» Горийского комитета РСДРП за 1906 г. с фамилиями «налогоплательщиков» и с указанием причитающихся с них сумм^{25}.

* * *

Но, пожалуй, самым распространенным источником финансирования были частные пожертвования. Обычно, когда заходит речь о кредиторах революционного движения, называется всего несколько человек, из числа которых особую известность получили московский фабрикант Савва Тимофеевич Морозов^{26} и его родственник, владелец мебельный фабрики Николай Павлович Шмит^{27}. Причем упоминание их фамилий в подобном качестве обычно сопровождается оговорками, что в своей среде они являлись «белыми воронами»^{28}.

Между тем, как писал Л. Б. Красин, «считалось признаком хорошего тона в более или менее радикальных или либеральных кругах давать деньги на революционные партии, и в числе лиц, довольно исправно выплачивающих ежемесячные сборы от 5 до 25 рублей (т. е. 60–300 руб. в год. — А.О.), бывали не только крупные адвокаты, инженеры, врачи, но и директора банков, и чиновники государственных учреждений»^{29}.

А вот свидетельство Л. Д. Троцкого: «До конституционного манифеста 1905 г. революционное движение финансировалось главным образом либеральной буржуазией и радикальной интеллигенцией. Это относится также и к большевикам, на которых либеральная оппозиция глядела тогда лишь как на более смелых революционных демократов»^{30}.

«Если бы какой-нибудь историк, хотя теперь это вряд ли возможно (время стерло людей и следы), — писал Н. Валентинов, — захотел бы заняться исследованием, сколько на святой Руси было купеческих и банковских „Маякиных“ и „Гордеевых“, внесших в большевистские (и не только в большевистские. — А.О.) кассы денег и какова в итоге общая сумма их субсидий, получился бы документ большого социального интереса»^{31}.

Одним из тех, через кого большевики получали деньги от своих кредиторов, был известный русский писатель А. М. Горький. «За время с 1901 по 1917 г. через мои руки прошли сотни тысяч рублей на дело Российской социал-демократической партии, — признавался он. — Из них мой личный заработок исчислялся десятками тысяч. А все остальное черпалось из карманов буржуазии»^{32}.

Материальная помощь революционному движению осуществлялась не только в денежной форме. Она включала в себя также: а) предоставление квартир для партийных собраний, совещаний и т. д.; б) укрывание лиц, разыскиваемых полицией; в) помощь арестованным и ссыльным; г) передачу паспортов и других документов для легализации подпольной деятельности; д) участие в транспортировке запрещенной литературы и оружия, а также в их хранении; е) предоставление собственных адресов для нелегальной переписки или же пересылки корреспонденции; ж) использование своих счетов или же счетов коммерческих предприятий для хранения и перевода партийных средств; з) передачу революционным партиям соответствующей информации, которая могла быть использована в политических целях, и т. д.

«Брошюрная литература из большевистских типографий, а также и получавшаяся из-за границы и других городов, — вспоминал, например, член Московского комитета РСДРП 1905 г. А. В. Шестаков, — устраивалась на особых складах, главным образом в буржуазных квартирах <…>. Для подобных целей использовались квартиры даже таких господ, как С. И. Четвериков — фабрикант-октябрист, сын которого помогал нашей работе. Другой такой склад был устроен у кого-то из московских булочных королей», «весной и летом 1904–1905 гг. до „октябрьских свобод“ приходилось пользоваться квартирами врача Терьяна, в Комиссаровском училище у инспектора Лапшина, у Гариной (жены писателя Гарина-Михайловского) и железнодорожницы С. П. Пашуканис, у генеральши Я. А. Квятковской, у художницы Гирш в Бутырском районе и других… один раз пришлось использовать квартиру даже такой особы, как графиня Бобринская»^{33}.

Свои Саввы Морозовы были почти во всех губерниях и более или менее крупных городах. Вот только несколько примеров. Город Александров Владимирской губернии — фабрикант Сергей Николаевич Баранов^{34}, Воронеж — совладелец Товарищества механических заводов, бывший народоволец А. Н. Иванов^{35}, Дальний Восток — рыбопромышленник Касьянов^{36}, Казань — сын одного из владельцев торгового дома «М. Тихомирнов с сыновьями» В. А. Тихомирнов^{37}, Калуга — владелец писчебумажной фабрики Гончаров^{38} и лесопромышленник Горбунов^{39}, Киев — «вдова Терещенко»^{40}, Нижний Новгород — хлеботорговец, купец 1-й гильдии Николай Александрович Бугров^{41}, Николаев — Михаил Абрамович Сойфер^{42}, Пермь — пароходовладельцы Василий Михайлович Каменский^{43} и Николай Васильевич Мешков^{44}, Петербург — Софья Ивановна Буренина и семья Цейтлиных^{45}, Рига — купец К. Д. Тагер^{46}, Ростов-на-Дону — купец Николай Елпидифорович Парамонов^{47}, Смоленск — купец Иосиф Гальперин^{48}, Сызрань — агроном А. И. Ерамасов^{49}, Тамбов — братья Ефим и Иван Дмитриевичи Мягковы^{50}, Тверь — семья помещиков Дьяковых^{51}, Урал — золотопромышленник Павел Александрович Конюхов^{52}, Уфа — князь В. А. Кугушев^{53}, Финляндия — председатель правления «Нурдиска Ференниге банкен» граф Маннергейм и купец Отто Нордберг^{54}, Чернигов — Иван Николаевич Полторацкий^{55}, Ярославль — владелец комиссионной конторы С. И. Брайнин^{56} и т. д.

На сегодняшний день в моей картотеке около 300 фамилий тех, кто оказывал поддержку революционному движению и кого охранка именовала «симпатиками».

О масштабах этой помощи свидетельствует то, что 10 октября 1910 г. Департамент полиции счел необходимым обратиться к начальникам местных жандармских управлений и охранных отделенией со специальным распоряжением на этот счет.

«По поручению господина товарища министра внутренних дел генерал-лейтенанта Курлова, — писал директор Департамента полиции Н. П. Зуев, — прошу обратить внимание на лиц, явно не участвующих в революционных выступлениях, но сочувствующих противоправительственному движению и тайно оказывающих те или другие услуги революционной деятельности („симпатики“), вести учет этих людей, следить за всем происходящим в их среде и неуклонно доносить о всяком оживлении и революционном подъеме среди них»^{57}.

Свои Саввы Морозовы были и на Кавказе.

Кто же здесь мог финансировать революционное движение, если вплоть до начала XX в. Кавказ представлял собой отсталую аграрную окраину Российской империи?

Когда дается подобная характеристика Кавказа, не учитывается, что в XIX в. здесь возникло два важных промышленных центра: Баку и Чиатуры, значение которых выходило далеко за пределы не только данного региона, но и России.

Революционное подполье и «нефтяные короли»

Город Баку приобрел широкую известность после того, как здесь в середине XIX в. началась добыча нефти. На протяжении нескольких десятилетий темпы развития бакинской нефтедобывающей промышленности опережали темпы развития этой отрасли в других странах. В 60-е гг. на долю России приходилось 0,2 % мировой добычи и 0,3 % добычи нефти в США, в 70-е гг. соответственно 9,3 и 10,7 %, в 80-е гг. — 30,8 и 47,6 %, в 90-е гг. — 45,6 и 92 %. В 1898 г. Россия обогнала США и удерживала лидерство до 1901 г., после чего начался спад, продолжавшийся до 1906 г. Затем добыча нефти стабилизировалась примерно на уровне 30 % мирового производства и 50 % производства США, а в 1911–1917 гг. сократилась соответственно до 15 и 25 %^{1}.

Начавшийся в 60–70-е гг. XIX в. нефтяной бум вызвал приток в нефтедобывающую промышленность иностранного (главным образом английского, немецкого и французского) капитала, на долю которого к началу XX в. приходилась половина всех капиталовложений в эту отрасль экономики^{2}.

В 1908 г. в Баку действовало 170 нефтяных фирм с производительностью 487 млн. пуд. Почти половина добычи нефти приходилась на 10 фирм: Братья Нобель (1879 г.) — 63,4 млн, Каспийско-Черноморское товарищество (1883 г.) — 34,3 млн, А. И. Манташев и K^o (1899 г.) — 24,9 млн, Каспийское товарищество (1887 г.) — 24,7 млн, Бакинское нефтепромышленное общество (1874 г.) — 22,9 млн, Питоев и K^o (1907 г.) — 13,9 млн, Братья Мирзоевы (1886 г.) — 13,3 млн, Московско-Кавказское товарищество (1902 г.) — 13,1 млн, Арамазд (1901 г.) — 12,8 млн и Муса Нагиев — 12,2 млн. Всего 235,7 млн пуд.^{3}.

Следующие 15 фирм (1. Общество для добычи русской нефти и жидкого топлива (1898 г.) — 11,3 млн. 2. Русское нефтяное общество (1896 г.) — 11,3 млн. 3. Биби-Эйбатское нефтепромышленное общество (1899 г.) — 11,0 млн. 4. Наследники Зубалова — 11,0 млн. 5. Шибаев и K^o (1885 г.) — 9,4 млн. 6. Нефть (1913 г.) — 8,2 млн. 7. Нафталанское нефтяное общество (1905 г.) — 8,0 млн. 9. Европейская нефтяная компания (1901 г.) — 7,2 млн. 10. Шихово (1901 г.) — 7,0 млн. 11. И. Н. Тер-Акопов (1899 г.) — 7,0 млн. 12. Кавказ (1896 г.) — 6,3 млн. 13. А. С. Меликов и K^o — 5,7 млн. 14. Тифлисское товарищество (1905 г.) — 5,6 млн и 15. Бенкендорф и K^o — 5,5 млн) добывали еще 120 млн пуд.^{4}.

Таким образом, 25 фирм давали около 70 % всей нефти.

Особое место в нефтедобывающей промышленности занимали братья Нобель. Сами Нобели были выходцами из Швеции, однако их превращение в нефтепромышленников произошло главным образом при содействии немецких банков: Берлинер хандельгезельшафт[75] и Дисконтогезельшафт[76]. Неудивительно поэтому, что отчетность «Товарищества братья Нобель» велась как на русском, так и на немецком языках, а в конторе товарищества накануне Первой мировой войны размещалось германское консульство. Немаловажную роль в становлении «Товарищества братьев Нобель» сыграли инженеры — выпускники Петербургского технологического института А. М. Белоножкин, М. Л. Белямин, И. Г. Гарсоев, Е. К. Петров и С. С. Тагианосов^{5}.

21 января 1914 г., когда открылось очередное собрание акционеров товарищества, оказалось, что из 24,4 млн руб., на которые были предъявлены акции, братьям Нобель принадлежало всего 2,7 млн. Лидировали банки: Дисконтогезельшафт — 6,0 млн, Азово-Донской банк — 5,6 млн, Петербургский торговый (бывший Вавельберг) — 5,2 млн и Волжско-Камский — 1,7 млн. Названные четыре банка держали в своих руках более 75 % всех акций^{6}.

Нобели сотрудничали не только с русскими и германскими, но и со шведскими банками. «Как показывает конфиденциальная нобелевская переписка, „Эншильда банк“, — пишет И. А. Дьяконова, — крупнейший банк Швеции, традиционно принадлежавший финансовой династии Валенбергов, вместе с тем находился под значительным влиянием семейства российских Нобелей, хотя далеко не столь решающим, как российский Волжско-Камский банк, где Э. Нобель был непосредственным председателем совета»^{7}.

Второе место по объему производства долгое время занимало «Каспийско-Черноморское нефтепромышленное товарищество», контрольный пакет акций которого первоначально принадлежал семье французских Ротшильдов^{8}. Главой этой семьи до 1905 г. был Альфонс Ротшильд, затем им стал его сын Эдуард. Сестра последнего Шарлота Беатрикс находилась замужем за одесским купцом Морицем (Морисом) Иоахимовичем Эфруси, который не только входил в правление общества, но и фактически руководил им^{9}.

«Французские предприятия в России, — отмечал Л. Эвентов, — имели главный свой центр в лице банкирского дома Луи Дрейфус. Последний финансировал Бакинское нефтяное общество, Русское товарищество „Нефть“, „Тер-Акопов“, нефтепромышленное товарищество Рыльских наследников, братьев Мирзоевых и др. Представителем интересов французских капиталов выступала также банкирская контора „Розенберг и K^o“. Кроме того, финансовые операции производились через отделения Лионского кредита, а также Северный банк, преобразованный позднее в Русско-Азиатский, и Петербургский международный коммерческий банк»^{10}.

Первоначально Нобели ориентировались главным образом на внутренний рынок, Ротшильд — на экспорт. Затем по мере наполнения внутреннего рынка нефтью и нефтепродуктами нобелевская группировка тоже устремилась на внешние рынки. Здесь кроме Ротшильда они столкнулись с сильной конкуренцией американской нефтяной империи Рокфеллера и быстро поднимавшейся англо-датской группировкой Детердинга («Royal Datsh Schell Со»). В этих условиях Нобель и Ротшильд предпочли заключить между собой союз, который был скреплен созданием на основе нижегородского торгового дома «Поляк и K^o» совместного нефтепромышленного и торгового общества «Мазут»^{11}.

Однако удержать полностью под своим контролем русский рынок им не удалось^{12}. «В 1912 г. „Royal Datsh Schell Со“ приобрела у парижских Ротшильдов сначала 80, а затем 90 % акций Каспийско-Черноморского общества, капитал которого составлял к этому времени 10 млн. руб., а также „Мазута“ — с капиталом в 12 млн руб. Взамен этого парижские Ротшильды получили крупный пакет акций „Royal Datsh Schell Со“ <…>. К 1915 г. Детердингу принадлежало около 15 % добычи русской нефти»^{13}.

Накануне войны нефтедобывающая промышленность России сконцентрировалась в руках трех фирм: «Рашен женераль ойл компани», «Ройяль Дэтч Шелл» и «Т-во братьев Нобель».

«Перечисленные три группы Ойль, Ройяль Дэтч Шелль и Т-во братьев Нобель, — писал Л. Эвентов, — различными путями были связаны друг с другом. Связь основывалась, во-первых, на личной унии: Манташевы, Гукасовы, Нобели, Путилов, Лианозов и другие владели пакетами акций почти в каждой из названных групп. Манташевы и Гукасовы были тесно переплетены с Лианозовым, а в Т-ве Нобель видными акционерами являлись Манташев и Гукасов. А. И. Путилов — председатель Ойля был членом совета Т-ва братьев Нобель, а Э. Л. Нобель — членом правления Т-ва нефтяного производства „Лианозова сыновья“. Во-вторых, общность интересов основывалась на совместном участии всех трех групп в одних и тех же предприятиях. В 1913 г. три эти группы добывали 290 млн пуд. нефти из 564, т. е. более 52 %, и концентрировали в своих руках 75 % всей торговли нефтью (Ойл — 131, Детердинг — 80, Нобель — 79 млн пуд.)»^{14}.

Соперничество между тремя названными группировками продолжалось. К 1917 г. «Товариществу братьев Нобель» удалось получить более половины акций «Рашен женераль ойл компани» и объединить вокруг себя 22 нефтяные компании, что позволило ему не только сохранить, но и укрепить свои позиции^{15}.

Имеются многочисленные свидетельства о том, что бакинские нефтепромышленники оказывали революционному подполью самую разную, в том числе и материальную, поддержку.

«Из коллоссального количества конфликтов, разрешенных Союзом нефтепромышленных рабочих (1907–1908 гг.), — вспоминал социал-демократ А. Рохлин, — подавляющее большинство принималось нефтепромышленными фирмами почти безоговорочно; безоговорочно эти фирмы вносили в кассу союза штрафы за те или иные проступки. Представители крупнейших фирм не раз и не два вносили деньги на те или иные нужды партийной организации (наша большевистская организация, нечего греха таить, не брезговала и этим источником дохода, хотя — это надо отметить — тут не было ничего похожего на те даяния, которыми пользовались шендриковцы; укажу хотя бы на 10-тысячный куш, полученный ими от нефтепромышленников при заключении декабрьского (1904 г.) договора, т. е. при обстоятельствах, которые [придавали получке характер подкупа[77]. Те же крупнейшие фирмы не раз и не два искали у нас защиты (помню случай обращения Манчо к Биби-Эйбатскому райкому уже в самое тяжелое время, кажется в 1911 г., от приставаний и налетов разного рода „эксов“)»^{16}.

Факт получения денег от нефтепромышленников признавал позднее уроженец Вены рабочий Иван Прокофьевич Вацек^{17}, перешедший из австро-венгерского в русское подданство и на протяжении многих лет являвшийся кассиром Бакинского комитета РСДРП^{18}. Отмечая, что большевики использовали материальную поддержку «буржуазных элементов», он писал: «Брали мы с управляющих, заместителей и заведующих, вообще с либеральной публики»^{19}.

Кто же входил в состав этой «либеральной публики»? Касаясь данной проблемы и подчеркивая, что имеет в виду только меньшевиков, С. Я. Аллилуев утверждал, что денежная помощь поступала «из несгораемых стальных касс королей нефти: Гукасова, Манташева, Зубалова, Кокорева, Ротшильда, Нобеля и многих других миллионеров, бросавших им крохи из своих сверхприбылей»^{20}.

Частично с воспоминаниями С. Я. Аллилуева перекликаются воспоминания рабочего И. Бокова, который писал, что когда один из братьев Шендриковых, оставивших заметный след в истории бакинского рабочего движения 1904–1905 гг., покидал Баку, он «получил от нефтепромышленника Гукасова взятку — 20 000 руб.»^{21}. Даже если допустить, что в утверждении И. Бокова есть элемент преувеличения и уменьшить названную им цифру в несколько раз, все равно получается достаточно крупная сумма. Можно представить себе, какие деньги поступали в распоряжение Шендриковых до этого, если за труды и молчание им было выдано столь щедрое «выходное пособие».

К сожалению, упоминая фамилию Гукасова, ни С. Я. Аллилуев, ни И. Боков не назвали его имени. Между тем с нефтяным бизнесом были связаны три брата Гукасовых: Павел (р. 1858), Аршак (р. 1864) и Абрам (р. 1872) Осиповичи.

Павел и Аршак долгое время стояли во главе «Каспийского нефтепромышленного товарищества»[78] в России, Абрам представлял его интересы в Лондоне^{22}. Кроме того, они были связаны еще с целым рядом нефтепромышленных обществ, в том числе с акционерным обществом «А. И. Манташев и K^o» и лианозовским «Московско-Кавказским нефтепромышленным и торговым товариществом»^{23}. О влиянии братьев Гукасовых свидетельствует тот факт, что на протяжении долгого времени сначала Павел, а затем Аршак занимали должность председателя Совета съезда бакинских нефтепромышленников^{24}.

Характеризуя П. О. Гукасова, следует отметить, что он контактировал с целым рядом лиц, имевших революционное прошлое, оказывал им содействие в поисках работы и способствовал их карьере. Среди них можно назвать бывшего чернопередельца Юрия Макаровича Тищенко и бывшего народовольца Абрама Никитича Дастакова (другое написание фамилии — Достаков)^{25}.

Летом 1908 г. на Павла Осиповича поступил донос о том, что он и еще несколько предпринимателей передали армянскому архиепископу Герегину для церкви и на революционные цели 100 тыс. руб. Допрошенный по этому поводу П. О. Гукасов данный факт не подтвердил^{26}. Но было бы и странно, если бы он дал подтверждающие показания.

20 октября 1907 г. газета «Утро России» опубликовала заметку, в которой говорилось: «Вчера в доме 24 по Кирочной ул., принадлежащем Ратькову-Рожнову, чинами охранного отделения произведен обыск в квартире известного нефтепромышленника Тер-Гукасова, проживающего в названной квартире с сыном»^{27}. По указанному выше адресу проживал Павел Осипович Гукасов^{28}. Чем был вызван этот обыск, мы не знаем. Но для его проведения требовались веские основания, так как к этому времени П. О. Гукасов был не просто нефтепромышленником, он занимал пост председателя Совета Русского торгово-промышленного банка, входил в состав Совета съездов представителей промышленности и торговли и являлся одним из шести членов Государственного совета по выборам от предпринимателей России^{29}.

Не исключено, что причина обыска была связана с тем, что в 1907 г. имя младшего сына П. О. Гукасова Левона всплыло при проведении «дознания о сыновьях статского советника Константина и Александра Докукиных (военная организация эсеров)»[79]. В связи с этим 7 июня 1907 г. начальником Петербургского жандармского управления было отдано распоряжение о проведении у него на квартире обыска, но тогда «за выездом» Л. П. Гукасова из столицы он произведен не был^{30} и последовал, видимо, после его возвращения домой.

Аршак Осипович Гукасов был замечен в посещении во время одного из пребываний за границей редакции центрального органа партии «Дашнакцутюн» газеты «Дрошак». Охранка считала его причастным к созданию Армянского культурного союза, который использовался дашнаками как одно из легальных прикрытий их нелегальной деятельности^{31}. Имеются также сведения, что А. О. Гукасов контактировал с членами нелегальной мусульманской социал-демократической организации «Гуммет» и содействовал созданию ею собственной легальной газеты^{32}.

Все это вместе взятое дает основание думать, что фамилия Гукасова появилась в списке кредиторов революционного подполья, который содержится в воспоминаниях С. Я. Аллилуева, не случайно.

Еще в большей степени это касается Александра Ивановича Манташева.

А. И. Манташев родился в Тифлисе 3 марта 1842 г. в семье крупного торговца^{33}, в 1871 г. стал тифлисским купцом 1-й гильдии^{34}, а после смерти отца наследовал его дело^{35}. Обратив в 80-е гг. внимание на нефтяной бизнес, А. И. Манташев совместно с М. О. Арамянцем, Г. А. Тумановым и А. Цатуровым создал нефтепромышленную фирму, которая затем была преобразована в акционерное общество «А. И. Манташев и K^o». Кроме того, он являлся акционером «Каспийского товарищества», акционерных обществ «Братья Нобель», «Питоев и K^o», «Мирзоев и K^o», Азово-Донского и Тифлисского коммерческого банков, входил в руководство этих банков, а в последнем с 1881 г. занимал пост председателя правления^{36}. Наследство А. И. Манташева оценивалось более чем в 20 млн руб.^{37}.

13 февраля 1904 г. Департамент полиции поставил Тифлисское охранное отделение в известность о том, что им получены агентурные сведения, будто бы нефтепромышленник А. И. Манташев «три месяца назад» пожертвовал на революционное движение «миллион рублей»^{38}.

В ответ на это 24 апреля начальник Тифлисского охранного отделения ротмистр Ф. А. Засыпкин сообщил: «Проживающий в городе Тифлисе Александр Манташев — известный армянский миллионер, до возникновения в прошлом 1903 г. армянского движения в острой форме, направленного против русского правительства, имел несомненную связь с движением, направленным против Турции преимущественно; в данное время он уже не решился бы оборвать свою связь и во всяком случае, безусловно, снабжает революционеров деньгами; указания на пожертвование им миллиона рублей все же сомнительно»^{39}.

Несмотря на то что имевшиеся в распоряжении Департамента полиции сведения о миллионном пожертвовании были поставлены Тифлисским охранным отделеним под сомнение, в самом Департаменте на этот счет придерживались иного мнения. Об этом свидетельствует «Исторический очерк об армянской федеративной партии „Дашнакцутюн“», подготовленный для служебного пользования жандармским подполковником Л. И. Ивановым. «Нефтепромышленник Манташев, — читаем мы здесь, — например, заплатил один миллион, но, кажется, сделал это как „вспомогательный член“ „Дашнакцутюн“, <…> он же основал в Лондоне армянский банк, где теперь находятся „церковные“ армянские денежки, и он же находится в союзе с Ротшильдом»^{40}.

Что касается участия в финансировании революционного движения семьи Зубаловых, то пока удалось обнаружить только один факт, относящийся к 1910 г. и свидетельствующий о том, что в это время лидер грузинских меньшевиков Н. Н. Жордания получал ежемесячное содержание в размере 100 руб. от «хозяина Народного дома» в Тифлисе Зубалова^{41}. Народный дом был построен на средства сыновей нефтепромышленника Константина Яковлевича Зубалова (1828–1901): Левана (1851–1915), Стефана (1860–1904), Петра (р. 1862) и Якова (р. 1876)^{42}. На содержании кого из них находился лидер грузинских меньшевиков, требует выяснения. При этом необходимо иметь в виду что Константин Яковлевич Зубалов состоял в браке с Елизаветой Михайловной Тумановой (Кавказ, 1881, 30 декабря), сестра которой, Анастасия, была второй женой редактора газеты «Квали» Г. Е. Церетели, (см. далее: с. 588).

В 20-е гг. XX в. была опубликована схема связей кавказских социал-демократов, относящаяся к 1901–1902 гг. Она включала в себя около 60 человек из Баку, Батума и Тифлиса. В этой схеме фигурировала и фамилия Зубалов^{43}. Установить, кто именно из Зубаловых находился в поле зрения охранки, пока не удалось. Но можно отметить, что в 1904 г. Тифлисское охранное отделение вело наружное наблюдение за Давидом Антоновичем Зубаловым^{44}, приходившимся двоюродным братом владельцам Народного дома^{45}.

К началу XX в. один из пионеров нефтяного бизнеса в России, Василий Александрович Кокорев уже давно пребывал в ином мире (он умер в 1889 г). В преклонном возрасте находился и его сын Александр Васильевич (ок. 1848–1908)^{46}, который жил в Петербурге и принадлежал к числу крупнейших акционеров Волжско-Камского коммерческого банка^{47}. Сам А. В. Кокорев вряд ли поддерживал связи с революционным подпольем. Поэтому С. Я. Аллилуев мог иметь в виду не его лично, а кого-то из руководителей созданного им Бакинского нефтепромышленного общества. О том, что в окружении А. В. Кокорева могли быть лица, связанные с революционным подпольем, свидетельствуют имеющиеся в нашем распоряжении сведения об одном из управляющих Бакинского нефтепромышленного общества, Андрее Васильевиче Каменском, который находился в родстве с бывшим народовольцем, позднее эсером, Львом Карловичем Чермаком и одним из лидеров партии эсеров, Борисом Викторовичем Савинковым^{48}.

Так же, видимо, обстоит дело с Ротшильдом, который хотя и являлся владельцем «Каспийско-Черноморского нефтепромышленного товарищества», однако никогда в России не жил. Упоминая его фамилию, С. Я. Аллилуев мог иметь в виду только руководство этого товарищества, среди которого, как будет показано далее, находились и лица, имевшие в революционном подполье родственные связи, и лица, оказывавшие ему материальную поддержку^{49}.

Фирма «Братья Нобель» была создана потомками шведского предпринимателя Иммануила Нобеля (1801–1872), который имел четверых сыновей: Роберта (1829–1896), Людвига (1831–1888), Альфреда (1833–1896) и Эмиля (1843–1864). Русские Нобели — это в основном потомки Людвига Иммануиловича и его сына Эмануила Людвиговича (1852–1932), который возглавлял после смерти отца семейный бизнес. У него было семеро детей: Эстер-Вильгельмина (1872–1929), Людвиг (1874–1935), Ингрид (1879–1929), Марта (1881–1973), Рольф (1882–1947), Эмиль (1885–1951) и Густав (1886–1955)^{50}.

Никаких сведений о том, что Э. Л. Нобель или кто-нибудь из его потомков лично жертвовал средства на революционное движение, обнаружить не удалось. Но имеются данные о том, что в декабре 1904 г. крупная денежная сумма на финансирование забастовочного движения была предложена находившемуся в Баку представителю ЦК РСДРП руководством фирмы «Братья Нобель»^{51}.

Показательно также, что двоюродный брат Э. Л. Нобеля Дмитрий Классович Нюберг являлся членом «Свободной народной партии», созданной в Сибири бывшим шлиссельбуржцем В. А. Карауловым, и в начале 1906 г. привлекался к дознанию по обвинению в содействии революционному движению на Сибирской железнодорожной магистрали^{52}. В двоюродном родстве с Э. Л. Нобелем находился Александр (Сентери) Нуортева, отец которого, Альфред, был братом Класса Нюберга. А. Ноуртева принадлежал к числу видных деятелей финской социал-демократии, в 1907 г. он принимал участие в организации переезда И. В. Ленина из Финляндии в Швецию^{53}.

Революционные связи имел и зять Э. Л. Нобеля, муж его дочери Марты, военный врач Георгий Павлович Олейников^{54}. Сын фельдшера, он родился 8 апреля 1864 г. в заштатном городе Краснокутске Богодуховского уезда Харьковской губернии. До 1883 г. обучался в Саратовской и Ташкентской гимназиях, с 1883 по 1887 г. — в Петербургском университе, с 1887 по 1891 г. — в Военно-медицинской академии^{55}. Г. П. Олейников был не только однокурсником А. И. Ульянова, но и входил в число его друзей^{56}. И хотя к делу 1 марта 1887 г. он, по всей видимости, отношения не имел, показательно, что через три года был замечен в контактах с кружком Карла Кочаровского. Этот кружок возник в Петербурге к началу 1888 г. Он не только начал собирать вокруг себя народовольчески настроенные элементы по всей России, но и установил (через Я. Юделевского) контакты с народовольческой эмиграцией (Ю. Раппопорт). Среди лиц, с которыми был связан кружок К. Кочаровского, можно назвать Дмитрия Константиновича Агафонова, Михаила Ивановича Бруснева, Ивана Павловича Глаголева, Бориса [Андреевича] Крыжановского, Вячеслава Александровича Кугушева, Виктора Константиновича Курнатовского, Константина Францевича Неслуховского, Владимира Николаевича Переверзева, Симу Марковну Познер, Давида Соскиса, Юрия Макаровича Тищенко, Александра Петровича Фан дер Флита, Андрея Юльевича Фейта, Николая Михайловича Флерова и др.^{57}.

О политических позициях, которые занимал Г. П. Олейников позднее, свидетельствует то, что 18 декабря 1904 г. он поставил свою подпись под петицией врачей с требованием созыва Учредительного собрания^{58}, а в 1905 г. принял участие в создании Радикальной партии^{59}.

Основные положения ее программы сводились к следующему: а) переход от монархии к республиканской форме правления на основе всеобщих, прямых, равных и тайных выборов; б) превращение России в федерацию самоуправляющихся областей подобно Соединенным Штатам Америки; в) ликвидация национальных, сословных и вероисповедных ограничений; г) отделение церкви от государства; д) предоставление населению политических свобод; е) выкуп всех частновладельческих земель; ж) безвозмездное отчуждение государственных, удельных, кабинетских и церковных земель; з) наделение крестьян землей по трудовым нормам; и) переход к городским и сельским общинам всех предприятий, обслуживающих нужды местного населения: водоснабжения, снабжения газом и электричеством, местных путей сообщения, складов продовольственных и врачебных средств; к) сосредоточение в руках государства тех отраслей производства и предприятий, которые фактически составляют монополию частных лиц или учреждений, как то: эксплуатация путей сообщения и недр земли, производство сахара, страховые операции и т. д.; л) введение 8-часового рабочего дня, а также предоставление рабочим права на забастовки и объединение в профсоюзы; м) замена прямых налогов прогрессивным подоходным и имущественным налогообложением; н) реформа армии на милиционной основе^{60}.

В декабре 1905 г. Г. П. Олейников был арестован на заседании Петербургского Совета рабочих депутатов^{61}. Не исключено, что именно он («некий Олейников») вместе с Н. В. Мешковым фигурировал 5 декабря 1911 г. в донесении начальника Петербургского охранного отделения как лицо, причастное к материальной поддержке большевистской газеты «Звезда». Основанием для такого предположения служит то, что один из издателей «Звезды», Н. А. Иорданский, еще с 90-х гг. XIX в. был знаком с Л. М. Рейнгольдом, который вместе с Г. П. Олейниковым принадлежал к числу наиболее активных членов Радикальной партии^{62}.

Если армянское движение получало материальную поддержку от А. И. Манташева, то мусульманское движение — от Гаджи Зейнал Абдина Тагиева. Г. З. А. Тагиев был не только нефтепромышленником, он входил также в Совет Петербургского международного коммерческого банка^{63}. «Среди бакинских панисламистов, — доносил 30 мая 1911 г. секретный сотрудник Бакинского охранного отделения Мустафа, — видную роль играет присяжный поверенный Топчибашев, проживающий на углу Персидской и Церковной улиц в д. Казимова, бывший редактор газеты „Каспий“, он с тех пор состоит в большой дружбе с Гаджи Зейнал Абдин Тагиевым, оказывающим широкую материальную помощь панисламистам»^{64}.

В молодости А. М. Топчибашев принимал участие в революционном движении, и его фамилию можно найти в справочнике «Деятели революционного движения в России»^{65}. Став присяжным поверенным, «в Баку он женился на дочери социал-демократа Гасан-бека Меликова (ныне покойного), с которым был в большой дружбе»^{66}. В 1906 г. А. М. Топчибашев стал депутатом I Государственной Думы и принял участие в составлении Выборгского воззвания^{67}. Некоторые бакинские большевики позднее с теплотой вспоминали его гостеприимную квартиру^{68}.

По данным охранки, относящимся к октябрю 1911 г., «в очень близких отношениях с Тагиевым» находился нефтепромышленник Иса-бек Ашурбеков^{69}. «Ашурбеков, — читаем мы в одном из документов Департамента полиции, — по агентурным сведениям заведующего Бакинским охранным пунктом, относящимся к 1906 г., входил в состав мусульманской социал-демократической организации „Гуммет“»^{70}, «в том же 1906 г. разъезжал по Шушинскому уезду под видом сбора пожертвований в пользу голодающих мусульман, а в действительности вел преступную противоправительственную агитацию»^{71}. «10 июня 1907 г. Ашурбеков был задержан и заключен под стражу, но чем окончилось следственное производство, сведений не имеется»^{72}. По воспоминаниям, некоторое время И.-б. Ашурбеков входил в Финансовую комиссию Бакинского комитета РСДРП^{73}. Позднее он был обвинен в связях с охранкой^{74}.

Некоторые нефтепромышленники не только оказывали революционному движению материальную помощь, но и сами участвовали в нем. В качестве примера можно назвать Глеба Сидоровича Шибаева.

Его отец Сидор Мартынович происходил из крестьянской старообрядческой семьи Богородского уезда Московской губернии. Свою карьеру он начал служащим на Богородско-Глуховской мануфактуре Захария Саввича Морозова, в 1844 г. под Богородском вместе с Иваном Саввичем Морозовым основал собственную фабрику, а затем вместе с Тимофеем Саввичем — Тверскую мануфактуру^{75}. В 1865 г. С. М. Шибаев стал московским купцом 1-й гильдии, в которой состоял вплоть до своей смерти 30 августа 1888 г.^{76} Незадолго до этого он учредил нефтепромышленную фирму «С. М. Шибаев и K^o»^{77}.

В 1899 г. после смерти его жены Евдокии Викуловны наследство перешло к детям^{78}. Достигнув двадцати лет, миллионное состояние получил младший сын Глеб^{79}. В 1902 г. он закончил гимназию и поступил в Московский университет, уже на первом курсе примкнул к революционному движению, был арестован[80] и привлечен к переписке^{80}, а 1 марта 1903 г. выслан под особый надзор полиции в Пензенскую губернию^{81}. Отбыв срок, он вернулся домой, но связи с революционным подпольем не прервал. От него тянется ниточка к кавказской дружине, сражавшейся в декабре 1905 г. на баррикадах Москвы^{82}.

Если Г. С. Шибаев был предпринимателем-революционером, то некоторые революционеры сами делали предпринимательскую карьеру. В качестве примера можно назвать бывшего народника Георгия (Юрия) Макаровича Тищенко (1856–1922), который в 1879 г. председательствовал на последнем воронежском съезде «Земли и воли», а затем стал одним из членов «Черного передела». Эмигрировав, он закончил Мюнхенский политехникум, в 1883 г. вернулся в Россию и был арестован. По окончании срока ссылки некоторое время жил в Пермской губернии, в 1887 г. поселился на Кавказе, сначала в Тифлисе, затем в Баку^{83}.

Здесь Ю. М. Тищенко получил место в конторе Совета съезда нефтепромышленников, близко сошелся с П. О. Гукасовым, через некоторое время стал «секретарем съезда нефтепромышленников», затем «управляющим конторою» «того же съезда». В 1896 г. Ю. М. Тищенко оставил должность управляющего конторой нефтепромышленников, после чего П. О. Гукасов пригласил его к себе на должность помощника. В таком качестве он оставался до 1900 г., когда стал управляющим конторой «Каспийского нефтепромышленного товарищества»^{84}, к началу Первой мировой войны входил в руководство 22 акционерных обществ и являлся совладельцем товарищества «П. О. Гукасов и K^o»^{85}.

В одном из доносов на Ю. М. Тищенко мы читаем: «Он потратил десятки тысяч на поддержание революционной газеты „Товарищ“, щедро поддерживал в печальное время „Союз Союзов“ и Совет рабочих депутатов <…>, он же десятками тысяч поддерживал свою партию (имеется в виду партия эсеров. — А.О.) через своих друзей Тютчева, Натансона и других, есть даже основание думать, что на его деньги было организовано ужасное покушение на Аптекарском острове»^{86}.

Насколько эти сведения соответствуют действительности, еще требует выяснения, но можно отметить, что, поданным наружного наблюдения, он действительно поддерживал контакты с членом ЦК партии эсеров Николаем Сергеевичем Тютчевым, а также с известным социал-демократом, присяжным поверенным Николаем Дмитриевичем Соколовым^{87}. Показательно также, что в посвященном Ю. М. Тищенко некрологе хотя и отмечалось, что, заняв видное положение в предпринимательских кругах, он «отошел от революционной работы», но подчеркивалось, что при этом он «всегда оказывал всяческое содействие начинаниям и предприятиям левых групп русской общественности»[81]^{88}.

Итак, можно констатировать, что определенная часть влиятельнейших нефтепромышленников находилась в крайней оппозиции к существовавшей власти и была готова поддерживать в борьбе с ней самые радикальные, в том числе революционные, силы.

Революционное подполье и марганцевый бизнес

Другим, кроме нефти, важным видом промышленного сырья на Кавказе являлся марганец, месторождения которого были обнаружены в районе Чиатур Шоропанского уезда Кутаисской губернии. Марганец приобрел особое значение в связи с переходом к бессемеровскому, а затем мартеновскому способам плавки стали, став необходимым компонентом нового технологического процесса.

По данным дореволюционной статистики, Чиатурское месторождение занимало площадь около 125 кв. верст, или же около 12,5 тыс. дес., и содержало не менее 1 млрд пудов марганцевой руды. Если же брать «площадь, занятую рудой, годной к разработке», то некоторые специалисты определяли ее только в 68 кв. верст: примерно 9 верст вдоль Цирквальского и Шукрутского ущелий и 7,5 версты поперек. А принимая во внимание ущелья, овраги и вымоины вдоль берегов рек, специалисты определяли площадь самих месторождений максимум в 38 кв. верст, из которых 15 кв. верст (1500 дес.) относили к богатым залежам, а 23 — к залежам, где руда требовала обогащения^{1}.

Считается, что первым, кто обратил внимание на Чиатурское месторождение и начал его разработку, был известный грузинский поэт Акакий Ростомович Церетели, который привлек к этому делу своего родственника, князя Ивана Константиновича Багратион-Мухранского, занимавшего пост кутаисского губернатора^{2}. «Время возникновения разработки месторождения, — говорится в одной из дореволюционных официальных справок, посвященных марганцедобывающей промышленности на Кавказе, — должно быть отнесено к 1879 г., когда в Чиатуры прибыли представители Круппа, общества железных рудников „Gute Hoffnung“ в Вестфалии и торгового дома „К. Вахтер и K^o“»^{3}.

Марганцевую руду доставляли в Зестафони, из Зестафони в Поти, оттуда морем — за границу^{4}.

В 1879 г. было добыто 0,06 млн пуд. руды, в 1880 г. — 0,5 млн; в 1881 г. — 0,7; в 1882 г. — 0,8; в 1883 г. — 1,0; в 1884 г. — 1,3; в 1885 г. — 3,6; в 1886 г. — 4,2; в 1887 г. — 3,2; в 1888 г. — 1,9; в 1889 г. — 4,2; в 1890 г. — 10,5; в 1891 г. — 6,8; в 1892 г. — 10,2; в 1893 г. — 10,5; в 1894 г. — 11,2; в 1895 г. — 7,2; в 1896 г. — 9,7; в 1897 г. — 11,2; в 1898 г. — 16,3; в 1899 г. — 34,1; в 1900 г. — 40,4; в 1901 г. — 22,9; в 1902 г. — 25,9; в 1903 г. — 23,0; в 1904 г. — 20,3; в 1905 г. — 20,9; в 1906 г. — 50,2; в 1907 г. — 40,8; в 1908 г. — 7,0; в 1909 г. — 36,5; в 1910 г. — 33,8; в 1911 г. — 28,6; в 1912 г. — 35,3; в 1913 г. — 59,2; в 1914 г. — 40,4 млн пуд.^{5}.

В 1892 г. Чиатуры давали 85 % всего российского марганца и 38 % его мировой добычи, через 20 лет, в 1912 г., — соотвественно 70 и 58 %^{6}. Следовательно, в конце XIX — начале XX в. более половины всего сталелитейного производства в мире зависело от марганцедобывающей промышленности России, в первую очередь Чиатур. Это придавало особое значение данной отрасли и связывало Чиатуры самыми теснейшими связями с мировым рынком и мировыми финансово-промышленными группировками[82].

Первоначально в марганцевую промышленность устремилось много мелких предпринимателей, затем наметилась тенденция к концентрации капитала. В 1899 г. 292 фирмами было добыто 34,1 млн пуд. руды, более половины всей добычи приходилось лишь на 40 предприятий^{7}.

Иностранный капитал долгое время предпочитал заниматься скупкой и экспортом марганца и лишь затем тоже стал внедряться в сферу добычи. Особое значение в этом отношении имел 1904 г., когда свою деятельность на Кавказе начало германское «Акционерное общество Шальского союза горнопромышленников и владельцев копей в Гельзенкирхене»[83]^{8}.

Как явствует из протокола общего собрания этого общества от 25 марта 1912 г., накануне Первой мировой войны самый крупный пакет акций имел Дойче банк — 25 млн марок, за ним следовали Дисконтогезельшафт — 18 млн и Дрезденер банк — 9 млн. Эти три кредитных учреждения концентрировали в своих руках акции на 52 из 94 млн. марок и таким образом держали в своих руках контрольный пакет акций. Среди частных акционеров этого общества находились такие германские предприниматели, как Гуго Стиннес и Соломон Оппенгейм^{9}. В финансовых кругах России существовало мнение, что «одним из крупнейших акционеров этого общества» являлся «германский кайзер Вильгельм II», причем по сведениям, которыми располагал наместник на Кавказе граф И. И. Воронцов-Дашков, акции германского императора были «записаны на имя бывшего директора общества Тиссена»^{10}. Представителем Гельзенкирхенского общества в России являлся Иван Спиридонович Персинаки^{11}, а доверенным лицом — присяжный поверенный Лев Моисеевич Берлин^{12}.

Вначале Гельзенкирхенское общество, точно так же, как и другие иностранные фирмы, занималось экспортом марганца из России. Однако оно появилось на марганцевом рынке тогда, когда здесь уже не было свободных ниш, поэтому его утверждение было связано с ожесточенной конкурентной борьбой. Преодолевая сопротивление, Гельзенкирхенское общество смогло не только утвердиться на марганцевом рынке, но и занять на нем особые позиции. Если в 1905 г. этим обществом было закуплено и вывезено за границу 5 % всего экспортируемого марганца, то в 1913 г. более 35 %^{13}. Одновременно оно становится на путь скупки рудоносных земель. К началу Первой мировой войны французы имели в Шоропанском уезде около 70 дес. рудоносной земли, англичане — около 80, Гельзенкирхенское общество — почти 500 дес.^{14}.

Когда началась война и возник вопрос о секвестировании Гельзенкирхенского общества, оказалось, что его акции принадлежат недавно возникшему шведскому обществу Винтервинкенс^{15}, которое, с одной стороны, было связано с банкирской фамилией Валенбергов в Стокгольме^{16}, а с другой — с семьей Нобелей в Петербурге^{17}.

Первоначально единственным кредитным учреждением на Кавказе, которое могло финансировать добычу и экспорт марганца, являлся Тифлисский коммерческий банк^{18}. Затем возникли Потийское общество взаимного кредита и Кутаисское общество взаимного кредита. В 1903 г. специальное совещание при Министерстве финансов постановило: «Поручить организацию комиссионной продажи марганца и выдачи ссуд марганцепромышленникам за руду, удовлетворяющую требованиям установленной марки, двум банкам — Русскому для внешней торговли и Азово-Донскому; при этом последний с открытием в ближайшем будущем своих отделений на Кавказе должен будет взять на себя организацию дела на месте добычи руды и ее отправки в порты вывоза, а Русский для внешней торговли банк, имеющий отделения за границей, примет на себя организацию самого экспорта марганцевой руды за границу»^{19}.

До начала 90-х гг. XIX в. в Чиатурах производилась открытая добыча марганца. Затем стали закладывать штольни. С этого момента здесь появились горные инженеры. Едва ли не первым из них стал приглашенный на службу в 1892 г. Пинчеровским синдикатом Георгий Гаврилович Деканозов^{20}. Г. Г. Деканозов был участником упоминавшегося выше кутаисского съезда грузинских студентов в 1892 г., затем проходил по делу о «Лиге свободы Грузии»^{21}, позднее являлся одним из видных деятелей партии социалистов-федералистов и принимал участие в известной Парижской конференции революционных и оппозиционных партий 1904 г.^{22} Широкую известность его фамилия получила в 1906 г., когда Департамент полиции опубликовал брошюру «Изнанка революции», из которой явствует, что в 1905 г. Г. Г. Деканозов был причастен к получению японских денег на революционное движение^{23}.

Судьбу Г. Г. Деканозова не следует считать уникальной. Дело в том, что среди чиатурских марганцепромышленников с самого начала довольно широко были распространены не только оппозиционные, но и революционные настроения.

Отчасти это было связано с тем, что некоторые марганцепромышленники в молодости отдали дань увлечению революционными идеями. Так, по утверждению М. Г. Цхакаи, марганцепромышленниками стали участники революционных кружков 90-х гг. в Тифлисе Ражден Каладзе и Варфоломей Мосешвили^{24}. Некоторые марганцепромышленники сами принимали участие в революционном движении. В качестве примера можно назвать братьев Кекелидзе, трое из которых (Бартоломе, Георгий и Датико) входили в состав местной большевистской организации, причем Георгий в 1911 г. был убит жандармами, а Датико умер в 1928 г. членом ВКП(б)^{25}.

Как мы уже знаем, одним из создателей «Месаме даси» был Иосиф Павлович Какабадзе^{26}. Он родился в 1864 г., закончил три класса духовного училища и в 14 лет начал свою трудовую жизнь^{27}. Определенное влияние на его судьбу оказало то, что его братья Илья и Нестор стали предпринимателями. В 1899 г. в списке 292 владельцев марганцедобывающих предприятий они занимали 31-е место^{28}. Иосиф Павлович тоже приобщился к марганцепромышленной деятельности, неоднократно бывал за границей, овладел иностранными языками^{29}, в то же время он продолжал участвовать в революционном движении. В частности, при его посредничестве транспортировалась «Искра»^{30}. После II съезда РСДРП Иосиф Какабадзе стал меньшевиком^{31}.

27-е место в списке марганцепромышленников в 1899 г. занимал Сачино Ростомович Вашадзе^{32}. Сам он к революционному движению не имел никакого отношения, зато в нем участвовали его сыновья Александр (р. 1887)^{33}, Галактион (р. 1880)^{34} и Кимонтэ (р. 1872)^{35}. Когда С. Р. Вашадзе стало известно о революционной деятельности его сыновей, он «хотел покончить самоубийством», но затем смирился, и это, вспоминал А. С. Вашадзе, позволило «нам его дом в период подполья сделать убежищем нелегально работающих товарищей и хранилищем нелегальной литературы». Здесь же одно время размещалась подпольная типография Чиатурской организации РСДРП^{36}.

«С нашей семьей, — отмечал К. С. Вашадзе, — частую связь имели и квартировались даже следующие товарищи: 1. Буду Мдивани, 2. Котэ Цинцадзе, 3. Вано Ломтатидзе, 4. Августула, 5. Мелитон Пилия, 6. Нестор Чхикваидзе, 7. Степко Инцкирвели, 8. Братья Окуджава, 9. Женщины Галдавадзе и Сулаквелидзе, 10. Некодимос Брегвадзе и многие другие»^{37}.

Двоюродным братом Галактиона и Кимонте Вашадзе был Карп Спиридонович Модебадзе^{38}. Он родился в 1873 г. в семье священника-дворянина и вместе с братом Платоном имел в Чиатурах 100 дес.^{39} После окончания Кутаисского духовного училища обучался в Тифлисской духовной семинарии, где сошелся с Рожденом Каладзе и Михой Цхакаи, в 1893 г. был исключен из семинарии за участие в ученической забастовке^{40}. Под руководством Г. Г. Деканозова освоил профессию горного техника и стал работать на марганцевых рудниках, одновременно играя видную роль в местной социал-демократической организации. В конце 1905 г. участвовал в Чиатурах в объединенном штабе боевых дружин, а затем вынужден был эмигрировать, жил в Брюсселе и Париже^{41}.

Размещавшаяся в доме Вашадзе типография была перевезена сюда из дома другого марганцепромышленника, Уплиса Сисиевича Чачанидзе, который занимал в 1899 г. 24-е место по добыче марганцевой руды^{42}. Характеризуя свое отношение к революционному движению, он позднее писал: «В моем доме в подвале был печатный станок, а в винном погребе (мелани) склад оружия. Все это было найдено казаками во время обыска в 1905 г. Из-за этого меня безжалостно избили, сожгли мой дом и дом моего племянника Якова Чачанидзе, меня арестовали и посадили в Кутаисскую тюрьму, где я просидел шесть месяцев»^{43}.

Яков Чачанидзе полностью подтверждал эти факты: «В конце 1905 г. в подвале дома Уплиса Чачанидзе была устроена нелегальная типография», «оружие хранилось сначала в доме Уплиса Чачанидзе, потом было перенесено в мой дом. В моем винном погребе оружие пролежало три месяца, после чего по доносу одного шпиона было обнаружено полицией… В 1906 г. 12 января пластуны сожгли мой дом и дом моего дяди Уплиса Чачанидзе»^{44}.

Видную роль в марганцепромышленном мире играл Николай Виссарионович Гогоберидзе. Дворянин по происхождению, он принадлежал к тому первому поколению грузинской интеллигенции, представители которого на рубеже 50–60-х гг. XIX в. в поиске знаний отправились в Петербург и здесь не только приобщились к революционному движению, но и получили первое боевое крещение в студенческих волнениях 1861 г. В круг друзей Н. В. Гогоберидзе входили Виссарион Гогоберидзе, Николай Джабадари, Давид Кипиани, Илья Чавчавадзе. Он был в близких отношениях с Н. А. Добролюбовым и Л. Ф. Пантелеевым^{45}. К этому же кругу лиц принадлежали Н. Я. Николадзе, Г. Е. Церетели и некоторые другие.

Получив образование, Н. В. Гогоберидзе посвятил себя марганцепромышленному бизнесу. В 1899 г. он замыкал вторую десятку крупнейших чиатурских марганцепромышленников^{46} и был одним из крупнейших экспортеров марганца^{47}. В то же время Н. В. Гогоберидзе продолжал поддерживать отношения с радикально настроенной интеллигенцией, и его дом, по утверждению М. Г. Цхакая, использовался как явочная квартира^{48}.

Пятым в списке марганцепромышленников в 1899 г. фигурировал князь Петр Георгиевич Цулукидзе^{49}. В 70-е гг. XIX в. он тоже принимал участие в народническом движении, ведал народнической библиотекой в Тифлисе^{50}. Посвятив себя предпринимательской деятельности, он тоже не порвал связи со своими вчерашними товарищами и, по данным охранки, в начале XX в. был связан с партией социалистов-федералистов^{51}.

Летом 1905 г. на страницах «Тифлисского листка» появилась следующая публикация:

«Чиатури (Шоропанский уезд). На днях четыре вооруженных злоумышленника напали на управляющего одним иностранным торговым домом г. Персенока, когда он, получив из почтовой конторы 15 000 рублей, шел домой. Злоумышленники, ранив потерпевшего, успели похитить 10 000 рублей. Население, возмущенное этим дерзким преступлением, само преследовало грабителей, причем ранили одного злоумышленника, а остальных задержали. Похищенные деньги найдены на расстоянии одной версты от Чиатури в лесу и возвращены потерпевшему. Задержанные грабители будут судимы народным судом»^{52}.

Как явствует из воспоминаний, в данном случае в качестве грабителей выступали местные меньшевики. Воспоминания позволяют уточнить и личность потерпевшего. Им был управляющий чиатурской конторы германской марганцепромышленной фирмы «Гельзенкирхенское общество» И. С. Персинаки. Но еще более важно то, что, по свидетельству Галактиона Вашадзе, розыск «злоумышленников» был организован не местным населением, а И. В. Сталиным^{53}.

Об этом же писал и Н. Рухадзе: «На управляющего немецкой фирмой общества „Гельзенкирхен“ И. Персинаки днем, когда он выносил деньги из почты, напали какие-то грабители и отняли у него 11 тысяч рублей. Товарищ Сталин поручил нам, рабочим, найти и деньги, и грабителей. Так и случилось. В течение одного часа и деньги были найдены, и грабители арестованы. Деньги немедленно были переданы по назначению. Грабителей же (три человека) народный суд, выбранный рабочими, судил под открытым небом в присутствии рабочих и присудил их к ссылке в Россию на пять лет. Полиция не посмела вмешаться в это дело»^{54}.

Обычно революционные организации брали под защиту от рэкета тех предпринимателей, которые оказывали им материальную поддержку. Это дает основание утверждать, что в 1905 г. И. С. Персинаки принимал участие в финансировании чиатурской организации большевиков.

Сращивание или подчинение?

В 1913 г. при подготовке к празднованию 300-летия Дома Романовых Петербургское охранное отделение подвергло специальному изучению маршрут передвижения императора и в связи с этим обратило внимание на дом № 5 по Морской улице, в котором размещался Азово-Донской коммерческий банк. Получив списки его сотрудников, охранка обнаружила в них 25 человек, на которых имелись «неблагоприятные в политическом отношении сведения», причем как минимум 13 из них были связаны с партией эсеров^{1}.

«Принимая во внимание, что столь значительное количество неблагонадежного в политическом отношении элемента служащих Азово-Донского банка при общем составе служащих этого банка приблизительно в 300 человек, — заключал Департамент полиции, — не может быть приписано случайности и что, по-видимому, лица с политическим прошлым находят в названном банке при определении их на службу чью-либо поддержку со стороны местной банковской администрации»^{2}.

Бросая тень подозрения на банковскую администрацию, Департамент полиции почему-то не счел возможным указать, что в его распоряжении имелись сведения о неблагонадежных связях не только рядовых служащих банка, но и некоторых его руководителей. Прежде всего это касалось А. И. Манташева, входившего в Совет банка^{3}, а также члена правления и одного из его директоров Дмитрия Ивановича Дармолотова, на чей адрес в свое время высылалась из-за границы «Искра»^{4}.

Приведенный пример свидетельствует, что установление длительных контактов между революционными партиями и их кредиторами имело своим следствием сращивание коммерческих структур с революционным подпольем. Этот процесс захватывал не только коммерческие предприятия, но и предпринимательские организации, важнейшими из которых на Кавказе были Совет съезда марганцепромышленников и Совет съезда нефтепромышленников.

Первый съезд чиатурских марганцепромышленников состоялся в Кутаисе 15–20 апреля 1896 г. и завершился избранием Совета как руководящего органа предпринимателей. Возглавил его Георгий Феликсович Зданович[84]^{5}. Внук участника польского восстания 1830–1831 гг., он принимал активное участие в народническом движении, арестованный в 1875 г., был предан суду, лишен дворянства и отправлен на каторгу. Отбыв положенный срок и проведя 6 лет на поселении в Верхоленске и Томске, в 1889 г. он вернулся на Кавказ^{6} и стал представлять марганцепромышленные фирмы, судя по всему, связанные с германским капиталом. В 1894 г. ездил в Гамбург, а по возвращении оттуда выступил с инициативой объединения марганцепромышленников^{7}.

Г. Ф. Зданович не только руководил работой первого съезда марганцепромышленников, не только был избран председателем Совета, но и находился на этом посту вплоть до своей смерти в 1917 г.^{8} Уже само по себе пребывание в кресле руководителя предпринимательской организации бывшего каторжника — явление не совсем обычное. Еще более показательно, что, вернувшись с каторги, Г. Ф. Зданович не порвал связи с революционным подпольем^{9}, став в начале XX в. одним из организаторов и «серых кардиналов» партии грузинских социалистов-федералистов^{10}.

В связи с этим заслуживает внимания весь состав Совета съезда марганцепромышленников.

На первом съезде кроме Г. Ф. Здановича членами Совета были избраны Н. В. Гогоберидзе, П. Г. Цулукидзе и Ф. Д. Солеляк^{11}. Если учесть, что Н. В. Гогоберидзе и П. Г. Цулукидзе тоже имели за своей спиной революционное прошлое, а затем хотя и отошли от революционной деятельности, но продолжали поддерживать связи с революционными элементами, получается, что первый Совет съезда марганцепромышленников на три четверти состоял из вчерашних бунтарей, оставшихся в оппозиции к царизму.

Это отразилось и на аппарате Совета съезда. На протяжении многих лет бессменным помощником Г. Ф. Здановича был известный писатель князь Иван (Кита) Георгиевич Абашидзе[85]^{12}, тоже являвшийся одним из лидеров партии социалистов-федералистов. Вторым помощником Г. Ф. Здановича некоторое время был Владимир Николаевич Чачава^{13}, принадлежавший к числу первых тифлисских социал-демократов^{14}. Участвовал ли он в революционном движении позднее, неизвестно. Но в этом движении участвовал и играл видную роль его брат Коция, ставший меньшевиком^{15}, а сам В. Н. Чачава находился в приятельских отношениях с братом Ноя Жордании — Кайхосро^{16}.

Первым секретарем Совета съезда марганцепромышленников стал Александр Теймуразович Нанейшвили, который в 1883 г. привлекался по делу «Народной воли»^{17} и приходился дядей известному большевику Виктору Ивановичу Нанейшвили^{18}. А. Т. Нанейшвили в должности секретаря сменил П. Г. Сургуладзе, ставшего позднее одним из лидеров партии социалистов-федералистов^{19}, затем этот пост занял Давид Виссарионович Мдивани^{20}, проходивший по делу о «Лиге свободы Грузии» и тоже бывший социалистом-федералистом^{21}. Позднее для общего руководства аппаратом Совета съездов была учреждена должность управляющего конторой, которую занял бывший народник Ясон Фомич Бакрадзе^{22}, а Д. В. Мдивани стал заведующим канцелярией Совета съездов^{23}. Статистическую службу Совета долгое время возглавлял один из членов «Лиги свободы Грузии», Микадзе Серапион Митрофанович^{24}.

Не произошло принципиальных изменений в составе Совета и в последующем. В 1915–1917 гг. его членами были Г. Ф. Зданович (председатель), князь И. Г. Абашидзе (заместитель), Соломон Ефимович Церетели, Иван Спиридонович Персинаки, Илья Павлович Какабадзе^{25}. Из пяти человек по крайней мере четверо имели прямые или опосредованные связи с революционным подпольем. Управляющим конторой марганцепромышленников оставался Я. Ф. Бакрадзе, заведующим канцелярией — Д. В. Мдивани, заведующим статистическим бюро — С. М. Микадзе^{26}.

* * *

Подобный же процесс захватил и возникший в 1884 г. Совет съездов нефтепромышленников. С 1897 по 1917 г. в его состав, который до 1906 г. возглавлял Павел Осипович Гукасов, с 1906 по 1909 г. — Арнольд Михайлович Фейгль, а с 1909 по 1917 г. — Аршак Осипович Гукасов^{27}, входили: 1) Аладжалов Иван Сергеевич, 2) Антонов Христофор Сергеевич, 3) Бардский Казимир Людвигович, 4) Ваннебу Н. А., 5) Гаджинский Иса-бек, 6) Гарсоев Иван Герасимович, 7) Гукасов Аршак Осипович, 8) Гукасов Павел Осипович, 9) Корсаков Михаил Петрович, 10) Кянджунцев Гайк Григорьевич, 11) Ланго Алексей Иванович, 12) Лесснер Арнольд Георгиевич, 13) Манчо Александр Иванович, 14) Маркаров И. П., 15) Медведев Иван Павлович, 16) Нобель Густав Людвигович, 17) Парониан Аршак Арутюнович, 18) Плаксин Алексей Арсеньевич, 19) Ризенко Николай Владимирович, 20) Рыльский Ипполит Константинович, 21) Тагианосов Степан Сергеевич, 22) Тарумов Сергей Семенович, 23) Уманцев Евгений Иосифович, 24) Унанов Аршак Степанович, 25) Уркарт Лесли Андреевич, 26) Фейгль Арнольд Михайлович, 27) Хагелин Карл Васильевич, 28) Шумахер Максимилиан Маврикиевич, 29) Эклунд Густав Карлович^{28}.

Некоторые члены Совета нефтепромышленников был связаны с революционным подпольем, если так можно выразиться, семейными узами. В частности, И. С. Аладжалов, бывший председателем Совета Ростовского-на-Дону купеческого банка^{29}, занимавший пост директора Каспийского товарищества^{30} и находившийся в близких отношениях с братьями А. О. и П. О. Гукасовыми^{31}, был свояком Аршака Герасимовича Зурабова[86], который стоял у истоков партии «Дашнакцутюн», затем перешел к социал-демократам и входил в состав Кавказского союзного комитета РСДРП^{32}. А племянница Ивана Сергеевича Нуния Никитична Аладжалова состояла в гражданском браке с М. Г. Цхакаей^{33} и в 1904–1906 гг. являлась секретарем Кавказского союзного комитета РСДРП^{34}.

«Темный след» в своей биографии имел брат К. Л. Бардского Людвиг Людвигович, который входил в руководство «Каспийского товарищества», товарищества «Лианозов Г. М. и K^o» и «Московско-Волжского общества»^{35}. В молодости, во время обучения в Московском техническом училище, Л. Л. Бардский являлся членом кружка Рейнгольда Циммермана.

Кружок Р. Циммермана пытался создать партию социалистов-федералистов и наладить издание журнала «Социально-революционная партия», на что указывала обнаруженная во время обыска в училище в декабре 1887 г. программа названной партии, автором которой некоторые считали Г. Ф. Здановича. 18 января 1888 г. у Р. Циммермана были изъяты типографские принадлежности. Позднее он получил известность как автор книги «Кулачество-ростовщичество, его общественно-экономическое значение» (СПб., 1898), а также как один из пайщиков, редакторов и сотрудников органа легальных марксистов «Самарский вестник», в котором участвовали П. П. Маслов, Н. Г. Гарин-Михайловский, Н. И. Португалов, В. И. Ульянов (Ленин) и др.^{36}.

Л. Л. Бардский был замечен также в связях с кружком Алексея Станиславовича Белевского и Александра Александровича Ломакина[87] и в 1888 г. выслан из Москвы на Кавказ^{37}.

В бытность студентами Петербургского технологического института обратили на себя внимание Департамента полиции Г. Г. Кянджунцев и С. С. Тагианосов^{38}. Видимо, тогда же Г. Г. Кянджунцев познакомился и подружился с Константином Ивановичем Хатисовым^{39}, который не только участвовал в создании партии «Дашнакцутюн», не только оказывал ей материальную помощь, но и состоял членом одного из ее Центральных комитетов^{40}.

К. И. Хатисов (1864–1913) происходил из известной армянской семьи. Его дед Степан Гаврилович в середине XIX в. занимал пост тифлисского городского головы, а отец Иван Степанович (1840–1894), начинавший свою карьеру под руководством Ю. Ф. Витте, долгое время возглавлял на Кавказе Управление государственных имуществ[88]. Закончив Петербургский горный институт, К. И. Хатисов поселился в Баку и не позднее 1898 г. создал товарищество «Юзбашев, Хатисов и K^o», которое владело механическим заводом и нефтепромышленной конторой, а в 1902 г. совместно с Г. Г. Кянджунцевым Бакинское машиностроительное, нефтепромышленное и торговое общество^{41}.

Что касается Г. Л. Нобеля, то, как мы уже знаем, он был шурином Г. П. Олейникова, а также состоял в родстве с упоминавшимися ранее Д. К. Нюбергом и С. Ноуртевой. А. М. Фейгль принадлежал к числу ближайших друзей К. Л. Бардского и находился в близких отношениях с семьей Якова Зубалова^{42}. К. В. Хагелину в 1911 г. пришлось вызволять из тюрьмы своего племянника Владимира Фрибеля^{43}. Если не А. Г. Лесснер, то, видимо, кто-то из его родственников фигурирует в протоколах VI съезда РСДРП (большевиков) в качестве одного из кредиторов большевистского ЦК в 1917 г.^{44}.

А. С. Унанов и С. С. Тарумов представляли в Совете съезда нефтепромышленников интересы А. И. Манташева^{45}, И. П. Медведев являлся помощником Г. Г. Кянджунцева как управляющего делами Московско-Кавказского нефтепромышленного и торгового общества^{46}, А. А. Парониан был управляющим «Каспийского товарищества» и членом Бакинского армянского культурного союза^{47}, И. Г. Гарсоев и С. С. Тагианосов, как мы уже знаем, сыграли важную роль в становлении фирмы «Братья Нобель»^{48}.

Среди членов Совета бакинских нефтепромышленников имелись лица, прямо или опосредованно принимавшие участие в финансировании революционного движения. Известно, например, что Христофор Сергеевич Антонов собирал деньги для армянского движения^{49}. О связях братьев А. О. и П. О. Гукасовых с революционным подпольем уже говорилось. Об А. И. Манчо речь пойдет далее.

Наконец следует отметить, что в состав Совета входили и лица, имевшие революционное прошлое. Это касается Ипполита Константиновича Рыльского, который «участвовал в польском восстании (1863 г. — А.О.) и был сослан в Сибирь», что «не помешало [ему] затем стать одним из крупных нефтепромышленников». В 1899 г. он неожиданно был арестован (причина ареста до сих пор остается невыясненной) и в тюрьме покончил с собой^{50}.

Н. В. Ризенко обратил на себя внимание полиции еще в 90-е гг. XIX в.[89], связи с революционным подпольем он сохранял и позднее, в результате чего оказался в поле зрения тифлисской охранки как член кружка, который «задался целью реорганизовать местную социал-демократическую организацию после репрессий 1905 и 1906 гг.». Среди членов этого кружка были князь Владимир Семенович Гуриели, Константин Иосифович Джапаридзе, Илья Антонович Канделаки, сестра Камо — Джаваира Аршаковна Тер-Петросянц, Владимир Яковлевич Рохлин, Михаил Иосифович Чодришвили, Шалва Зурабович Элиава, Николай Зурабович Эристави и др.^{51} С кружком были связаны Виктор Иванович Нанейшвили, Захарий Яковлевич Рохлин, Александр Леванович Туманов, Николай Зурабович Элиава, князь Лев Александрович Эристов^{52}.

Таким образом, почти половина членов Совета съезда нефтепромышленников состояла из лиц, которые или имели революционное прошлое, или выступали в качестве его кредиторов, или же были связаны с ним через своих ближайших родственников и друзей.

Еще более значительную роль неблагонадежные элементы играли в аппарате Совета. С 1893 по 1896 г. секретарем, а затем управляющим его делами был незадолго перед тем вернувшийся из ссылки чернопеределец Ю. М. Тищенко.

На посту управляющего его заменил Абрам Никитич Дастаков (Достаков)^{53}. Сын армянского купца, А. Н. Дастаков, будучи студентом Петербургского университета, примкнул к «Народной воле» и стал руководителем «Союза молодежи», в состав которого ему удалось привлечь будущего большевика М. С. Ольминского (Александрова)^{54}. В 1884 г. А. Н. Дастаков был привлечен к делу о «Рабочей группе Народной воли» и по высочайшему повелению подчинен гласному надзору полиции на 3 года в г. Закаталы Тифлисской губернии^{55}. В 1890 г. вместе с К. И. Хатисовым А. Н. Дастаков принял участие в создании партии «Дашнакцутюн», став одним из ее руководителей и авторов ее программы^{56}.

В должности управляющего делами Совета нефтепромышленников А. Н. Дастаков находился бессменно вплоть до 1917 г.^{57}.

Многие годы его помощником на этом посту был Тигран Артемьевич Бекзадян. В революционном движении участвовала его сестра Елена, принадлежавшая к числу наиболее активных членов Бакинской организации РСДРП^{58}, а также два его брата — Александр и Рубен^{59}. Особую известность получил Александр (Юра) (1881–1939). Закончив реальное училище, он в 1900 г. поступил в Харьковский технологический институт. После третьего ареста был выслан из Харькова в Баку. Здесь вошел в состав городского комитета РСДРП, в ноябре 1905 г. по дороге на IV съезд партии был арестован, в апреле 1906 г. сумел бежать. Около восьми лет провел в эмиграции. В 1907–1908 гг. принимал участие в размене 500-рублевых купюр, захваченных во время тифлисской экспроприации, «в 1912 г. работал в Париже от большевиков в Комиссии (тройке) по разоблачению провокаторов». В ноябре 1914 г. вернулся в Россию и здесь был арестован^{60}.

После того как Ю. М. Тищенко покинул Контору съезда нефтепромышленников, секретарем Совета стал его свояк Е. И. Введенский, отбывавший в Баку срок гласного надзора полиции. В 1907–1917 гг. эту должность занимал Иосиф Федорович Блинов^{61}.

И. Ф. Блинов тоже имел революционный стаж. Обучаясь в Московском университете, он вместе с В. Д. Бонч-Бруевичем, Н. М., В. М. и К. М. Величкиными, П. Н. Колокольниковым и Л. Н. Румой являлся членом кружка, входившего в состав Московского Рабочего союза^{62}. Одновременно И. Ф. Блинов представлял университет в «Союзном Совете», который объединял студенческие землячества Москвы и членом которого, как мы знаем, являлся гориец И. И. Барамов. 16 января 1897 г. И. Ф. Блинов был приговорен по делу об этом Совете к трем годам ссылки в Архангельскую губернию^{63}. Отбыв положенный срок, он в 1900–1905 гг. жил в Смоленске, Казани и Пензе, а затем перебрался в Баку, здесь поступил на службу в Совет съездов нефтепромышленников, через некоторое время стал сначала его секретарем, а затем и одним из членов^{64}.

Таким образом, канцелярия Совета съезда нефтепромышленников на протяжении почти четверти века находилась в руках лиц, не только имевших революционное прошлое, но и продолжавших сохранять связи с революционным подпольем.

Неудивительно, что почти все основные должности в аппарате Совета съезда нефтепромышленников занимали лица, проходившие по жандармским документам как неблагонадежные. В качестве примера можно указать на Статистическое бюро Совета съездов. В 1897–1902 гг. его возглавлял Иван (Иоанес) Яковлевич Сагателян, тоже числившийся под гласным надзором полиции. По одним данным, он являлся членом партии эсеров, по другим — «Дашнакцутюн»^{65}.

В 1902–1903 гг. его на посту руководителя Статистического бюро сменил Владимир Константинович Истомин^{66}. Сын инспектора Харьковской духовной семинарии, он с 1882 г. обучался в Петербургском технологическом институте. Здесь вошел в уже упоминавшийся кружок К. Р. Кочаровского^{67}. «В этот кружок, — показала позднее на следствии Неонила Константиновна Истомина, — был приглашен и Владимир Переверзев[90], студент Технологического университета, живший в то время на одной квартире с моим братом»^{68}. Как мы знаем, кружок К. Р. Кочаровского имел связи с эмиграцией, в частности, В. К. Истомин, по предположению Департамента полиции, переписывался с Михаилом Соловейчиком^{69}. В 1887 г. В. К. Истомин был заподозрен в составлении воззвания к бастующим студентам и в следующем году выслан из Петербурга в Харьков, где через некоторое время оказался привлеченным к дознанию по делу «Андреева, Кудряшова и других», а затем к дознанию по делу о распространении журнала «Самоуправление» и по высочайшему повелению 27 декабря 1889 г. приговорен к 8 месяцам тюремного заключения. По последнему дознанию проходили Владимир Павлович Кранихфельд и Александр Александрович Ломакин^{70}. Отбыв наказание, В. К. Истомин поселился в Баку и поступил на службу в «Каспийское товарищество». Здесь, по сведениям жандармов, он находился «в дружбе с Тищенко», поддерживал отношения с Введенским, Дастаковым и некоторыми другими неблагонадежными лицами^{71}. По крайней мере до 1903 г. находился под негласным надзором полиции^{72}.

Преемником В. К. Истомина на посту заведующего Статистическим бюро в 1907–1917 гг. был социал-демократ Василий Ильич Фролов^{73}, а его помощником до 1915 г. являлся бывший месамедист, тоже к этому времени ставший социал-демократом, Николай Михайлович Флеров^{74}. В 1908–1916 гг. видное место в Статистическом бюро занимал также социал-демократ Александр Митрофанович Стопани, сестра которого Надежда была замужем за И. И. Барамовым^{75}.

Таким образом, мы видим, что сотрудничество определенной части предпринимателей с революционными партиями вело к сращиванию предпринимательских организаций и революционного подполья. В некоторых случаях между ними устанавливались настолько тесные отношения, что имела место согласованность даже в таком вопросе, как кадровый.

Вот, например, как характеризовал взаимоотношения между управляющим Биби-Эйбатским нефтепромышленным товариществом А. И. Манчо и революционной частью рабочих этого предприятия кассир Бакинского комитета РСДРП рабочий И. П. Вацек: «…Управляющий нефтяным обществом был либерал (А. И. Манчо. — А.О.), и [он] знал, что на заводе у него работали и большевики, и меньшевики, и эсеры. Допускал он это потому, что между нами — тремя партиями — шли споры, и это было ему выгодно. Завод наш был революционным, и мы не принимали к себе беспартийных. Мы организовали заводскую комиссию, и когда управляющий хотел кого-нибудь принять, то, как это ни удивительно, он спрашивал нас, принять или не принять»^{76}.

Сращивание революционного подполья с коммерческими предприятиями и предпринимательскими организациями имело своим следствием не только то, что под крышами этих предприятий и организаций находили прибежище лица, связанные с революционным движением. Занимая определенное положение в деловом мире, эти лица имели возможность использовать соответствующие коммерческие и предпринимательские структуры в интересах революционного движения.

Одна из проблем, от решения которой во многом зависела деятельность революционных партий, была связана с аккумулированием денежных средств, другая, не менее важная проблема заключалась в их хранении и перемещении.

Все члены революционных партий находились под дамокловым мечом возможного ареста, поэтому хранение денег у себя было связано с постоянным риском. Так, когда в 1906 г. жандармы нагрянули на квартиру свекрови Марины Цветаевой, в прошлом известной народницы Елизаветы Петровны Дурново (в замужестве Эфрон), принадлежавшей к партии эсеров-максималистов, они обнаружили у нее партийную кассу — «свыше 100 тыс. руб.»^{77}.

Чтобы не допустить этого, нередко использовался прием, который так описывал Д. Рязанов:

«Мы, — вспоминал он, — установили такой порядок: деньги мы держали обычно у себя, но когда эти деньги превышали определенную сумму, мы излишки передавали особому хранителю», который не принимал непосредственного участия в революционной деятельности, но сочувствовал революционному подполью и готов был оказывать ему помощь^{78}.

Опасность потерять имеющиеся деньги порождала необходимость хранения их в обычных коммерческих учреждениях, прежде всего в банках. Открыть в них счет мог каждый. Так, характеризуя клиентов крупнейшего французского банка «Лионский кредит», автор книги «Французский банк Креди Лионэ в России. 1878–1920 гг.» Р. Нугаре пишет: «Особое место среди клиентов банка занимает Ленин, в бытность свою во Франции прибегавший к услугам Креди Лионэ. Ему после приезда в эмиграцию в Париж в декабре 1908 г. переводили деньги из России через Московское отделение Лионского кредита. Г-н Ульянов открыл в отделении Z на Орлеанском проспекте в Париже счет № 6420, на который в январе 1909 г. он положил 350 000 рублей»^{79}.

Но чем крупнее был вклад, тем больше он привлекал к себе внимание служащих банка и тем проще им было установить, что движение денег на счету не имеет отношения к коммерции или же другим легальным источникам получения доходов, а это значит, тем легче было получить доступ к этой информации органам политического сыска. Конечно, вклады можно рассредоточить по разным кредитным учреждениям. Но это предполагает расширение круга лиц, посвященных в финансовые тайны партии. В таких условиях самым надежным способом было хранение денег в тех коммерческих предприятиях, в которых служили «свои люди», или же в предприятиях, владельцы которых принимали участие в финансировании революционного подполья.

В качестве такой «крыши» революционные партии пытались использовать как частные, так и государственные кредитные учреждения.

Например, в 1907 г. чиновник особых поручений Леонид Антонович Квецинский, направленный для проведения расследования по делам партии эсеров в Коканд, установил, что для хранения партийных денег эсеры использовали там местное отделение Государственного банка. «Отобранными документами установлено, — докладывал он, — что помещенные летом минувшего года (т. е. в 1906 г. — А.О.) в Кокандском отделении Государственного банка Ниазовым 130 тыс. руб. поступили в кассу Областного комитета и распределены комитетам империи, в том числе Петербургский получил 20 тыс.»^{80}.

В том же 1907 г., когда началось следствие по делу партии «Дашнакцутюн», выяснилось, что для хранения и перевода своих денег она использовала фирму купца из Нахичеваня-на-Дону Ивана Мартыновича Шапошникова. Последний попытался переложить вину на своих помощников и сотрудников, однако, несмотря на то что с ходатайством о его помиловании выступило почти все нахичеванское купечество, суд приговорил его к году крепости за недонесение^{81}.

Имеются сведения, что деньги, направленные на поддержание революционного движения в Иране, переводились через банкирскую контору «Германия»^{82}.

Подобную «крышу» имели и бакинские большевики. Как вспоминал Н. П. Козеренко, для них такую роль играла фирма некоего Цейтлина. «Цейтлин, — писал он, — стал нашей посреднической банкирской конторой: мы получали на его имя деньги из центра», он «и сам оказывал нам немалую помощь»^{83}.

К сожалению, Н. П. Козеренко не указал инициалы Цейтлина, отметив лишь, что он был «керосинозаводчиком». В 1903–1908 гг. среди бакинских керосинозаводчиков такую фамилию имел только совладелец торгового дома «Л. Цейтлин и Л. Ицкович», а в 1907–1908 гг. — совладелец торгового дома «Каган X. Н. и Цейтлин Н. М.»^{84}.

Это дает основание думать, что упоминаемым Н. П. Козеренко керосинозаводчиком мог быть один из сыновей бакинского купца 2-й гильдии Мейера Евсеевича Цейтлина — Лев или Наум^{85}. Заслуживает внимания, что тогда же в Бакинской организации РСДРП под кличкой Миша Черногородский работал Евсей Цейтлин^{86}.

В Петербурге подобная «крыша» была создана Л. Б. Красиным. «Я тогда работал на заводе Красина, Никитича, — вспоминал об этом Борис Иванович Иванов, — который имел небольшой завод, вроде конспиративной мастерской, этим заводом ведал Николай Гурьевич Полетаев»^{87}.

Происходившее таким образом сращивание определенной части делового мира с революционным подпольем имело своим следствием то, что противостоящим этому подполью карательным органам правительства приходилось иметь дело не только с отдельными революционными организациями, но и с определенными предпринимательскими структурами, что придавало этим организациям такое влияние, которого сами по себе они не имели и не могли иметь.

* * *

Что же двигало Саввой Морозовым и другими кредиторами революционного подполья?

Одна из причин заключалась в том, что хотя в начале XX в. российская буржуазия уже господствовала экономически, до 1906 г. она не имела доступа к власти, поэтому либерально настроенная часть капиталистов, желавших перехода к конституционной форме правления, смотрела на революционное движение как на силу, которую можно было использовать для того, чтобы оказать давление на императора и склонить его к уступкам. Это касается не только русских предпринимателей, не только национальной буржуазии, но и действовавшего в России иностранного капитала.

В данном случае революционные партии могли получать поддержку не только от предпринимателей-одиночек, но и от целых организаций. Как свидетельствовал депутат I Государственной Думы, один из создателей и руководителей партии народных социалистов, член Центрального бюро Союза союзов Л. М. Брамсон, Союз союзов не просто оказывал поддержку возникшему в октябре 1905 г. Петербургскому Совету рабочих депутатов, но и передавал ему деньги «на поддержание стачечного движения»^{88}. Имеются сведения, что для этой цели Союзом союзов было собрано 220 тыс. руб.^{89} Председатель Петербургского Совета Г. С. Носарь-Хрусталев открыто утверждал, что Всеобщая октябрьская стачка 1905 г. была оплачена капиталистами^{90}.

Если одну часть российской буржуазии полностью или частично удовлетворили конституционные уступки Николая II, то другая ее часть, особенно это касается национальной буржуазии, считала их недостаточными. Поэтому, хотя с осени 1905 г. приток средств в кассы революционных партий начал сокращаться, он продолжал питать революционное движение вплоть до 1917 г.

Наряду с политическими причинами финансирования революционного движения существовали причины экономические. Чтобы понять это, зададимся вопросом: была ли заинтересована буржуазия в стачечном движении? На первый взгляд ответ кажется однозначным: нет. Но не будем спешить.

Обратимся к известной декабрьской стачке 1904 г. в Баку, которую когда-то рассматривали как прелюдию к революционным событиям 1905–1907 гг. Это было необычное событие. Забастовка не только охватила все бакинские нефтепромыслы, но и привела к заключению первого в истории России коллективного договора между рабочими и предпринимателями.

Казалось бы, она должна была вызвать сопротивление нефтепромышленников. Однако вот что писал по этому поводу В. И. Ленину уже после стачки один из ее организаторов, А. М. Стопани: «Бакинский комитет принимал в стачке энергичное участие, но не хотел ее в это время (на две трети работы были остановлены самими обрадовавшимися нефтепромышленниками)»^{91}. Оказывается, узнав о подготовке стачки, нефтепромышленники не только не встревожились, а наоборот, «обрадовались» и сами приняли участие в остановке своих предприятий.

Более того, имеются воспоминания, из которых явствует, что «обрадовавшиеся» нефтяные короли готовы были поддержать забастовку не только морально, но и материально. Выступая на III съезде РСДРП, представитель Кавказского союза Рыбкин отмечал: «Нам было известно со слов Глебова (члена ЦК), что капиталисты предлагали деньги на организацию стачки»^{92}.

Вспоминая об этих событиях, другой член стачечного комитета, М. Саркисян (Минас), писал: «28 декабря 1904 г. весь стачечный комитет собрался у меня в квартире <…>. После окончания деловой части заседания представитель ЦК рассказал нам, что через два дня по его приезде к нему в гостиницу явились какие-то два человека и, назвав себя представителями фирмы братьев Нобель, откровенно заявили: „Мы знаем, что Вы являетесь представителем ЦК РСДРП; предлагаем внести через Вас 30 000 руб. в пользу организации с условием, чтобы забастовка была продолжена еще на полторы-две недели“. Само собой разумеется, что товарищ отказался от сделанного ему предложения, заявив, что они ошибаются и что он не имеет никакой связи с какими бы то ни было организациями. Товарищ в тот же день переехал в другую гостиницу, куда по прошествии двух дней опять явились те же два субъекта с той же целью и на этот раз предложили уже 50 000 руб. Так и осталось неизвестным, откуда эти люди узнали, что товарищ является представителем ЦК»^{93}.

Это мемуарное свидетельство полностью подтверждает другое письмо А. М. Стопани В. И. Ленину. Оно же дает ответ на вопрос, почему нефтепромышленники были заинтересованы в стачке. «Нефтепромышленники перед началом забастовки, — писал А. М. Стопани, — предлагали представителю ЦК 50 тыс. руб. и содержание рабочих, лишь бы начали бастовать, у них образовались громадные залежи товаров»^{94}.

«В советское время из архива была извлечена телеграмма от 14 декабря 1904 г. бывшего российского консула в Стокгольме, а во время забастовки директора фирмы Нобеля Хагелина бакинской конторе, в которой говорилось: „Спокойная забастовка полезна для цен. Поэтому избегайте всякого насилия“»^{95}.

Вот и весь секрет. Забастовка позволяла искусственно сократить производство и одновременно повысить цены, переложив ответственность за это на рабочих.

О том, что история с бакинской стачкой 1904 г. не являлась уникальной, свидетельствуют воспоминания марганцепромышленника В. С. Мосешвили. Из них явствует, что когда в 1905 г. в Чиатурах началась забастовка рабочих, в ее финансировании принимал участие Тифлисский коммерческий банк: «26 января 1905 г., — писал он, — началась забастовка рабочих… Помню, Тифлисский коммерческий банк дал бастующим рабочим тысячу рублей, чтобы поддержать забастовку и дать возможность завершить ее победой. Банк это делал из коммерческих соображений, так как с победой рабочих была поднята цена на марганец. Забастовка длилась до конца февраля и закончилась победой рабочих»^{96}.

Готовность поддержать и даже принять участие в организации забастовочного движения могла быть вызвана и конкуренцией между отдельными предприятиями одной и той же отрасли. Так, осенью 1905 г. часть владельцев московских хлебопекарен пошла на снижение заработной платы. Это не могло не отразиться на конкурентоспособности владельцев других хлебопекарен, по разным причинам не желавших идти на такой шаг. В связи с этим один из них, знаменитый «булочный король» Д. И. Филиппов, стал инициатором всеобщей забастовки московских хлебопекарен.

Вот как описывал ее возникновение один из современников, имевших к ней непосредственное отношение:

«Не сбавлял жалованье только Д. И. Филиппов, который 24 сентября созвал рабочих и сказал: „Мне очень обидно за то, что прочие хозяева сбавляют жалованье, потому что вес хлеба установлен везде одинаковый“, причем указал на то, что он, Филиппов, согласен даже сделать прибавку. Он стал уговаривать рабочих начать забастовку, дабы прочие хозяева не сбавляли, и заявил, что он плату будет платить полностью, сколько бы забастовка ни продолжалась»^{97}.

Если в одних случаях капиталисты готовы были поделиться с рабочими организациями частью своей прибыли, чтобы привести рабочих в движение, то в других случаях они прибегали к подкупу, чтобы не допустить рабочих выступлений. Именно так произошло летом 1905 г., когда в Баку стала назревать новая забастовка.

Вспоминая об этом, рабочий Н. Голубев писал: «В то время лидер меньшевиков Илья Шендриков вел переговоры с представителями нефтепромышленников А. И. Манчо[91] (директор Биби-Эйбатского общества) и Унановым (Манташева) о срыве забастовки за 75 000 руб. в пользу меньшевистской организации, причем давал гарантию на три месяца. При этих переговорах присутствовал рабочий Китаев (Ротшильда). Они получили задаток 25 000 руб. На одном из собраний рабочие, входившие в социал-демократическую организацию, стали требовать отчета о полученных деньгах: 10 000 руб. за декабрьскую забастовку и 25 000 руб., полученных в июле, но отчета так от Шендриковых и не добились. Оба они ссылались, что в силу конспирации нельзя объявлять, откуда получены деньги»^{98}.

Имеются сведения, что после 17 октября 1905 г. Шендриков вел переговоры с Н. Ф. Джунковским о переводе рабочего движения в русло профессиональной борьбы и требовал для этого 100 тыс. руб.^{99}.

Таким образом, если революционное движение было заинтересовано в его поддержке буржуазией, то буржуазия была заинтересована в использовании революционных партий в своих целях. Неслучайно отношение к буржуазии стало камнем преткновения на II съезде РСДРП между большевиками и меньшевиками, неслучайно особую остроту в спорах между ними приобрел вопрос о гегемонии буржуазии в революционном движении.

В связи с этим особого внимания заслуживает вопрос о механизме развития революционного движения. Когда в 1898 г. данный вопрос возник у тогда еще только-только начинавшего свою политическую карьеру Льва Давидовича Бронштейна (Троцкого), он, с одной стороны, обратился к работам К. Маркса, вскрывавшим объективные пружины социальных конфликтов, с другой — к истории масонства^{100}. Один из результатов этих исканий известен — Л. Д. Троцкий стал марксистом. Но в его воспоминаниях показательно и другое — признание масонства реально существовавшим явлением.

«Если сейчас, в эпоху готового и дешевого платья, — писал Л. Д. Троцкий, — уже никто не донашивает редингот своего дедушки, то в области идейной рединготы и кринолины занимают еще очень большое место. Идейный инвентарь переходит от поколения к поколению, несмотря на то что от бабушкиных подушек и одеял отдает кислым запахом. Даже вынужденные менять существо своих взглядов люди втискивают его чаще всего в старые формы. В технике нашего производства произошел переворот гораздо более могущественный, чем в технике нашего мышления, которое предпочитает штопать и перелицовывать, вместо того чтобы строить заново. Вот почему французские мелкобуржуазные парламентарии, стремясь противопоставить распыляющей силе современных отношений некоторое подобие нравственной связи людей между собой, не находят ничего лучшего, как надеть белый фартук и вооружиться циркулем или отвесом»^{101}.

Что же заставило Л. Д. Троцкого обратить внимание на подобное, представлявшееся ему анахронизмом явление? Ведь он жил не в парламентской Франции, где масонство существовало более или менее легально, а в России, где оно было запрещено? Ответ на этот вопрос может быть только один: в конце 90-х гг. XIX в. в провинциальной Одессе он получил доказательства, свидетельствующие о влиянии масонства на то самое движение в России, к которому он, Л. Д. Троцкий, оказался причастен.

С учетом этого история революционного движения в России требует не только более тщательного изучения, но и переосмысления.

ПРИМЕЧАНИЯ

Деньги для революции

¹ Третий съезд РСДРП: Протоколы. М., 1959. С. 418.

² Пятый год: Сб. 1 / Под ред. С. Черномордика. М., 1925. С. 4.

³ ГАРФ. Ф. 102. ОО. 1910. Д. 171. Л. 3–4.

⁴Аргунов А. Азеф в партии эсеров // На чужой стороне. Берлин; Париж, 1922. Кн. 6. С. 181.

⁵Островский А. В. Элита российского общества конца XIX — начала XX в.: некоторые проблемы истории и историографии // Из глубины времен. Вып. 3. СПб., 1994. С. 16.

⁶Валентинов Н. В. Малознакомый Ленин. СПб., 1991. С. 84.

⁷ Некоторые газеты печатали сообщения о таких пожертвованиях. В качестве примера можно назвать «Искру» за 1900–1905 гг.

⁸ См., например: Переписка В. И. Ленина и руководимых им учреждений РСДРП с местными партийными организациями. 1905–1907 гг. Т. 1. Кн. 1. М., 1979. С. 169, 174,176,203–205,209,215,230,285,301–302,306,346,347–348,369.

⁹ См. выше: с. 470–471.

¹⁰Морской А. [В. Штейн]. Исход российской революции 1905 г. и правительство Носаря. М., 1911. С. 60–61.

¹¹Буренин Н. Е. Памятные годы: Воспоминания. 2-е изд. Л., 1967.

¹² Возрождение. Париж, 1950. Тетрадь 12. С. 97 (П. Б. Струве).

¹³ Сборник секретных документов из Архива народного комиссариата иностранных дел. М., 1918.

¹⁴ Изнанка революции. Вооруженные восстания в России на японские Деньги. СПб., 1906; Павлов Д. Б., Петров С. А. Полковник Акаси и освободительное движение в России. 1904–1905 гг. // ИсторияСССР. 1990.№ 6.С. 50–71.

¹⁵Земан З., Шарлау В. Парвус — купец революции: Пер. с англ. Нью-Йорк, 1991.

¹⁶ Третий съезд РСДРП: Протоколы. М., 1959. С. 614.

¹⁷Барон (Бибинейшвили). За четверть века. Революционная борьба в Грузии. М.; Л., 1931. С. 106–107,116,130; Грузинские страницы Ленинианы. Тбилиси, 1970. С. 196–197.

¹⁸Иоффе Г. З. Революция и судьба Романовых. М., 1992. С. 169.

¹⁹ ГАРФ. Ф. 102. ОО. 1907. Д. 434. Т. 1. Л. 88.

²⁰ Закавказье. 1909.17 июля; Бибинейшвили Б. Камо. М., 1934. С. 256–257.

²¹Валентинов Н. В. Малознакомый Ленин. С. 62.

²² Закавказская речь. 1911. 27 окт.

²³ ГАРФ. Ф. 102. ОО. 1906–1. Д. 40. Л. 128.

²⁴ Третий съезд РСДРП: Протоколы. М., 1959. С. 141.

²⁵ ГФ ИМЛ. Ф. 8. Оп. 5. Д. 83. Л. 5–77.

²⁶Горький А. М. Савва Морозов // Октябрь. 1941. № 6. С. 3–16; Пак Б. И. Савва Тимофеевич Морозов // История СССР. 1980. № 6. С. 122–132; Валентинов Н. В. Малознакомый Ленин. СПб., 1991. С. 78.

²⁷Пак Б. И. Революционер Николай Павлович Шмидт // История СССР. 1985. № 1. С. 113–123.

²⁸Горький А. М. Собрание сочинений в 30 томах. Т. 24. М., 1953. С. 495.

²⁹Красин Л. Б. Дела давно минувших дней. М.; Л., 1930. С. 84–85.

³⁰Троцкий Л. Д. Сталин. Т. 1. М., 1990. С. 141–142.

³¹Валентинов Н. В. Малознакомый Ленин. С. 62.

³²Горький А. М. Несвоевременные мысли. Заметки о революции и культуре. М., 1990. С. 260; См. также: Руднев В. В. Горький-революционер. М.; Л., 1929. С. 54.

³³ Путь к Октябрю. Вып. 3. М., 1923. С. 22.

³⁴ Исторический вестник. 1907.№ 6. С. 803–816; 1908.№ 10. С. 142–149.

³⁵ Переписка В. И. Ленина и руководимых им учреждений с местными организациями РСДРП. 1905–1905 гг. Т. 3. Кн. 2. М., 1986. С. 363.

³⁶Богданов Г. П., Богданов А. П. Петр Богданов. М., 1970. С. 19.

³⁷Денике Ю. Купеческая семья Тихомирновых // Новый журнал. Нью-Йорк, 1962. № 68. С. 281–284.

³⁸Горький А. М. Собрание сочинений в 30 томах. Т. 24. С. 495.

³⁹ Там же. Т. 30. С. 267.

⁴⁰Витте С. Ю. Воспоминания. Т. 2. М., 1994. С. 528.

⁴¹Горький А. М. Литературные портреты. М., 1967. С. 244–273.

⁴² ГАРФ. Ф. 102. ЗД. 1905. Д. 1390. Л. 1–2.

⁴³ Литературное наследие. Т. 95. С. 42, 670.

⁴⁴Рабинович Р. И. Опальный миллионер. Пермь, 1990.

⁴⁵ 1905 год. Боевая группа при ЦК РСДРП (б). М.; Л., [1925]. С. 39; Большевики. Нью-Йорк, 1990. С. 343.

⁴⁶ Переписка В. И. Ленина и руководимых им учреждений с местными партийными организациями РСДРП. 1903–1905 гг. Т. 3. М., 1977. С. 47, 575.

⁴⁷ ГАРФ. Ф. 102. ОО. 1905. Д. 13–3. Л. 45; 7Д. 1907. Д. 2387.

⁴⁸ Там же. 1906-II. Д. 145. Л. 47.

⁴⁹ Переписка В. И. Ленина и руководимых им учреждений с местными партийными организациями РСДРП. 1903–1905 гг. Т. 3. С. 524.

⁵⁰Бонч-Бруевич В. Д. Большевистское издательское дело в 1905–1907 гг. Л., 1933. С. 40.

⁵¹ 1905 г. в Тверской губернии. Тверь, 1925. С. 115.

⁵² ГАРФ. Ф. 102. ОО. 1913. Д. 5–57/л. Л. 43.

⁵³ Юность. 1967. № 6; Вопросы истории. 1989. № 5. С. 135.

⁵⁴Дашков Ю. Ф.: 1) В. И. Ленин и финляндский путь. С. 102–103; 2) Его знали под именем Паульсон. М., 1984. С. 146–153; Владимир Ильич Ленин: Биографическая хроника. Т. 2. М., 1971. С. 192–195.

⁵⁵ 1905 г. Боевая группа при ЦК РСДРП(б). С. 39.

⁵⁶ Переписка В. И. Ленина и руководимых им учреждений с местными партийными организациями РСДРП. 1905–1907 гг. Т. 2. Кн. 2. М., 1982. С. 289.

⁵⁷ ГАРФ. Ф. 102. ОО. 1910. Д. 308. Л. 1.

Революционное подполье и «нефтяные короли»

¹ Справочная книжка по нефтяной промышленности на 1925 г. Баку, 1925. Отд. 3. С. 203–206.

²Эвентов Л. Иностранный капитал в нефтяной промышленности. 1874–1917 гг. М.; Л., 1925. С. 26; Зив В. С. Иностранные капиталы в русской нефтяной промышленности. Пг., 1916. С. 11–12.

³ Справочная книжка для нефтепромышленника на 1909 г. Баку, 1909. С. 124–128.

⁴ Там же.

⁵Эвентов Л. Иностранный капитал в нефтяной промышленности. С. 15–17; Баку и его район на 1914 г. Баку, 1914. С. 144; Технологический институт им. Ленсовета. Т. 2. Л., 1928. С. 147, 291, 333, 594.

⁶Эвентов Л. Иностранный капитал в нефтяной промышленности. С. 96.

⁷Дьяконова И. А. Нобелевская корпорация в России. М., 1980. С. 114–115.

⁸Фурсенко А. А. Парижские Ротшильды и русская нефть // Вопросы истории. 1962. № 8. С. 29–42; Бовыкин В. И. Российская нефть и Ротшильды // Вопросы истории. 1978. № 4. С. 27–41.

⁹Wilson D. Rothschild: A story of Wealth and Power. L., 1988. P. 491–498. Приложение (генеалогические схемы).

¹⁰Эвентов Л. Иностранный капитал в нефтяной промышленности. С. 101.

¹¹Фурсенко А. А. Нефтяные тресты и мировая политика. М.; Л., 1965.

¹²Эвентов Л. Иностранный капитал в нефтяной промышленности. С. 26–94.

¹³ Монополистический капитал в нефтяной промышленности России. М.; Л., 1961. С. 729.

¹⁴Эвентов Л. Иностранный капитал в нефтяной промышленности. С. 96–97.

¹⁵ Там же. С. 116.

¹⁶ 25 лет Бакинской организации большевиков. Баку, 1925. С. 83.

¹⁷ РГАСПИ. Ф. 124. Оп. 1. Д. 325.

¹⁸Вацек И. П. Воспоминания о своей жизни и революционной деятельности в Закавказье // РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 15. Д. 213. Л. 235 об., 251–251 об.

¹⁹ Там же. Л. 228.

²⁰ Там же. Ф. 558. Оп. 4. Д. 659. Л. 30 (С. Я. Аллилуев).

²¹Боков И. Сталинская школа революционной работы // Бакинский рабочий. 21 дек.

²² РГИА. Ф. 1343. Оп. 40. Д. 6099. Л. 8; Дмитриев-Мамонов В. А. Указатель действующих в империи акционерных предприятий и торговых домов. Т. 1. СПб., 1907. С. 1354; Баку. 1917. 20 янв.

²³Боханов А. Н. Деловая элита России. 1914 г. М., 1994. С. 127.

²⁴ Баку. 1917. 20 янв.; Незабытые могилы. Российское зарубежье: Некрологи. 1917–1997. Т. 2. М., 1999. С. 264.

²⁵ ГАРФ. Ф. 102. ЗД. 1886. Д. 886–1 (Ю. М. Тищенко); 1889. Д. 1289 (А. Н. Дастатков).

²⁶ Там же. ОО. 1908. Д. 458. Л. 29 об.

²⁷ Утро России. 1907. 20 окт.

²⁸ Весь Петербург на 1907 г. СПб., 1907. Ч. 2. С. 213.

²⁹ Там же.

³⁰ ГАРФ. Ф. 102. 00. 1908. Д. 458. Л. 30.

³¹ Там же. 1911. Д. 214. Л. 16 об.

³² ИПП. Ф. 276. Оп. 2. Д. 9. Т. 3. Л. 42–43 (Пиер).

³³ Кавказ. 1878.16 июня; 1880.22 мая; РГИА. Ф. 1343. Оп. 39. Д. 2942. Л. 4.

³⁴ Там же. Л. 1, 4; Д. 2943. Л. 20.

³⁵ Кавказ. 1878. 16 июня (сообщение о смерти И. Е. Манташева).

³⁶ Баку. 1911. 21 апр.; Каспий. 1911. 21 апр.

³⁷ Духовное завещание А. И. Манташева // Кавказ. 1911. 23 апр.

³⁸ ГАРФ. Ф. 102. ОО. 1898. Д. 11–1—Б. Л. 104 об.

³⁹ Там же. 1898. Д. 11–1—Б. Л. 110.

⁴⁰ Там же. Л. 67; Оп. 253. Д. 285. Л. 16 об.

⁴¹ Там же. ОО. 1910. Д. 5–79. Л. 77а-79.

⁴² Новое обозрение. 1905.25 февр.; Промышленники Грузии: история семьи Зубалашвили, описанная З. Чичинадзе. Тифлис, 1903 (на грузинском языке).

⁴³ Картотека Департамента полиции; Страницы прошлого // Заря Востока. 1926. 8 окт.

⁴⁴ ГАРФ. Ф. 102. ОО. 1904. Д. 2396–3. Л. 28.

⁴⁵ Промышленники Грузии: история семьи Зубалашвили, описанная З. Чичинадзе; Тифлисский листок. 1914. 1 янв.

⁴⁶ Исторические кладбища Петербурга. СПб., 1993. С. 422.

⁴⁷Дьяконова И. А. Нобелевская корпорация в России. С. 114.

⁴⁸ РГАЛИ. Ф. 1337. Оп. 2. Д. 65. Л. 3–4.

⁴⁹Гюльназаров В. Арест актива бакинских большевиков 5 мая 1907 г. По материалам Бакинского губернского жандармского управления. Баку, 1927. С. 8; Тифлисский листок. 1909.20 апр.; ГАРФ. Ф. 102.00.1909. Д. 5–3-А. Л. 184об.

⁵⁰Huss Maja. Nobels i St. Peterburg. Stockholm, 1984. С. 134\ Дьяконова И. А. Нобелевская корпорация в России. М., 1980.

⁵¹ 25 лет Бакинской организации большевиков. Баку, 1924. С. 158–159.

⁵²Родионов А. В. А. Ф. Ноуртева в родственном окружении // Из глубины времен. Вып. 10. СПб., 1998. С. 252.

⁵³ Там же. С. 258–260.

⁵⁴Huss Maja. Nobels i St. Peterburg. С. 134; Российский медицинский справочник <…> на 1897 г. СПб., 1897. С. 205.

⁵⁵ ЦГИА Петербурга. Ф. 14. Оп. 3. Д. 23428. Л. 2–8, 18.

⁵⁶ А. И. Ульянов и дело 1 марта 1887 г. М.; Л., 1927. С. 189; Весь Петербург на 1908 г. С. 247, 257.

⁵⁷ ГАРФ. Ф. 102.7Д. 1890. Д. 109–4. Л. 251–257; ЗД. 1896. Д. 986. Л. 1–19.

⁵⁸ Там же. ОО. 1904. Д. 1250–2. Л. 159–160.

⁵⁹ Политические партии России. Конец XIX — первая треть XX в.: Энциклопедия. М., 1996. С. 498–499.

⁶⁰ ГАРФ. Ф. 102. Оп. 236. 1906. Д. 77. Л. 9–10.

⁶¹ Там же. ОО. 1906-И. Д. 707. Л. 1–5.

⁶² Там же. 1910. Д. 5., пр. 3., лит. ЛЛ. Л. 5–8, 14–15, 18, 20, 33, 96, 186, Литературное наследие. Т. 95. С. 660; Меньщиков Л. Охрана и революция. К истории тайных политических организаций, существовавших во времена самодержавия. Ч. 1. С. 411; Политические партии в России. С. 498–499.

⁶³Дмитриев-Мамонов В. А. Указатель действующих в империи акционерных предприятий и торговых домов. Т. 1. С. 1784–1785; Бакинский рабочий. 1924. 4 сент.

⁶⁴ ГАРФ. Ф. 102. ОО. 1911. Д. 74–6-Б. Л. 5 об.

⁶⁵ Деятели революционного движения в России. Т. 3. Вып. V. С. 233.

⁶⁶ ГАРФ. Ф. 102. ОО. 1911. Д. 74–6-Б. Л. 5 об.

⁶⁷ Первая Государственная дума: Алфавитный список и подробные биографии. СПб., 1906.

⁶⁸ Заря Востока. 1924. 28 апр.

⁶⁹ ГАРФ. Ф. 102. ОО. 1911. Д. 74–6-Б. Л. 12.

⁷⁰ Там же. Л. 15.

⁷¹ Там же.

⁷² Там же. Л. 13.

⁷³ ИИП. Ф. 276. Оп. 2. Д. 5. Л. 47 (Верновский).

⁷⁴ Департамент полиции. Картотека провокаторов; Меньщиков Л. П. Охрана и революция. М., 1932. Ч. 3. С. 66–67.

⁷⁵ 1000 лет русского предпринимательства. Из истории купеческих родов. М., 1995. С. 316.

⁷⁶ РГИА. Ф. 1343. Оп. 40. Д. 5744. Л. 1 об.

⁷⁷Дмитриев-Мамонов В. А. Указатель действующих в империи акционерных предприятий и торговых домов. Т. 1. С. 1613.

⁷⁸ ГАРФ. Ф. 102. Оп. 40. Д. 5744. Л. 2–3.

⁷⁹ Там же. 7Д. 1903. Д. 367–6. Л. 1–1 об.

⁸⁰ Там же. Д. 367. Л. 3–11.

⁸¹ Там же. Л. 2–3.

⁸² В суде. Дело Кавказской дружины // Тифлисский листок. 1907.18 янв.

⁸³ Деятели революционного движения в России. Т. 2. Ч. 4. С. 1708–1711; Аптекман О. В. Общество «Земля и воля» 70-хгг.: Поличным воспоминаниям. 2-е изд. Пг., 1924. С. 246–251.

⁸⁴ ГАРФ. Ф. 102. ЗД. 1886. Д. 886–1. Л. 2–50.

⁸⁵Боханов А. Н. Деловая элита России. 1914 г. М., 1994. С. 233.

⁸⁶ ГАРФ. Ф. 102. ОО. 1908. Д. 458. Л. 46 об.

⁸⁷ Там же. Л. 30.

⁸⁸Тищенко Ю. М. Некролог // Голос России. Берлин, 1922. 16 мая.

Революционное подполье и марганцевый бизнес

¹ РГИА. Ф. 37. Оп. 55. Д. 609. Л. 45–45 об.; Там же. Оп. 65. Д. 1599. Л. 6.

² ГФ ИМЛ. Ф. 8. Оп. 2. Ч. 2. Д. 152. Л. 41–42 (К. Модебадзе).

³ РГИА. Ф. 37. Оп. 65. Д. 1599. Л. 6.

⁴Маргиани Г. Н. Горнорудная промышленность и промышленный пролетариат в дореволюционной Грузии (марганцевая промышленность): Автореф. дис. … д-ра ист. наук. Тбилиси, 1969.

⁵ Там же. С. 54, 70, 73,92–93; РГИА. Ф. 547. Оп. 3. Д. 2963. Л. 30; Ф. 1263. Оп. 2. Д. 4914. Л. 519, 526 об.; Ф. 37. Оп. 65. Д. 1599. Л. 18; Оп. 68. Д. 954. Л. 12, 45.

⁶ Там же.

⁷ Труды III съезда марганцепромышленников в г. Кутаисе. С 26 июля по 12 августа 1900 г. Кутаис, 1901. Приложение № 2.

⁸ РГИА. Ф. 37. Оп. 65. Д. 1228. Л. 1–4.

⁹ Там же. Ф. 23. Оп. 14. Д. 507. Л. 6–9.

¹⁰ Там же. Л. 20; Маргиани Г. Н. Горнорудная промышленность и промышленный пролетариат дореволюционной Грузии. С. 103.

¹¹ РГИА. Ф. 37. Оп. 65; Д. 1599. Л. 4 об.

¹² Там же. Ф. 23. Оп. 12. Д. 248. Л. 1; Оп. 14. Д. 507. Л. 41.

¹³ Там же. Ф. 37. Оп. 77. Д. 398. Л. 5 об.

¹⁴ Там же. Л. 4–5.

¹⁵ Там же.

¹⁶Маргиани Г. Н. Горнорудная промышленность и промышленный пролетариат Грузии. С. 153–154.

¹⁷Дьяконова И. А. Нобелевская корпорация в России. С. 114.

¹⁸ Краткий обзор 25-летней деятельности Тифлисского коммерческого банка. Тифлис, 1897.

¹⁹ РГИА. Ф. 37. Оп. 55. Д. 609. Л. 8 об.

²⁰ Там же. Ф. 547. Оп. 3. Д. 2963. Л. 31 об.

²¹ ГАРФ. Ф. 102. 7Д. 1893. Д. 204. Л. 130–132.

²² ГФ ИМЛ. Ф. 8. Оп. 5. Д. 80. Л. 151–152; Шацилло К. Ф. Русский либерализм накануне революции 1905–1907 гг. М., 1985. С. 237.

²³ Изнанка революции. Вооруженные восстания в России на японские деньги. СПб., 1906.

²⁴ РГАСПИ. Ф. 157. Оп. 1. Д. И. Л. 55 (М. Г. Цхакая).

²⁵ Там же. Ф. 558. Оп. 4. Д. 655. Л. 149–150, 202–215 (Б. Кекелидзе).

²⁶ Там же. Ф. 17. Оп. 9. Д. 234. Л. 28–28 об.

²⁷ Там же. Л. 28–28 об.

²⁸ Труды III съезда марганцепромышленников в г. Кутаисе. С 26 июля по 12 августа 1900 г. Кутаис, 1901. Приложение № 2.

²⁹ РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 9. Д. 234. Л. 28–28 об.

³⁰Шейнис З. С. Максим Максимович Литвинов: революционер, дипломат, человек. М., 1989. С. 34.

³¹ РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 9. Д. 234. Л. 28–28 об.

³² Труды III съезда марганцепромышленников в г. Кутаисе. С 26 июля по 12 августа 1900 г. Кутаис, 1901. Приложение № 2.

³³ ГФ ИМЛ. Ф. 93. Оп. 1. Д. 112 (А. С. Вашадзе).

³⁴ Там же. Д. 113 (Г. С. Вашадзе); Ф. 8. Оп. 2. Ч. 1. Д. 7. Л. 247–258 (Г. С. Вашадзе).

³⁵ Там же. Л. 259–266 (К. Вашадзе).

³⁶ Там же. Ф. 93. Оп. 1. Д. 113. Л. 8.

³⁷ Там же. Ф. 8. Оп. 2. Ч. 1. Д. 7. Л. 259–260.

³⁸ Там же.

³⁹ Там же. Ф. 93. Оп. 1. Д. 279. Л. 2–3 (автобиография К. С. Модебадзе).

⁴⁰ Там же. Л. 3.

⁴¹ Там же. Л. 3–5.

⁴² Труды III съезда марганцепромышленников в г. Кутаисе. С 26 июля по 12 августа 1900 г. Кутаис, 1901. Приложение № 2.

⁴³ ГФ ИМЛ. Ф. 8. Оп. 2. Ч. 1. Д. 55. Л. 31. (У. С. Чачанидзе).

⁴⁴ Там же. 35–36 (Я. Чачанидзе).

⁴⁵Ратиани П. К. Грузинские шестидесятники в русском освободительном движении. Тбилиси, 1968. С. 33.

⁴⁶ Труды III съезда марганцепромышленников в г. Кутаисе. С 26 июля по 12 августа 1900 г. Кутаис, 1901. Приложение № 2.

⁴⁷ РГИА. Ф. 547. Оп. 3. Д. 2963. Л. 30–31.

⁴⁸ Деятели революционного движения в России. Т. 1. Вып. 2. М., 1928. С. 85; Цхакая М. Г. Избранные произведения. Тбилиси, 1987. С. 399.

⁴⁹ Труды III съезда марганцепромышленников в г. Кутаисе. С 26 июля по 12 августа 1900 г. Кутаис, 1901. Приложение № 2.

⁵⁰Месхи И. Пишу тебе… Тбилиси, 1980. С. 99.

⁵¹ Картотека Департамента полиции (П. Г. Цулукидзе).

⁵² Тифлисский листок. 1905. 4 авг.

⁵³ ГФ ИМЛ. Ф. 8. Оп. 2. Ч. 1. Д. 7. Л. 252–253 (Г. Вашадзе).

⁵⁴ Там же. Д. 41. Л. 242 (Н. Рухадзе).

Сращивание или подчинение?

¹ ГАРФ. Ф. 102. ОО. 1913. Д. 9–57. Л. 73–75.

² Там же. Л. 73–73 об.

³Дмитриев-Мамонов В. А. Указатель действующих в империи акционерных предприятий и торговых домов. Т. 1. СПб., 1907.

⁴ Переписка В. И. Ленина и редакции газеты «Искра» с социал-демократическими организациями России. 1900–1903 гг. Т. 3. М., 1970. С. 662; Тифлисский листок. 1915. 13 февр.

⁵ Труды I и II съездов марганцепромышленников в г. Кутаисе. Кутаис, 1900. С. 40–41.

⁶ ГАРФ. Ф. 102. ЗД. 1892. Д. 697. Л. 2–3.

⁷ Там же. Л. 120.

⁸ Кавказский календарь на 1917 г. Тифлис, 1916. Ч. 2. С. 558.

⁹Барон (Бибинейшвили). За четверть века. Революционная борьба в Грузии. С. 136–139.

¹⁰ ГАРФ. Ф. 102. Оп. 253. Д. 122. Л. 1 об. (обзор деятельности партии социалистов-федералистов. 23 октября 1909 г.); РГИА. Ф. 1405. Оп. 539. Д. 523. Л. 2.

¹¹ Труды I и II съездов марганцепромышленников в г. Кутаисе. С. 40–41.

¹² ГАРФ. Ф. 102. Оп. 253. Д. 122. Л. 1 об.

¹³ Там же. ОО. 1898. Д. 5–52-В. Л. 101–101 об.

¹⁴Махарадзе Ф. К 30-летию существования Тифлисской организации: Подготовительный период. 1870–1890 гг.: Материалы. Тифлис, 1925. С. 49.

¹⁵ ГФ ИМЛ. Ф. 8. Оп. 2. Ч. 1. Д. 25. Л. 270 (Вано Киасашвили).

¹⁶ ГАРФ. Ф. 102. ОО. 1898. Д. 5–52-В. Л. 101 об.

¹⁷ Труда I и II съездов марганцепромышленников в г. Кутаисе. Кутаис, 1900; ГАРФ. Ф. 102. ЗД. 1883. Д. 1357. Л. 190–191.

¹⁸ РГАСПИ. Ф. 124. Оп. 1. Д. 1363. Л. 5.

¹⁹ Труды III съезда марганцепромышленников в Кутаисе. С 26 июля по 12 августа 1900 г. Кутаис, 1901. С. 2.

²⁰ Труды IV съезда марганцепромышленников. Кутаис, 1902.

²¹ ГАРФ. Ф. 102. 7Д. 1893. Д. 204. Л. 171–172; ЗД. 1896. Д. 1252. Л. 6–8.

²² Кавказский календарь на 1909 г. С. 552; …на 1910 г. С. 593–594; …на 1914 г. С. 412; …на 1916 г. С. 439; …на 1917 г. Тифлис, 1916. Ч. 2. С. 558.

²³ Там же.

²⁴ Кавказский календарь на 1909 г. С. 552; …на 1910 г. С. 593–594; …на 1916 г. С. 439; …на 1917 г. С. 558; ГАРФ. Ф. 102. 7Д. Д. 204. Л. 9–10.

²⁵ Кавказский календарь на 1915 г. С. 422; …на 1916 г. С. 439; …на 1917 г. С. 558.

²⁶ Там же.

²⁷ Бакинский справочный календарь на 1898 г. Баку, 1897. С. 91; …на 1904 г. Баку, 1903. С. 33; …на 1907 г. Баку, 1906. С. 61; Кавказский календарь на 1917 г. Тифлис, 1916. С. 556.

²⁸ Список составлен на основании материалов съездов нефтепромышленников и справочной литературы, прежде всего «Кавказского календаря» за 1897–1917 гг.

²⁹Дмитриев-Мамонов В. А. Указатель действующих в империи акционерных предприятий и торговых домов. Т. 1. С. 1804.

³⁰ Баку и его район. Баку, 1909. С. 126–127.

³¹ Вместе с П. О. Гукасовым он входил в Правление «Каспийского товарищества».

³² ГАРФ. Ф. 102. ОО. 1904. Д. 2396–3. Л. 231 об.; 7Д. 1904. Д. 291–6. Л. 1–2 (литера Б).

³³ ГАРФ. Ф. 102. ОО. 1904. Д. 2396–3. Л. 231 об.

³⁴Аладжалова Н. Н. Из большевистского подполья. Тбилиси, 1963.

³⁵ Баку и его район. Баку, 1907. С. 11.

³⁶ Картотека Департамента полиции (Людвиг Людвигович Бардский); ГАРФ. Ф. 102. 3Д. 1888. Д. 114. Л. 16–16 об., 46–46 об.; Самойлов Н. А. «Самарский вестник»: Из истории марксистской журналистики. М., 1931; Санин А. А. «Самарский вестник» в руках марксистов (1896–1897 гг.). М., 1933.

³⁷ ГАРФ. Ф. 102. ЗД. 1887. Д. 719–2-А. Л. 46, 49; Там же. 1888. Д. 114. Л. 46–46 об.

³⁸ Там же. 1887. Д. 719–2-А. Л. 57–62.

³⁹ Там же.

⁴⁰ Там же. ОО. 1911. Д. 214. Л. 2–2об.; Мемуары А. И. Хатисова // Заря Востока. 1925. 4 янв.

⁴¹Дмитриев-Мамонов В. А. Указатель действующих в империи акционерных предприятий и торговых домов. Т. 1. С. 531.

⁴² Баку. 1916. 26 апр. (сообщение о смерти К. Л. Бардского); РГИА. Ф. 1343. Оп. 47. Д. 95. Л. 2.

⁴³ ГАРФ. Ф. 102. ОО. 1911. Д. 59–57-А. Т. 1. Л. 296–298.

⁴⁴ Шестой съезд РСДРП(б): Протоколы. М., 1958. С. 38.

⁴⁵Дмитриев-Мамонов В. А. Указатель действующих в империи акционерных предприятий и торговых домов. Т. 1. С. 1028.

⁴⁶ Баку и его район. Баку, 1910. С. 142.

⁴⁷ Там же. С. 135; ГАРФ. Ф. 102. ОО. 1911. Д. 214. Л. 11.

⁴⁸ Технологический институт им. Ленсовета. Т. 2. Л., 1928. С. 147.

⁴⁹ ГАРФ. Ф. 102. ЗД. 1894. Д. 36. Л. 2–4.

⁵⁰ Новое обозрение. Тифлис. 1899. 1 июля.

⁵¹ ГАРФ. Ф. 102. 7Д. 1907. Д. 8970. Л. 7–9.

⁵² Там же.

⁵³ Деятели революционного движения в России. Т. 3. Вып. 2. М., 1934. С. 1225–1226; ГАРФ. Ф. 102. ЗД. 1889. Д. 1289. Л. 2–4.

⁵⁴ От группы Благоева к Союзу борьбы. 1886–1894. ГИЗ, 1921. С. 68.

⁵⁵ ГАРФ. Ф. 102. ЗД. 1889. Д. 1289. Л. 3–3 об.; Деятели революционного движения в России. Т. 3. Вып. 2. С. 1225–1226.

⁵⁶ Политические партии в России. С. 177.

⁵⁷ ГАРФ. Ф. 102. ЗД. 1889. Д. 1289. Л. 38; Кавказский календарь на 1917 г. Тифлис, 1917. С. 556.

⁵⁸Гюльназаров В. Арест актива бакинских большевиков 5 мая 1907 г. По материалам Бакинского губернского жандармского управления. С. 8.

⁵⁹ ГАРФ. Ф. 102. 7Д. 1910. Д. 2750. Л. 18–19 (Р. А. Бекзадян); Тифлисский листок. 1906. 28 янв.

⁶⁰ РГАСПИ. Ф. 124. Оп. 1. Д. 153. (А. А. Бекзадян).

⁶¹ Баку и его район. Баку. 1907. С. 147; …на 1909 г. С. 232; …на 1910 г. С. 254; …на 1911 г. С. 339; …на 1912 г. С. 364; …на 1913 г. С. 384; …на 1914 г. С. 409–410; …на 1915 г. С. 419; …на 1916 г. С. 437; …на 1917 г. С. 556.

⁶²Кутьев В. Ф. Московский «Рабочий союз». М., 1985. С. 146, 158.

⁶³ Политссылка на Европейском Севере в конце XIX — начале XX в.: Краткий биобиблиографический словарь. Вып. 1.1895–1905. Вологда, 1989. С. 28.

⁶⁴ ГАРФ. Ф. 102. ЗД. 1900. Д. 106. Л. 63, 95, 106–110; Весь Баку на 1908 г. Баку, 1907. С. 122.

⁶⁵ Бакинский справочный календарь на 1898 г. Баку, 1897. С. 91–92; ГАРФ. Ф. 102. ЗД. 1889. Д. 1289. Л. 36; ГФ ИМЛ. Ф. 8. Оп. 5. Д. 230. Л. 54.

⁶⁶ Кавказский календарь на 1903 г. Тифлис, 1902.

⁶⁷ ГАРФ. Ф. 102. ЗД. 1890. Д. 427. Л. 1; 7Д. 1890. Д. 109–4. Л. 4–5.

⁶⁸ Там же. Л. 6 об.

⁶⁹ Там же. ЗД. 1890. Д. 427. Л. 1.

⁷⁰ Там же. Л. 1–8.

⁷¹ Там же. Л. 3, 20–82.

⁷² Там же.

⁷³ Кавказский календарь на 1909 г. С. 232; …на 1910 г. С. 254; …на 1911 г. С. 339; …на 1912 г. С. 362; …на 1913 г. С. 384; …на 1914 г. С. 409–410; …на 1915 г. С. 419; …на 1916 г. С. 437; …на 1917 г. С. 556.

⁷⁴ Там же; А. С. Н. М. Флеров // Русские ведомости. 1915.30 авг. (некролог).

⁷⁵ См. примеч. 73; ГАРФ. Ф. 102. ЗД. 1898. Д. 999. Л. 30.

⁷⁶ Гори. Д. 173–3. Л. 6.

⁷⁷Жук-Жуковский И. Елизавета Петровна Дурново-Эфрон // Каторга и ссылка. 1929. Кн. 12 (61). С. 159.

⁷⁸ Материалы по истории профессионального движения в России. Сб. 6. М., 1925. С. 34–35.

⁷⁹Нугаре Р. Французский банк Креди Лионэ в России. 1878–1920 гг. Париж, 1992. С. 28.

⁸⁰ ГАРФ. Ф. 102. ОО. 1907. Д. 249. Л. 3.

⁸¹ РГИА. Ф. 919. Оп. 2. Д. 777. Л. 1–2.

⁸² ГАРФ. Ф. 102. ОО. 1907. Д. 7–47. Л. 86.

⁸³ Леонид Борисович Красин («Никитич»). Годы подполья: Сборник воспоминаний, статей и документов. М.-Л., 1928. С. 156 (Н. Козеренко).

⁸⁴ Бакинский настольный календарь на 1904 г. Б; 1903. С. 78; …на 1905 г. С. 76; …на 1907 г. С. 29; Весь Баку на 1908 г. С. 127; Бакинский настольный календарь на 1907 г. С. 27; Баку и его район. Баку, 1908. С. 123.

⁸⁵ Картотека Департамента полиции (Цейтлины).

⁸⁶ Бакинский рабочий. 1924. 28 апр. (Степан Горобченко).

⁸⁷ РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 662. Л. 50.

⁸⁸ Речь. 1906. 3 окт.

⁸⁹Иванов Л. Е. Первая русская революция и профессура высших учебных заведений // Вопросы социально-экономического развития и революционного движения в России: Сборник трудов Московского государственного заочного педагогического института. Вып. 48. М., 1977. С. 94–101; РГИА. Ф. 518. Оп. 1. Д. 6. Л. 7.

⁹⁰ История Совета рабочих депутатов. СПб., 1907. С. 127.

⁹¹ Переписка В. И. Ленина и руководимых им учреждений с местными партийными организациями РСДРП. 1905–1907. Т. 1.Кн. 1.М., 1979. С. 57.

⁹² Третий съезд РСДРП. Протоколы. М., 1959. С. 140.

⁹³ 25 лет Бакинской организации. Баку, 1924. С. 158–159 (М. Саркисян).

⁹⁴ Переписка В. И. Ленина и руководимых им учреждений с местными партийными организациями РСДРП. 1905–1907. Т. 1. Кн. 2. С. 145.

⁹⁵Харламов М. Всеобщая стачка бакинских рабочих в 1904 г. // Исторический журнал. 1939. № 12. С. 141.

⁹⁶ Гори. Д. 290. Л. 2 (В. С. Мосейшвили).

⁹⁷ Пятый год: Сб. 1 / Под ред. С. Черномордика. М., 1925.С. 223 (Н. В. Морозов).

⁹⁸Голубев Н. (Четырехглазый). Подпольная работа в Баку // Пролетарская революция. 1922. № 6. С. 128–129.

⁹⁹ Там же. С. 131–132.

¹⁰⁰Троцкий Л. Д. Моя жизнь: Опыт автобиографии. Т. 1. М., 1990. С. 144–147.

¹⁰¹ Там же. С. 145.

ГЛАВА 3. «СВОИ ЛЮДИ» ПО ТУ СТОРОНУ БАРРИКАД