— Я и не ожидал, что вы вот так сразу мне и поверите. Есть способы проверить мои слова.
— Какие?
— Вы должны встретиться с Маратом завтра утром, не так ли? — Он не получил ответа, но понял, что угадал. — Сегодня четверг, 20 часов 30 минут. Ровно 20.30. Вы видите меня живым и здоровым, хоть и не совсем невредимым. И вне досягаемости людей Марата. Имейте это в виду — как факт.
— И что из этого вытекает? — спросил Сильвио.
— Это вы поймете завтра, когда Марат будет вам объяснять, почему он не может меня вам выдать. Не знаю, как он будет выкручиваться. Скорее всего — вам представят труп человека, похожего на меня. Хотя бы ростом. Якобы погибшего прошлой ночью в автокатастрофе. Катастрофа действительно была. И в ней действительно погиб человек Марата, который меня захватил и вез к нему. На скорости сто пятьдесят километров в час его машина врезалась в асфальтовый каток.
— Как же удалось уцелеть вам?
Вадим пожал плечами:
— Мне просто повезло.
Сильвио лишь головой покачал:
— Вам не просто повезло. Вам очень повезло.
— Возможно, — согласился Вадим. — Второй способ. Потребуйте у Марата показать вам груз.
— У нас нет задания забрать груз, — проговорился Сильвио. Родригес с гневом на него посмотрел.
— Я сказал: не забрать. Всего лишь показать, — уточнил Вадим. — Он не сможет этого сделать. Найдет какие-нибудь отговорки.
Сильвио и Родригес вновь переглянулись. В глазах Сильвио мелькнула растерянность, и Вадим понял, что самого груза они могли никогда и не видеть.
— Вы знаете, как выглядит груз? — прямо спросил он. — Вижу — нет. — Он достал из кармана ампулу и положил на стол. — В коробке — сто таких ампул. И двадцать небольших металлических капсул.
— Откуда у вас эта ампула? — спросил Родригес.
— Она оказалась у меня случайно. Я взял ее у человека, который пытался похитить меня и погиб.
— А у него откуда? — настаивал Родригес.
— Он возил ее на анализ к профессору Осмоловскому. И после получения результатов анализа профессора убил.
— Значит, господин Марат знает, что это такое? — спросил Сильвио.
— Да.
— А вы?
— Знаю.
— Что же это такое?
— А сами вы — знаете? — спросил Вадим.
— Да, — кивнул Сильвио.
— Литий, — сказал Вадим. — Без него невозможно создание термоядерной бомбы.
«Кажется, я их достаю», — отметил он, наблюдая за реакцией на свои слова.
— Вы позволите нам взять эту ампулу с собой? — спросил Родригес.
— Мне очень нравится деликатность вашего тона, — ответил Вадим. — Эта ампула стоит больше трех тысяч долларов. Но я вам ее отдаю, чтобы при проверке груза вы не попали впросак. Только не попадитесь с ней, а то вам пришьют убийство профессора Осмоловского и его лаборантки.
— Спасибо. — Родригес передал ампулу Сильвио, тот спрятал ее в карман своего летнего легкого пиджака. — И за предупреждение спасибо.
— Вы можете предложить еще какой-нибудь способ проверки? — спросил Сильвио.
И Вадим рискнул:
— Да. У меня есть еще только один способ доказать, что я не враг вашей родины…
— Вы хотите сказать, что вы — друг? — прервал его Сильвио.
— Нет. Ваша родина мне безразлична. Мне небезразлична моя родина.
— Израиль? — уточнил Сильвио.
— И Россия, — сказал Вадим.
— Вы счастливый человек, у вас две родины, — с иронией констатировал Сильвио.
— Да, у меня две родины, — подтвердил Вадим и подумал, что сказал чистую правду: и Стена плача в Иерусалиме, и парящая над водой колокольня в Калязине одинаково трогали его сердце.
— Итак, что за способ? — вернул разговор в деловое русло Сильвио.
— Если после проверки вы убедитесь, что прав Марат, а неправ я, завтра днем я буду ждать вас в центре поселка. И вы сможете без помех провести свою показательную акцию уничтожения. Напротив торговых рядов там есть кинотеатр — обратили внимание? Перед ним — небольшая площадь. Днем она обычно пустая, так что случайных жертв не будет. Я буду стоять на краю площади, и вы сможете расстрелять меня, не выходя из машины. А потом сразу уйдете вперед и под мост. Какое время вас больше устраивает? Двенадцать часов дня — годится?
— И не будет никаких милицейских засад, никакого ОМОНа? — недоверчиво спросил Сильвио.
— Нет, — подтвердил Вадим.
— Как мы это узнаем?
— Не мне вас учить, — усмехнулся Вадим. — Вы достаточно опытные люди, чтобы провести предварительную проверку.
Похоже, он их не просто озадачил, а поразил.
— Почему вы на это идете? — спросил Родригес.
— Я устал, — почти искренне признался Вадим. — Прятаться, скрываться, вздрагивать от каждого стука. Если вы мне не поверите, вы меня все равно достанете. Вы или ваши люди. Или люди Марата. А так… Что ж, я погибну, вы выполните свое задание, зато хоть мою семью оставят в покое.
— Мне хотелось бы верить в вашу искренность, — заметил Сильвио.
— Завтра вы в ней убедитесь. В двенадцать, на площади у кинотеатра, — напомнил Вадим. — А теперь, господа, позвольте пожелать вам спокойной ночи.
Он поднялся из-за столика и, чуть прихрамывая, опираясь на трость, пошел к выходу. От дверей оглянулся: Сильвио и Родригес все еще сидели за столом и молча смотрели ему вслед.
Выйдя на улицу, Вадим сел в такси и назвал адрес квартиры в Чертанове. По привычке проследил: хвоста не было. Он откинулся на сиденье и прикрыл глаза. Когда он говорил им о последнем варианте проверки, он не знал еще, блефует он или действительно придет на площадь. А теперь вдруг понял: придет. Один. И будет стоять под дулами их автоматов.
В его игре у него просто не было более сильного хода.
III
В тот же день, когда Вадим сначала приводил себя в порядок после ночной аварии, а потом вел многосложные переговоры с посланцами аль-Аббаса, в прокуратуре России с самого утра шла напряженная работа. После установления личности Барыкина — Сергуни и выхода на банду, обосновавшуюся в «Руси», по указанию генерального прокурора группе Турецкого была дана санкция на прослушивание телефонных разговоров всех, заподозренных в причастности к деятельности банды, выделен дополнительный транспорт, необходимые технические средства и сотрудники для наружного наблюдения и оперативно-розыскных мероприятий.
Турецкий прекрасно понимал, чего от него ждет генеральный прокурор: в возможно более краткие сроки найти и арестовать второго убийцу профессора Осмоловского. Здесь была явная политическая подоплека: общественность возбуждена и возмущена, быстрое раскрытие этого нашумевшего преступления повысило бы авторитет Генеральной прокуратуры и вызвало бы больше доверия населения и депутатов Государственной думы к ее деятельности. Разумеется, во главе с новым генеральным прокурором.
Понимал это и Меркулов. Докладывая генеральному прокурору о результатах работы бригады Турецкого, он ни словом не обмолвился о том, что Мишурин, основной убийца профессора, уже найден. Формальным основанием, дающим Меркулову право на это умолчание (право, конечно, весьма сомнительное — это прекрасно понимал сам Меркулов), был тот факт, что еще не все доказательства вины Мишурина получены. Не было еще, в частности, результатов дополнительной проверки кабинета и лаборатории профессора Осмоловского — на этой проверке настоял Турецкий. Истинной же причиной было другое. Меркулов понимал: доложи он об этом, генеральный прокурор прикажет немедленно арестовать Мишурина, предъявит ему обвинение и примет меры для того, чтобы широко осветить этот факт в прессе и по телевидению. Со своей точки зрения, точки зрения вчерашнего политического деятеля и теоретика, не имевшего практического опыта работы в прокуратуре, он был конечно же прав. Но у самого Меркулова были на этот счет свои соображения.
К полудню группа опытных экспертов-криминалистов научно-технического отдела ГУВД Москвы, посланных по требованию Турецкого для повторного, более тщательного обследования лаборатории Осмоловского, закончила свою работу. Турецкий оказался прав: скрупулезное обследование лаборатории позволило найти отпечатки пальцев Мишурина. Очень неявных — на ручках кресла и отчетливых — на деке принтера. Как раз там, где и предполагал Турецкий.
Эти должным образом оформленные результаты обследования привез в Генпрокуратуру член бригады Турецкого, начальник второго отдела МУРа подполковник Яковлев. Ознакомившись с ними, Турецкий удовлетворенно кивнул:
— Порядок. Пошли к Меркулову.
Меркулов внимательно изучил документы.
— Что ж, давайте обсудим ситуацию. — Он обернулся к Турецкому. — Зови Косенкова. Парень с головой, да и психология у него современная. Может, что дельное и подскажет.
— Современная! — слегка обиделся Турецкий. — А мы, значит, совсем мастодонты?
— Не совсем, Александр Борисович. Совсем — это, наверное, я. Но согласись: есть разница в восприятии жизни человеком двадцати шести лет и сорока.
— Да я, собственно, ничего против Аркадия не имею, — легко сдался Турецкий.
Вызванный Турецким, в кабинете появился Косенков. Как обычно, лицо у него было сонное, будто его только что подняли с постели. Он четко доложил о прибытии, пристроился на стуле в углу и словно бы задремал.
Обсуждение не заняло много времени.
— Ситуация ясна, — заключил Турецкий. — Последняя точка в расследовании дела об убийстве профессора Осмоловского поставлена…
— Мы ничего не знаем о том, кто убил лаборантку профессора, — напомнил Яковлев. — Знаем только, что к этому причастен Барыкин, Сергуня.
— Пока не знаем, — согласился Турецкий. — Но сейчас важно другое. Во всяком случае — с точки зрения генерального прокурора, как я ее себе представляю. Мишурин вычислен, все улики против него собраны, доказательства его вины неопровержимы. Таким образом, мы можем арестовать его в любую минуту. Что будем делать?
В кабинете воцарилось молчание.
— А почему бы так и не поступить? — нарушил его удивленный вопрос Косенкова.
Меркулов и Яковлев слегка усмехнулись.