— И чего? — заинтересовался Николай. — В аренду льготную отдадут?
— Наверное, — беспечно пожала плечами Люба.
Николай подошел к Любе и поцеловал ее в щеку:
— Ну привет, Любовь. Давай кастрюлю. Что ты ее держишь?
— Надо голову помыть, — очнулась Люба, и ослабила хватку. — За мной заедет Ярослав, повезет в ночной клуб.
— Что? — возмутился Николай. — Какой ночной клуб? Ничего себе!
— А ты ревнуешь? — шутливым тоном сказала Люба. — Я там буду петь, и показывать номер. Ярослав сказал, что платят хорошо. Нужно ведь за уроки вокала платить. Хотя Сталина Ильясовна от денег отказывается, говорит, что для нее учить меня вокалу — дело принципа и чести.
«Вот что значит, с гарантом переговорила, — обдумывал информацию Николай. — Дом под офис на реконструкцию поставили, уроки бесплатные. Баксы за бесценок».
— Давай я тебе помогу. Воду полью, что ли.
— Ага!
Люба вытащила из пакета утку, поставила ее на пол. Руками раздвинула ноги и легко перегнулась, свесив голову вниз.
— Лей из кастрюли потихоньку. Ой, шампунь забыла достать. В рюкзаке. «Кря-кря».
«Чего надо? — откликнулась утка. — Крякаете чего?»
«Голову помыть», — пояснила коляска.
«А-а! Ну мойте».
Николай лил воду на светлые волосы. И смотрел на ложбинку на тонкой шее. На ярко-розовые, как небо на закате, круглые сильно торчащие уши. На белесые волоски, убегающие по спине под ажурную маечку.
— Все? — спросила Люба, когда вода перестала течь.
— Нет… — сказал Николай. И прикоснулся губами к мокрой шее. — Не все…
Люба сидела, все так же перегнувшись в поясе. Вода с тонких волос со звоном падала в металлическую утку.
Глава 10. Любовь, зачем ты мучаешь меня?
НИКОЛАЙ крадучись подошел к двери, плотно прикрыл.
Поставил кастрюлю на пол. Беззвучно вернулся к коляске. Приподнял Любину голову и, наклонившись, поцеловал жилку, бившуюся между ключиц в яремной ямке. Потом поднял Любу на руки и перенес на кровать. Ноги Любы выгнулись в щиколотках и задрожали. Она покорно взглянула на Николая и закрыла глаза. Николай расстегнул ремень на джинсах и потянул вниз молнию.
— Любушка! — закричала коляска. — Прохиндей-то этот штаны расстегивает!»
Люба молчала.
— «Ой, Люба, — голосила коляска. — Он, видать, трясун!.. Помнишь, у нас по городу ходил такой, женщин пугал, пока мужики ему по шее не наломали».
«Эксбиционист», — не выдержав, подсказала кровать.
«А тебя не спрашивают!» — запальчиво крикнула коляска.
«Замолчите все, — чуть не плача сказала Люба. — Что вы мне все портите…»
«Да ведь он тебя… — коляска запнулась, подбирая слово, — обидеть собирается!»
— Мне в десять надо быть внизу, на улице, — не обращая внимания на коляску, прошептала Люба Николаю.
— Сто раз успеем, — грудным голосом произнес Николай.
«Любушка! — тревожно зашумела коляска. — Да ты с ума сошла — сто раз!»
— Я… я тебе не понравлюсь, — вытянувшись, как игрушечный солдатик, едва слышным дрожащим голосом сказала Люба. — Я не умею. Я не знаю, что нужно делать…
«Эка сложность! — вскинулась коляска, обидевшись за Любу. — Чего там уметь — то?»
— Ты первый раз? — спинывая ботинки, спросил Николай.
Люба едва заметно подрожала подбородком.
Ничего не делай, — довольно ласково сказал Николай. — Просто лежи.
«Да как же это ты, Любушка, — запричитала коляска, — чужому парню доверилась».
Николай бросил взгляд на коляску.
«Ой, Люба! — закричала коляска. — Он и меня изнасиловать хочет! По-мо-ги-те!»
«Чего орешь?» — сонно пробормотала утка.
«Насильник этот нашу Любушку изнасиловать намерился!»
«Да она сама хочет», — авторитетно заявила кровать, прислушавшись к биению Любиного сердца.
«Вот видишь», — сказала утка коляске.
«Мало ли что она хочет! — заругалась коляска. — А что я потом Геннадию Павловичу с Надеждой Клавдиевной скажу? Они мне Любушку доверили».
«Брось, — сказала кровать. — Обычное дело. Не она первая, не она последняя».
«Любушка, кровать говорит — ты у него не первая! — закричала коляска. — Уйди, ирод, от моей Любушки!»
«Я его люблю», — прошептала Люба.
«Видишь, любит она эксбициониста этого», — передала кровать.
«Да что она о любви-то знает? — рассердилась коляска. — Отдается первому встречному».
«А без первого и второго не будет, — авторитетно пояснила кровать. — Как же без первого? Десятому что ли сразу отдаваться?»
«Представь, что тебя твой джип целует», — пробормотала Люба и запрокинула голову…
Коляска сразу замолчала. Комната притихла. Только слышно было, как вдали по коридору, в кухне, смеялись Кристина-даун и глухонемая Анжела, да на улице громко распевал веселую цыганскую песню двупалый Вася.
Люба лежала, зажмурив глаза и пряча дыхание.
«Любушка, — встревожено позвала коляска. — Ты живая? Ответь!»
«Не велик ваш Николай, чтоб до смерти залюбить. Видали мы и позавиднее», — авторитетно заявила кровать.
«А чего же Любушка молчит, не шевелится?» — плаксиво протянула коляска.
«Видать, от счастья умерла, — предположила кровать. — Сердце от восторга не выдержало».
«Люба, скажи что-нибудь! — заголосила коляска. — Ты чего глазоньки-то не открываешь?»
«Мне стыдно, — прошептала Люба. — Я ничего не умею и не могу привлечь мужчину, как женщина».
«Слава тебе господи, жива, — выдохнула коляска. И тут же возмутилась: — Как это, ничего не умеешь? А на балалайке играть?»
— Тебе понравилось? — спросил Николай, медленно проводя пальцем по Любиному животу.
Люба утвердительно затрясла головой, не открывая глаз.
«Уж не знаю, чему там нравиться», — заворчала коляска.
— Приятно было? — допрашивал Николай.
— Конечно, — ответила Люба. — Я так рада…
— Нет, я имею в виду, вот здесь, — он положил ладонь на низ Любиного живота, — Приятно было? Что ты чувствовала?
— Ничего, — честно ответила Люба.
Николай нервно приподнялся на локте:
— Совсем ничего?
— Я там вообще никогда ничего не чувствую, — наконец открыв глаза, пояснила Люба. — У меня же паралич нижней части тела.
— Значит, только из-за этого? — с облегчением уточнил Николай.
— Да.
— Что за шрам? — спросил Николай, дотронувшись до блестящей белой полоски на коже, ускользавшей в пах, к изгибу тощей Любиной ноги.
Люба приподняла голову и посмотрела на живот:
— Это мне косоглазие оперировали.
Николай поводил глазами. Вновь взглянул на живот.
— Чего оперировали?
— Косоглазие, — громче сказала Люба. — У меня же из-за щипцов еще один глаз косил.
Николай снова приподнялся на локте и внимательно посмотрел на Любины глаза.
— Это давно было, в детстве, — засмеялась Люба.
— А через живот-то почему?
«Вот пристал! — возмутилась коляска. — Может, человеку неприятно такие интимные детали рассказывать: про болезни, про операцию. Любушка, чего он привязался с расспросами? Вспоминать, небось, до сих пор больно?»
— Как ни странно, совсем не больно, — задумчиво пожала плечами Люба.
— Через живот косоглазие оперировать не больно? — с несвойственным ему недоумением спросил Николай.
— Да нет, меня перепутали нечаянно, — махнула Люба рукой. — С другой девочкой. У нее была грыжа, а у меня — косоглазие. И врач нас перепутал.
— Ничего себе перепутал — жопу с пальцем, — пробормотал Николай.
«Ой, как вспомню, так сердце обмирает!» — заохала коляска.
— А что вы, мамочка, хотите? — сказала Надежде Клавдиевне врач-окулист, к которой она привела шестилетнюю Любочку, посоветоваться насчет операции по поводу косоглазия. — Вы родили больного ребенка. Что тут в карточке написано? Так… Вот, пожалуйста: неправильное поведение матери во время родов.
— Это неправда, — волнуясь, горько сказала Надежда Клавдиевна. — Я просто торопилась к Первомаю родить.
— А родина вас об этом просила? — строго осведомилась врач.
— Родина — нет, — честно ответила Надежда Клавдиевна. — Собрание коллектива роддома просило — успеть к демонстрации.
— Вы на медиков с больной головы на здоровую не перекладывайте, — строго сказала врач. — К демонстрации! Отметить, небось, торопились это дело, выпить на Первомай.
— Вы не имеете права, — дрожащим голосом произнесла Надежда Клавдиевна. — Карточка все врет. Насчет неправильного поведения…
— Медицинская карта больного — это юридический документ строгой отчетности, — повысила голос врач. — Мы ее для прокурора пишем. А вы сейчас обвинили советскую документацию во лжи?
— Нет, я не обвиняла, — начала Надежда Клавдиевна.
— Может, и конституция наша лживая? — напирала врач.
— Нет, конституция не лживая, — испугалась Надежда Клавдиевна.
— По карточкам ежемесячно подводится медицинская статистика. И она утверждает, что основная причина заболеваний ДЦП — пьянство одного или обоих родителей, курение во время беременности, неправильное поведение. Надеюсь, к нашей статистике у вас нет претензий?
— У меня вообще ни кому претензий нет, — сказала Надежда Клавдиевна. — Я только хочу, чтобы вы дали нам направление на операцию. Все-таки Люба девочка. Ей замуж выходить.
Врач сделала удивленное лицо и бросила взгляд на Любу.
— Девочке лучше без косоглазия, — тихо окончила Надежда Клавдиевна.
— Мамочка, дорогая моя! — с убеждением произнесла врач. — Зачем вы ребенка будете зря мучить? В вас сейчас говорят эмоции, а не разум.
— Почему — зря?
— Замуж! У вашей девочки… — врач понизила голос, — у ребенка нет будущего. Я вам, как врач, нет, как женщина женщине советую: отдайте ребенка в специализированное учреждение. В нашей стране отличная система медицинских специализированных учреждений.
Надежда Клавдиевна обхватила Любу и уткнулась носом ей за ухо.
— Я вас очень прошу, — сдавленным голосом сказала Надежда Клавдиевна, — Хотите, я на колени встану? Дайте направление на операцию. Без него в больнице не принимают.