— Видать, штопором богоизбранного пырнула! — доложила Ирина Власьевна.
— Вы несете невероятную чушь! — вскинулся Геннадий Павлович.
— Вон вы как заговорили! — обиделась Ирина Власьевна. — А чьими молитвами ваша Любушка преступная нашлась?! Вот и делай людям добро.
— Может быть, вы уже пойдете? — примиряюще предложил Геннадий Павлович.
— Пойду-пойду, не переживайте, лишка не задержусь. Мне самой в таком доме, где отцы бога не чтят, задерживаться не интересно. Как свое получу, так и пойду, — Ирина Власьевна накинула на голову шаль и поднялась из-за стола.
— Гена, но как же Люба на такое решилась?!
— За грехи отцов расплачивается, — встряла Ирина Власьевна.
— Вы действительно сейчас свое получите! — пригрозил Геннадий Павлович.
— Того только и жду! Уплатите цену, и мы в расчете.
— Ой, действительно, — встрепенулась Надежда Клавдиевна.
— Простите ради бога, я и забыла совсем с расстройства. Сколько мы вам должны?
— Лично я себя должником не считаю, — произнес Геннадий Павлович.
— А это уж сколько дадите, — смиренно ответила Ирина Власьевна. — Сколько совесть подскажет.
— Я — бессовестный, — предупредил Геннадий Павлович.
— Гена, уймись! Ирина Власьевна, все-таки примерно подскажите, — попросила Надежда Клавдиевна.
— Другой раз, бывает, и задаром людям помогаю, — Ирина Власьевна всхлипнула и окропила слезой северный склон груди. — А другой раз чаем напоят — на том спасибо добрым людям. Поклонюсь, да и пойду с богом.
— Так может чайку? — язвительно бросил Геннадий Павлович.
— Гена, я с тобой поссорюсь! — предупредила Надежда Клавдиевна и вытащила из кошелька деньки. — Ирина Власьевна, столько хватит?
— Хватит-то хватит, но чуток бы прибавить. Известия-то, уж тут ничего не попишешь, я вам знатные сообщила.
— Во-первых, не вы, а телевизор, а во-вторых, не известия, а дезинформацию, — поправил Геннадий Павлович, которого явно укусила муха.
— Телевизор! Как же! Он вам сообщит! — не на шутку рассердилась Ирина Власьевна. — Вы его включите еще-то разок, так он уж вам обратное соврет: не Любка ваша президента прибила, а он ее!
— Ой, не надо, чтоб он ее! — затрепетала Надежда Клавдиевна. — Все ж таки Любушка мне дочь родная, а президент не так чтоб родной. Сколько вы хотите? Назовите цену.
— Цены у меня дешевые: пятьсот рублей. Будете брать, так отдам за четыреста пятьдесят.
— Сколько? — возмутился Геннадий Павлович. — Все, ухожу в ясновидящие.
— Пожалуйста, возьмите, — попросила Надежда Клавдиевна. — Спасибо вам, что Любу нашли.
— Нечего меня спасать, — проворчала Ирина Власьевна.
— Гена, проводи Ирину Власьевну.
— Боюсь, я ее далеко заведу, — мстительно предупредил Геннадий Павлович.
— Упаси господи, мне таких провожатых не нужно. Ночью да еще с лешим идти.
— Ой, ну как же, — забеспокоилась Надежда Клавдиевна. — Темнота на дворе.
— Меня есть кому беречь, — патетически произнесла Ирина Власьевна.
— Если вы насчет… — начал было Геннадий Павлович, но вдруг встрепенулся. — Надя, давай-ка, другой канал послушаем, чего мы сразу телевизор выключили?
— Хоть телевизор, хоть радио, все одно услышите, — сердито предрекла Ирина Власьевна.
Геннадий Павлович щелкнул пультом.
— Противоречивая информация поступает сегодня по российским и зарубежным информационным каналам, — сообщил ведущий в студии.
Зефировы замерли.
Ведущий снял трубку стоящего на столе телефона, молча послушал, затем поправил в ухе, переложил лист на столе из одной пластиковой папки в другую и, наконец, сказал:
— По последней уточненной информации, сегодня в Кремле действительно имела место попытка покушения на президента России.
Ирина Власьевна с довольным видом поджала губы. Ради того, чтобы отомстить ершистому Геннадию Павловичу, она была готова пожертвовать главой России.
— Один из посетителей Кремля, нигде не работающий, состоящий на учете в психиатрическом учреждении Игорь Викентьевич Курочкин произвел два выстрела из пистолета, тип которого сейчас уточняется, по руководителю государства, следовавшему с группой чиновников. К счастью, о преступном замысле Курочкина стало известно находившейся поблизости инвалиду-колясочнице Любови Зефировой, которая загородила президента своим телом.
Надежда Клавдиевна обмякла и сползла на пол, обняв ножку стола.
— Любушка, доченька, да на кого же ты нас покинула-а!..
— В настоящее время Любовь Геннадьевна Зефирова находится в одной из столичных клиник, ее состояние оценивается как стабильное. Это пока вся информация на этот час. Более подробно об этом и других событиях — в нашем утреннем информационном блоке. Оставайтесь с нами!
Придя в себя после краткого замешательства, Ирина Власьевна незаметно вытиснулась из комнаты и крадучись покинула квартиру, опасаясь, что боевито настроенный Геннадий Павлович хватится золотого кольца «чалма» с пальца Надежды Клавдиевны и подчистую отберет назад четыреста пятьдесят рублей.
— Жива, жива наша Люба! — затряс Геннадий Павалович Надежду Клавдиевну. — Состояние стабильное.
Он в радостном возбуждении широко прошагал к окну и обратно.
— Молодец, Любовь! Горжусь! Ты подумай — президента своим телом закрыла! Моя кровь! Моя, Зефировская!
— Ишь ты, Зефировская! — сквозь слезы радостно заартачилась Надежда Клавдиевна. — Кого это ты своим телом спасал? Чего-то не помню?
— Да ты просто не знаешь. Я не рассказывал никогда.
— О чем?
— А в армии кто ротного прикрыл? Ему за ту гулянку знаешь что светило? А я его прикрыл!
— За какую гулянку? — насторожилась Надежда Клавдиевна.
— Да ладно, чего теперь вспоминать? — свернул разговор Геннадий Николаевич. — А Любовь — моя кровь!
— Гена, так ведь нам ехать в Москву, поди, надо? За Любушкой ухаживать?
— Само собой, — взволнованно согласился Геннадий Павлович. — Ребенок там в таком положении стабильном, кровью, может, сейчас истекает.
— О-о-й!
— В смысле, может, ей кровь моя нужна? Надежда, какая у меня группа, не помнишь?
— Не помню, — отмахнулась Надежда Клавдиевна. — Гена, давай собираться. Чемодан у нас где?
— В сарайке.
— Беги в сарайку.
— Надежда, ты не суетись. Куда мы среди ночи поедем? На чем? Догнать разве только Ирину Власьевну, да на ней верхом, вон у нее загривок-то какой, троих увезет!
— Геннадий, ты чего, кстати, спектакль устроил? Вздумал вдруг над уважаемой женщиной издеваться? Если б не она…
— Если б не она со своими тараканами в картах, — перебил Геннадий Павлович, — я бы давно телевизор включил и все узнал в подробностях.
— Гена, а может, пешком сейчас на трассу пойдем? Попутку поймаем? Лесовозы круглую ночь ходят, лес наш в Москву везут.
— Надежда, не сходи с ума. Куда ты там сядешь, в лесовозе? На фанкряж верхом? Дождемся утра, и на автобус. Может, на перекладных придется.
— Ну уж поезда до послезавтра ждать не станем!
— Нет, не станем, — согласился Геннадий Павлович и радостно добавил: — а ты ведь, Надежда, теперь мать-героиня.
— Да ну тебя с шутками твоими. Гена, чего же делать нам сейчас? Я ведь до утра не усну. Ой, Гена, растопляй титан, надо вымыться в дорогу. Где там в этой Москве намоешься?
— Да уж нигде, ясное дело.
Неожиданно в дверь скромно, чтоб не разбудить да не напугать хозяев со сна, постучали.
— Да кто же это? — развела руками Надежда Клавдиевна.
— Можно? — дверь приоткрылась и в прихожую вступила клюшка профессора Маловицкого. — У вас тут не заперто почему-то?
— Это ясновидящая не закрыла, — догадалась Надежда Клавдиевна.
— Могла бы и сквозь стену, вообще-то, удалиться, чтоб хозяев не беспокоить, — весело посетовал Геннадий Павлович. — За такие-то деньги.
— Вы телевизор смотрели? — Леонид Яковлевич не успел договорить.
— Леонид Яковлевич, дорогой! — Надежда Клавдиевна горячо обняла Маловицкого.
— Любовь-то наша!.. — голос Геннадий Павловича дрогнул, и неожиданно он заплакал, обняв Леонида Яковлевича с другого плеча. — Собой заслонила…
Впрочем, буквально через секунду Геннадий Павлович устыдился своей слабости, и, отерев глаза, срывающимся голосом принялся извиняться.
— Чего же мы в коридоре? — опомнилась Надежда Клавдиевна. — Гена, достань там, из колонки. С майских оставалось.
— А я с собой принес, — смущенно признался Леонид Яковлевич. И извлек из кармана плоскую бутылочку коньяка. — С прошлого Нового года стоит. А тут как услышал!.. Как все это произошло? Подробности какие-либо известны?
— Хорошо-то как, что вы к нам пришли, — засуетилась уже в комнате, возле стенки с бокалами и сервизом, Надежда Клавдиевна. — Ничегошеньки, Леонид Яковлевич, не знаем! Только то, что по телевизору сейчас сказали. Любушка как уехала, ни письма, ни весточки, вредная девчонка! И мобильник нарочно не взяла, на тумбочке оставила. Гена, чайник поставь. Я рюмки сполосну.
Устроились за кухонным столом.
— Вообще-то я не пью, — предупредил Леонид Яковлевич.
— Но за такое дело! За сохранение гаранта конституции и стабильности в стране геройским поступком моей любимой ученицы.
— Да я и сам до питья не охотник, — признался Геннадий Павлович.
— Слушайте вы его, Леонид Яковлевич, — встряла Надежда Клавдиевна. — До питья он не охотник! Голубь прямо сизокрылый.
— Опять ты про тот случай! — с досадой произнес Геннадий Павлович. — Совершенно случайный и не характерный для моего мировоззрения. Кстати, Леонид Яковлевич, я вот никак не понимаю, что значит «гарант конституции»?
— Не знаю, как там мировоззрение, может оно у тебя и случайное было, а только мы тебя тогда всем миром тащили, а на пороге вон до сих пор отметина, — перебила Надежда Клавдиевна.
— Да ну тебя, — с досадой отмахнулся Геннадий Павлович и обиженно открутил пробку с бутылки. — Пила ржавая.
— Давайте поднимем эти, образно выражаясь, кубки, за вашу дочь! — предложил Леонид Яковлевич. — За прекрасную молодую россиянку с глубоко символичным именем — Любовь.