— Ликвидирован? — Люба вздрогнула и вцепилась одной рукой в поручень коляски.
«Чего ты, Любушка?» — забеспокоилась коляска.
— Ликвидирован, — прошептала Люба.
И вспомнила зловещее предположение коляски. Всех свидетелей велено убрать, сказала она в госпитале. Значит, не сочинила, колясочка, не приблазилось ей.
«Но зачем — ликвидировать? И кого — всех?» — бормотала Люба и все сильнее сжимала поручень, когда Каллипигов заверял ее в безопасности визита в Кремль.
«А я что тебе говорила? Убить нас спецслужбы хотят! — переполошилась коляска. — Да ты ведь разве послушаешь когда?»
Люба попрощалась с Каллипиговым, отправилась в свою полупустую комнату, улеглась. Но так и не уснула толком до самого утра.
В девять тридцать прибыла черная правительственная машина. Даже Николай сделался почтительным и сел в машину не вразвалку, а с краешка сиденья. Вася, наряженный в новенький смокинг фабрики «Салют» — особый восторг Васи вызывали атласные отвороты и галстук-бабочка, забрался без шалостей и веселых призывов подать рубль. Последней водитель разместил Любу, сложив ее коляску в багажник.
На Любе был костюм салатного цвета, на руке сияли дареные президентские часы, на плече висела сумочка цвета топленого молока, на тощих ногах переливались колготки, новенькие туфли утюгами сидели на ступнях.
— Красавица ты моя! — утерла слезы Надежда Клавдиевна и тайком перекрестила отъезжающую машину.
Как во сне въехала Люба в Кремль, с помощью крепких молодых мужчин оказалась в Георгиевском зале, на ковровой дорожке.
— Когда на дорожку вступит глава государства, езжайте навстречу ему так, чтобы встретиться посередине, — ласково предупредили Любу.
— А если не на середине? — заволновалась Люба.
— Уж постарайтесь. Не волнуйтесь! При встрече вы можете приветствовать главу государства легким поклоном головы.
— А вопрос можно задать? Только я хочу острый, злободневный, то, что простых людей волнует!
— Конечно, острота в Кремле только приветствуется! Спросите про амурского тигра, про белух. Про народный фронт можно. Про нанотехнологии. Что еще народ волнует? Про счетчики на горячую воду.
— Не могу сообразить чего-то, — расстроилась Люба, вспотевшая от страха. — Все из головы вылетело.
Но после того, как президент прошел навстречу Любе со своей обычной улыбкой, она вдруг перестала дрожать и обрела, наконец-то некоторую ясность мыслей.
— Здравствуйте, Любовь Геннадьевна, очень рад вас видеть.
— Здравствуйте! — нервно хихикнув, ответила Люба.
— Как вы себя чувствуете?
— Просто отлично!
— Тогда сперва запланирована небольшая экскурсия по Кремлевскому дворцу. Думаю, вам будет интересно.
— А Васе и Николаю тоже можно?
— Конечно.
Люба обернулась и принялась махать рукой, призывая Васю и Николая подойти ближе.
— Любовь Геннадьевна, вы ни о чем не волнуйтесь, о ваших друзьях есть кому побеспокоиться. Им обо всем скажут. А вы сегодня отдыхайте.
— Президент, дай денежку! — весело сказал Вася, выставив двупалую руку. — Рахмат!
Люба сделала зверские глаза.
— Я так понимаю, это тот самый Василий, способный к пению? — сказал президент и пожал протянутую клешню. — А тебя, Василий, уже в музыкальную школу-интернат записали, ты об этом знаешь?
— Не пойду я в интернат, там бить будут.
— Кто тебя там бить будет?
— Воспитатели.
— Это ты брось! В наших интернатах педагоги детей не бьют.
— А ты откуда знаешь? — упорствовал Вася.
— Вася! — шипела Люба. — Ты что говоришь?
— Я тебе обещаю, бить не будут, — заверил президент. — А если кто тронет, мне сообщи, я лично приду, разберусь.
— Врежешь им? — обрадовался Вася.
— Так навешаю, что близко к тебе никто не подойдет.
— Ну ладно, может, и пойду в ваш интернат. А велосипед купишь?
— Да ты что, Вася? — вскрикнула Люба, а Николай незаметно дал ему тычка в бок.
— Купишь велосипед — честное слово пойду в школу, — принялся шантажировать Вася.
— Придется купить, — пообещал президент. — Но если обманешь, велосипед назад заберу, сам кататься буду.
— Не обману, — весело пообещал Вася.
— Заметано! — предупредил президент. — Тогда на экскурсию?
— Георгиевский зал — самый большой зал Кремля, — принялась рассказывать экскурсовод, — назван так в честь святого Георгия Победоносца, покровителя русского войска.
Люба, затаив дыхание, глядела на огромные золотые люстры, сияющие канделябры, высокие торжественные своды, узорчатый паркет. В Грановитой палате внимательно выслушала подробности подвигов каждого из святых, глядевших с росписей потолка и стен. Радостно засмеялась, увидев в Зеленой гостиной камин. Но экскурсовод сказала, что фуршетов в Зеленой гостиной не проводится.
— Пора, пожалуй, вас угощать, Любовь Геннадьевна, — сказал президент, услышав про фуршет.
— Я просто так сказала! — принялась уверять Люба. — Честное слово, я не голодная.
— Вы теперь должны за двоих есть, сил набираться, — ответил Путин.
Николай ревниво раздул ноздри.
Люба испуганно посмотрела на Николая. Он стоял с каменным лицом.
— Конечно, после ранения нужно хорошо питаться, — деланным голосом ответила Люба, надеясь увести разговор в сторону и не вызвать удивления Николая неожиданным известием о скором отцовстве.
«Не хватало только, чтобы он узнал об этом от президента», — пробормотала Люба коляске.
«Да уж, — задохнулась коляска. — Представляю разговорчик! Поздравляю вас, вы скоро станете папашей. — Я? Ну не я же!»
После «бокала шампанского», во время которого Любе таки пришлось отпить глоток во избежание Колиных подозрений, она и президент направились в Представительский кабинет. Васю же и Николая попросили подождать за столом с винами, соками и закусками.
Когда Люба с президентом вошли туда, оказалось, что помещение на добрую треть заполнено телекамерами и фотокорреспондентами.
— На награждении вас орденом Мужества будет присутствовать пресса, — сообщил Любе кто-то из сотрудников.
«Я совсем забыла про орден», — судорожно прошептала Люба коляске.
«Кому все — часы, ордена, букеты, а кому — шиш да ничего. Хоть бы медаль какую завалящую дали», — плаксиво посетовала коляска.
Награждение было очень уж торжественным! Даже лишка, по мнению коляски, почета! Коробочку с орденом Люба получила из рук самого президента. Более того, он взял из рук нарочно приставленного для этого дела помощника великолепный букет роз и самолично вручил его Любе.
— Такие люди как вы, Любовь Геннадьевна, — это гордость России, — сказал президент в микрофон. — Счастья, вам, здоровья. И простите, что вам пришлось попасть под пули вместо меня.
— Вам необходимо сказать короткое ответное слово, — подсказали Любе на ухо.
— Что вы все извиняетесь? — сказала Люба, разглядывая бледно-зеленые панели стен, картины в богатом золотом багете, камин, отделанный зеленым камнем и украшенный канделябрами, малахитового цвета диваны. — На Кавказе тоже стреляют, так ведь не вам же там под пули лезть? Для этого простые россияне есть. А вы — глава нации. У вас свои задачи. Как говорится, царь не должон думать об каждом, царь должон думать об важном.
Люба замолкла, довольная своим красноречием.
Присутствующие встревоженно улыбнулись.
— Это из пьесы слова, — пояснила Люба. — Из великой русской литературы.
— Ну чего, пора гасить прошмандовку? — тихо сказал в невидимое переговорное устройство крепкий сотрудник службы безопасности.
— Достаточно, Любовь Геннадьевна, — ласково прошептал на ухо Любе помощник.
— Ага, — кивнула Люба и попыталась объясниться: — Не к месту про литературу, да? Вечно меня кругозор подводит.
По невидимой команде пресса покинула кабинет, но вошли другие люди, которых Люба явно видела раньше по телевизору.
— Любовь Геннадьевна, подсаживайтесь к столу, цветы вы можете пока отдать мне, — сообщил очередной помощник.
Люба поехала к столу, неловко скользя по залитому лаком наборному паркету.
— Она что же, навсегда будет прикована к инвалидной коляске? — вдруг спросил президент стоявшего наготове помощника.
— Последствие ранения, — сурово доложил помощник. — Бог, как говорится, не фраер.
Президент крякнул.
— И как мне этой девчонке теперь в глаза смотреть? Это вина Каллипигова! Охрана, лбы здоровые, проспали, суки, девчонку. Она моей дочке старшей, наверное, ровесница.
— С Каллипиговым разберемся, — заверил помощник.
— Выговор ему, премии лишить, — грозил президент.
— Будет исполнено.
Когда все расселись за внушительных размеров столом, президент стал представлять Любе собеседников.
— Мне Любовь Геннадьевна сообщили, что вы певица, да к тому же боретесь за права инвалидов, поэтому я попросил прийти соответствующих министров. Министр культуры…
— Добрый день, Любовь Геннадьевна.
— Это — министр труда.
— Вот вас-то мне и надо! — подскочила Люба.
— Не стесняйтесь, Любовь Геннадьевна, гоняйте в хвост и в гриву, — разрешил президент.
Все улыбнулись шутке.
— Почему у вас в перечне профессий, разрешенных для обучения инвалидов, все сапожники да закройщики? Это же каменный век! Почему я не могу учиться на системотехника, к примеру? Почему человек без ног не может получить профессию инженера?
— Это не ко мне, — с сожалением сообщил министр труда. — Это — министерство образования и соцобеспечения.
— Всем лишь бы свалить с больной головы на здоровую, — сказала Люба. — Перепихнуть проблему. А как там живой человек живет, никого не волнует. Причем здесь соцобеспечение? Я не пенсию прошу и не разовую помощь. Я прошу работу.
— Я хочу ответить, — сказал министр труда.
— Правильно, Любовь Геннадьевна, может, хоть теперь чиновники шевелиться начнут? — думая о своем, заметил президент.
— Для инвалида труд — единственная возможность не чувствовать себя ущербным. Поймите, мы такие же люди, как и вы! Я такой же человек, как и вы! С такими же желаниями!