А другую лживую игру в это же время вел Родзянко. Его и сообщников вогнало в панику известие о движении к Петрограду войск Иванова. Председатель Думы силился во что бы то ни стало добиться отмены экспедиции. Засыпал телеграммами Алексеева и царя. Убеждал, что никаких беспорядков в столице больше нет, все успокоилось. «Временному комитету» подчиняются части гарнизона, рабочие, они отнюдь не враждебны царю, настроены патриотически. Для полной ликвидации конфликта нужно только одно — даровать России «ответственное министерство». Тем более что прежнего правительства больше нет. И тогда столица с радостью встретит своего государя. Но Родзянко всячески предостерегал от силового подавления. Пугал — если прольется кровь, то вместо примирения начнется гражданская война, а революционные настроения перекинутся на фронтовые части. Родзянко вызвался сам приехать для переговоров на станцию Дно.
Но на этой станции вместо председателя Думы Николаю II пришла телеграмма от него — что дела задержали, и он просит его подождать. Родзянко опять лгал, он и не собирался выезжать. Хотя и царь ждать его не стал. Передал, чтобы приезжал в Псков. Он еще не знал, что на своих военачальников тоже не может положиться. Впрочем, здесь стоит внести некоторую ясность. Никаких доказательств, позволяющих обвинить генерала Алексеева в причастности к заговору, не существует. Но генерала в полной мере коснулись либеральные веяния, и Родзянко давно уже опутывал его собственными «патриотическими» доводами [35]. На чем «купили» Алексеева? Судя по всему, как раз на его верности служебному долгу, который оказался выше монархического. Война вот-вот должна окончиться победой. Но если революция охватит фронт, победа растает, как призрак… Чтобы избежать этого, Родзянко предлагал, казалось бы, простой выход. Всего лишь реформа, на которую должен согласиться царь. Алексеев соблазнился. Принял его сторону. Послал указания Иванову не предпринимать активных действий.
Ну а государь, приехав в Псков, попал в ловушку. Генерал Рузский, брат видного масона, был заговорщиком давним. Монархию считал «пережитком» и лично Николая II ненавидел. Он даже демонстративно не пришел встретить царя и Верховного Главнокомандующего. Появился чуть позже, показывая, кто здесь хозяин. И как раз он повел переговоры о капитуляции на условиях, названных Родзянко. Они шли долго и очень напряженно. Реформа-то была совсем не мелкая! Она меняла весь облик России! Царь был в первую очередь Помазанник Божий! Отвечал перед Господом за всю страну и народ. Николай Александрович справедливо указывал, что английская формула «царь царствует, а правительство правит» абсолютно не соответствует этому. Царь отвечает перед Богом — а правительство ему не подчиняется и отвечает перед Думой? То есть ни перед кем.
Рузский давил. Пользовался тем, что связь шла через его штаб, и император оказался отрезан от мира. Внушал, что восстала вся страна, Москва. Хотя и это было ложью. В Москве никакого восстания не было. Городская дума во главе с Челноковым обманула народ — объявила, что новая власть победила во всей России. Другие города пребывали в недоумении, что происходит. Содержания разговора между царем и Рузским мы не знаем. Остается лишь догадываться по деталям. Известно, что генерал позволял себе кричать, топать ногами, стучать кулаком по столу. По дневнику Николая II видно: он не мог уехать из Пскова. Значит, ему дали понять, что не уедет. Очевидно, угрожали и судьбой семьи в Царском Селе.
Впоследствии, уже в ссылке, государь говорил: «Бог все же не оставляет меня. Он дает мне силы простить всех моих врагов и мучителей, но я не могу победить себя еще в одном: генерала Рузского я простить не могу». Для сдержанного и глубоко верующего царя это очень много. Одного лишь топания, задержания, даже угрозы жизни для столь глубокй раны в душе было недостаточно. Было еще что-то, слишком черное и грязное. А вдобавок от Алексеева из Ставки пришел проект манифеста — во главе правительства назначался Родзянко, ему предлагалось сформировать «ответственное министерство». Вот тут уж было не трудно представить царю, будто против него выступили все. Остается в точности неизвестным, подписал ли Николай Александрович этот проект. Его приближенные (состоявшие в заговоре) утверждали, что подписал. Но такой документ нигде не обнаружен. А государь как раз тогда записал в дневнике: «Кругом измена, трусость и обман»…
Узел восемнадцатыйКто сделал Февраль?
В исторической литературе гуляет версия о «генеральском заговоре», о «военной ложе» во главе с Алексеевым. Хотя ни один документ и ни один компетентный исследователь российского масонства не подтверждает принадлежности Алексеева к «вольным каменщикам» [5, 7, 52, 53]. Да и сама теория «генеральского заговора» не выдерживает критики. Неужели генералы, сформировав заговор, так запросто отдали бы власть кому-то другому? Это типичная версия прикрытия, которые создаются и тайными организациями, и спецслужбами разных стран для особо грязных дел. Да, военачальников вовлекли в сценарий революции. Но следует иметь в виду — когда речь идет о масонских и прочих закулисных операциях, стоит обращать внимание не на самые видные фигуры, а на серенькие, малозаметные, которые оказываются рядом с ними.
На всех должностях, куда назначали Рузского, ему сопутствовал постоянный помощник, генерал Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич. Но кто играл основную роль в их дуэте? Сопоставим. Вскоре после отречения царя Рузский будет уволен, а в 1918 г. большевики зверски убьют его. Бонч-Бруевич будет успешно служить Временному правительству. Сыграет важную роль в Октябрьской революции — он в это время окажется комендантом Ставки и поможет обеспечить ее бездействие. Потом станет ближайшим помощником Троцкого в Высшем военном совете. А в августе 1918 г. Германия предъявит доказательства его связей с британской разведкой.
А у Алексеева, всецело отдававшего себя службе и плохо разбиравшегося в политике, после отъезда государя из Могилева ближайшим советником стал вдруг представитель МИД при Ставке Николай Базили. Именно он начал консультировать Алексеева по политическим вопросам. Проект манифеста об «ответственном министерстве» составил Базили. И опять сопоставим: Алексеев уже вскоре одумается, тоже будет уволен. После Октябрьского переворота начнет создавать Белую гвардию и умрет в походах от болезни. Базили будет направлен дипломатическим представителем Временного правительства во Францию, а через год женится на дочери Мезерва — возглавлявшего в России американский «Нэйшнл Сити Бэнк». Сам возглавит отделение этого банка в Уругвае. В 1930‑х он будет объезжать участников заговора против царя и брать у них интервью, согласуя их между собой и формируя общую сфальсифицированную картину революции.
Среди самих заговорщиков их истинный вес оказался скрытым. В процитированном выше донесении Охранного отделения речь шла о двух группировках. Поначалу разыгрывался сценарий первой, лидировал Родзянко. Но сказала свое слово и вторая. В ночь на 2 марта состоялось совместное заседание «Временного комитета Думы», Петроградского Совета, ЦК кадетской партии, бюро Прогрессивного блока. Точнее, кулуарное сборище из представителей этих организаций. Кто определял этих представителей, неведомо. Но они обсуждали состав нового правительства. Родзянко вдруг отодвинули в сторону. На пост главы кабинета министров протолкнули князя Н.Е. Львова.
Его кандидатуру отстаивал горячими речами Милюков, а Некрасов на первый план не лез, но его мнения стали очень весомыми. Напомню, он был генеральным секретарем верховного совета Великого Востока. В результате в правительство попали лица, вызвавшие немалое удивление общественности, — Терещенко и Керенский. К лидерам оппозиции они не принадлежали. Терещенко до сих пор знали только как молодого богача и бонвивана, но ему достался пост министра финансов, который уже был обещан депутату Думы Шингареву. Керенский вводится в правительство в странном статусе «представителя» Петроградского Совета. И.В. Гессен и С.П. Мельгунов независимо друг от друга пришли к одинаковому выводу — «значение кандидатуры как Терещенко, так и Львова скрывалось в их принадлежности к масонству», и «источник был тот же самый, из которого был навязан Керенский» [46].
Но Родзянко продолжал взятую на себя роль «дипломата», опутывая ложью и царя, и генералов. Рузский связался с ним по телефону по поводу своих переговоров с царем об «ответственном министерстве» и вдруг получил холодный душ на голову. Причем Родзянко совсем изолгался. По-прежнему изображал, что властью в Петрограде руководит он, и даже сообщил, что это он был вынужден «назначить» правительство (откуда его самого уже исключили). Но вчера председатель Думы доказывал — все хорошо и спокойно (главным было остановить экспедицию Иванова). А сейчас стал внушать, что все очень плохо. Мол, усилился Петроградский Совет, и «Временный комитет Думы» оказался чуть ли не заложником в его руках. Поэтому вчера «ответственного министерства» было бы достаточно, а сегодня время упущено, спасти положение может только отречение государя. Иначе — смута, гражданская война.
Рузский был озадачен. Переслал эту информацию Алексееву. Тот тоже всполошился. Потребовал немедленно будить царя. Ему объяснили, что делать этого не стоит — Николай Александрович почти не спал две ночи, и сейчас лег только под утро. Тогда начальник штаба Ставки предпринял собственные шаги. Открыто нарушил свой долг, разослал запрос командующим фронтами — высказаться об отречении. Составлен он был таким образом, что ответ подразумевался однозначный: ради спасения страны и армии царь должен пожертвовать своей властью.
Великий князь Николай Николаевич изменил еще раньше. Узнав о событиях в Петрограде, он поручил городскому голове Тифлиса Хатисову со штабными офицерами объехать казармы и объявить — великий князь «на стороне нового порядка». При этом вспомнил недавний разговор, когда ему предлагали возглавить переворот. Сказал: «Вот теперь я был бы согласен». Но было уже поздно. «Монархическое» крыло изменников сделало другую ставку — на брата государя Михаила Александровича. Он был хорошим военным, но политики никогда не касался. Зато с заговорщиками нашла общий язык царская мать, вдовствующая императрица Мария Федоровна. Убежденная либералка, а Миша был ее любимцем, она всегда мечтала увидеть на троне этого сына, а не Николая. Именно по этой причине и Родзянко сразу взялся обхаживать Михаила.