В комнате повисла неловкая тишина. На улице, точно выстрел из обреза, прозвучал автомобильный выхлоп. Мик крутнулся в кресле, воззрился на сержанта.
– А вы уже сталкивались здесь с такими ребятами?
Брэдли хлопнул по столу так, что подпрыгнули чашки.
– Ну ладно. Кто будет чай?
– Подождите! То есть мы просто не станем обращать внимания на заявление миссис Хэмфрис? – Мик ошеломленно изучал сержанта.
– Главное – благоразумие. К каждому ненормальному нужно относиться осторожно.
К удивлению Мика, Росс с негодованием уставился на сержанта.
– Она же не виновата, что ее достает какой-то сукин сын! – Он подул на чай. – И все же, Мик… Только не говори, что этот парень – потрошитель из Кингсгроув.
– Может, и нет. – Мику вспомнился деликатный изувер, нападавший на жительниц окраины Сиднея в их домах. Тогда, во второй половине 50-х, город накрыла волна террора. – Только я совершенно уверен, что человек, искромсавший белье и убивший зазубренным ножом кошку – тот же самый потрошитель, который расправился с моим Чарли.
Блай поднял бровь; Брэдли недоверчиво покачал головой.
– Опять эта проклятая собака!
Наконец Мик решился.
– В общем, босс, я бы предложил отдать материал криминалистам. Я знаю одного парня, работал с ним в Сазерленде. Посмотрим, что он сумеет наскрести.
– Даже не сомневался, что ты это предложишь, – проворчал Брэдли.
– Я мог бы съездить к нему в воскресенье. С результатами экспертизы вернусь в среду. И мы быстро распутаем это дело.
– Уж мы как-нибудь решим, как использовать наше время и наши ресурсы, мистер Гудноу. – Брэдли со стуком поставил чашку.
Блай задумался, что было ему несвойственно.
После обеда снова ожил телефон. Хэл кинулся к аппарату, пытаясь опередить маму. Если на проводе тот, о ком он подумал, то Хэлу хотелось задать звонильщику несколько вопросов. Например: чем тот занимался последние лет двадцать? Почему наказывает семью Хэла за то, в чем она никак не виновата? И зачем он творит такие мерзости с несчастными животными?
Мама оказалась быстрее и схватила Хэла за футболку, как только он распахнул дверь.
– Ты куда это собрался? – Мама преградила ему путь. Хэл остановился, а она прошла к телефонному столику, подняла трубку и после недолгого молчания сказала: – Алло?
Из динамика донесся мотив Элвиса Пресли. Тот все повторялся и повторялся, точно пластинка с записью свистящего Джека Смита. Мама запустила руку в ящик столика. Скаутский свисток был уже у ее губ, однако она передумала и убрала его обратно.
Мерзкий свист заглох, и Хэл услышал хриплый шепот: «Я сделал это для тебя…» Мама резко побледнела и выпустила из рук трубку, потом подняла и аккуратно положила на столик. «Для тебя»? Он имел в виду кошку? Или?.. В трубке все звучали короткие гудки. Мама вернулась в гостиную и рухнула на диван перед телевизором.
Глава 22
Очаровательное создание у дверей сверкало ярко-розовой помадой и сиреневыми тенями. Представилась она как Труди Дэйви, от миссис Курио.
Что ж, хорошо, думал Хэл, рассматривая девушку. Она порхнула за порог, помахивая большим золотистым саквояжем. В звонком голоске девушки немедленно прибавилось децибелов, стоило ей увидеть маму. Труди очень напоминала миссис Курио, только была моложе и симпатичнее. Шелковистые волосы девушка забирала в пучок, а косметики на ней было больше, чем когда-либо доводилось видеть Хэлу. В узком бирюзовом платье и золотом колье Труди напоминала кинозвезду, которая именно так и нарядилась бы для похода в модный ночной клуб. Одним словом, в зловонном жарком Мурабуле, да еще и в будний день, делать такой девушке было решительно нечего.
Труди поведала, что навещает особо важных клиенток – типа миссис Курио и ее подруг – на дому по понедельникам. Диана шепнула ей на ушко о миссис Хэмфрис, и Труди решила, что самое подходящее время для визита к Корри – без четверти девять. Речь лилась из девушки неудержимым потоком, и она уже открывала свой чемоданчик на кофейном столике. Вскоре вся гостиная была заполнена разнообразными баночками, а центральное место в комнате занимала сама Труди, попыхивая сигаретой «Плейерс».
Она выпустила элегантное серое колечко дыма, медленно подплывшее к ошеломленной маме.
– Могу ли я рассчитывать на чашечку кофе, пока готовлюсь к показу? С молоком, три ложки сахара, спасибо огромное.
– Три ложки сахара… – повторила мама. Не успев прийти в себя, она выпроводила Хэла с Эваном через кухню во двор и закрыла двери.
– Уверяю, вам понравится! Такой шанс выпадает только по большим праздникам! – щебетала Труди. – Да еще и скидка сегодня невероятная! – Она ахнула: – Только вспомнила! Идете сегодня на шоу? Обязательно сходите – великолепное зрелище!
Прошло полчаса. Хэл сидел на ступеньках, присматривая за Эваном. Из дома все еще неслись взрывы фальшивого смеха, хотя, сколько Хэл ни прислушивался, ни одной по-настоящему смешной шутки от Труди не услышал. Умирая со скуки, он побрел к Эвану, копавшему яму в дальнем углу, у забора. Хэл не сомневался, что папе инициатива брата придется по душе, иначе помог бы. Выводила из себя жара, а еще мухи, стайками вившиеся вокруг потных рук и ног Эвана.
Неожиданно над забором показалась голова Али.
– Что поделываем?
– Да ничего особенного. – Хэл обрадовался. Хоть какое-то разнообразие, хотя и не совсем вовремя.
– Яму рою! – Эван гордо оперся о лопату. – Для раков!
– Ого! – ухмыльнулась Али.
– Откуда ты знаешь, где мы живем? – удивился Хэл.
– Элементарно, мой дорогой Хэмфрис! Новый голубой дом, выходит на пустоши… – Али пожала плечами. – А еще я видела на днях, как вы сюда входите.
– Гениально. – Хэл настороженно обернулся на заднюю дверь и махнул девочке – мол, давай перелезай.
Она легко соскочила во двор и отряхнулась.
– Давай в библиотеку? Хочешь, поехали на велике.
Через несколько минут они уже катили по улице. Хэл рассказал девочке о Свистуне, о его вечерних звонках и зловещих визитах.
– Ничего себе, – протянула Али.
Библиотека расположилась в старом деревянном здании. Над входом прямо на деревянной стене была вырезана величественная надпись: «Школа искусств. 1898». Они уселись листать старые подшивки «Вестника Мурабула» за 1947–1950 годы, переплетенные в целые тома под кожаной обложкой. Год Али не помнила, а уж дату – тем более. Хэл предположил, что в маленьком городке не так-то часто происходили три убийства подряд, поэтому проглядывал только передовицы.
Минут десять он перебирал громко шуршащие пожелтевшие страницы, затем оторвался от газет и осмотрел читальный зал.
– И где твой отец?
– Где-то здесь, – пробормотала Али.
В библиотеке сидели два взъерошенных старика, похоже, проспавшие в читальном зале все выходные.
Библиотекарша, миссис Пикеринг, дежурила у стола рядом со стойкой администратора. Больше здесь не было ни души. Миссис Пикеринг, неухоженная женщина в лиловом костюме, покачивая зелеными пластиковыми серьгами, неохотно выдала им газеты. Она шлепнула подшивку перед ними на стол и искоса посмотрела на Али, словно ничего, кроме неприятностей, от девочки не ждала. Али даже глазом не моргнула. Более того, она явно наслаждалась тем, что достойной даме приходится быть настороже. Девочка громко читала вслух и хихикала над старыми заголовками, ничего общего с их исследованием не имевшими, например: «Старую утку вытащили из мусорной ямы» или «Овцеводов оставили один на один с волками».
Миссис Пикеринг громко прошипела:
– Тсс!
Хэлу тоже начало надоедать вызывающее поведение Али, когда та вдруг хлопнула ладошкой по столу.
– Вот оно!
Из-за стола библиотекарши раздалось еще более громкое «тсс!». Один из стариков подскочил, схватившись за грудь. Али как ни в чем не бывало прочла:
– «Убийство и самоубийство в трейлере потрясло весь Мурабул».
Хэл вперил глаза в заголовок. 11 июня 1948 года – восемнадцать с половиной лет назад. С черно-белого фото на первой странице смотрел «Придорожный дворец», отсвечивая в лучах зимнего солнца. Хэл повел пальцем по строчкам, читая вслух:
«Трейлер американского производства под названием «Придорожный дворец», служивший жилищем для семьи Фоллз, на этой неделе стал местом преступления. Произошло шокирующее тройное убийство и самоубийство».
– Видал? – Али подняла глаза и ткнула Хэла в бок.
Тот глянул на библиотекаршу, пялившуюся на них точно ястреб, и продолжил читать:
«В трейлере последние три года проживали мистер Джон Фоллз, его жена – Берил, две дочери, Клэр и Джанет, четырнадцати лет, и сын Дональд, двенадцати лет. Семья в последнее время находилась в стес… стеснен-ных…»
– В крайней нищете, – предложила Али.
– «…обстоятельствах. Вчера утром тела миссис Фоллз и ее дочерей были обнаружены в своих кроватях с перерезанным… перерезанным горлом».
Али сдержанно кивнула. Хэл читал дальше:
– «Отца нашли в сарае, где он и покончил с собой. Двенадцатилетний Дональд, единственный выживший… – Оба, Хэл и Али, прикрыли глаза. Хэл прокашлялся и снова уткнулся в газету: – …прятался в курятнике в течение двух дней, после чего сообщил соседям о произошедшей трагедии».
Хэл повернулся к девочке.
– Ты была права.
– А то! – Она ткнула пальцем во второй снимок, сама же отвела глаза. На нечеткой фотографии Хэл увидел улыбающегося мальчика примерно его возраста. Тот стоял несколько поодаль от торжественно позирующей семьи.
– Он и есть. Тот самый, который сбежал.
Али говорила вполголоса, тем не менее чуткие уши миссис Пикеринг уловили разговор. Она тут же указала на табличку с предупреждающей надписью «Тишина!» и гневно посмотрела на ребят.
– В заметке ничего нет о том, куда делся мальчик, – шепнул Хэл.
– Его забрали чиновники. Сволочи!
– Следи за языком, Алисон! – рявкнула миссис Пикеринг.
– Он так и не вернулся?
– Видеть его никто не видел, – прошептала Али. – Но, может, иногда он здесь и появлялся.