– Мама! – возмутился Хэл. – Хотя бы четыре!
– Нет, три.
– Три так три, – попытался предотвратить ссору Мик. – Заглянешь ко мне на часок, Хэл? Представлю тебя Кэти и Вилли. – Он протянул Хэлу доллар. – Остальное – когда вернусь, в четверг. Идет?
– Заметано! – Улыбаясь во весь рот, Хэл схватил хрустящую банкноту и обменялся с Миком рукопожатиями.
Через час он подъехал к дому Мика и прислонил велосипед к обшарпанной стене. Мик провел Хэла через дом на задний двор. Крупные овчарки немедленно заинтересовались гостем, тем более что Мик снабдил его кусочками сушеной кенгурятины.
– Любишь собак?
– А то! Знали бы вы, констебль Гудноу, как мне хочется завести собаку!
– Мик. Все, с кем мне приходится работать, называют меня просто Миком.
– Ладно, Мик! Который из них Вилли?
– Вон тот большой глупыш. А вторая – Кэти, его мама. Умная собака, думает и за себя и за Вилли.
Мик открыл воротца вольера, огороженного проволочным забором, и Хэл бросил собакам лакомство.
– Все, хватит. Угощать нужно за хорошее поведение, тогда у тебя появятся два верных друга на всю жизнь. Главное – не испортить их подачками.
Хэл кивнул. Мик вручил ему ключи и еще одну купюру.
– Не подведи меня, и я добавлю еще пару долларов, когда приеду. Строго между нами!
– Это необязательно, Мик, – неискренне запротестовал Хэл.
– Ну так что, выгуляешь их сегодня после ужина? – улыбнулся Мик.
– Конечно! А потом запру в вольере. – Хэлу светили пять баксов за самую легкую работу в мире.
По пути домой Хэл притормозил у двора, где Свистун вчера что-то швырнул ему в колесо велосипеда. В том месте, где он упал, африканские лилии так и остались примятыми, а в клумбе образовалась ямка от его падения. Хэл наклонился, дюйм за дюймом исследовал землю и наконец обнаружил блестящий предмет под вялыми вечнозелеными маргаритками.
Он покатал предмет по ладошке. Полудюймовый шарик от подшипника… Такими стреляли из рогаток местные оболтусы. В центре шарика была проделана дырка. Может, грузило? То есть в него выстрелили вот этой штукой? Он мог себе представить Кева Риксона с ружьем в руках, отчетливо помнил его тяжеленные кулаки. Но такое ребячье оружие? Вряд ли у Кева есть рогатка… хотя рыболовные снасти должны быть.
Кто-то постучал в окно изнутри дома. Хэл поднял голову. На него недобро смотрел старикан, раздраженно размахивая костлявыми руками. Хэл медленно выпрямился, махнул старику, точно они были добрыми соседями, и опустил шарик в карман. Нельзя просто сидеть и ждать, когда вернется Мик. Нужно действовать.
Он проехал с полмили по жаркой улице и остановился у лавочки Габора. Хозяин, по-прежнему в щегольском жилете, с подвернутыми рукавами, пожелал показать посетителю марки. Стоило Хэлу бросить взгляд на бамбуковый лук на стене за прилавком, как Габор резко сменил тон.
– Неужели? Неужели такому большому мальчику интересны луки? Я думал, ты интересуешься марками… – Он вытащил пакетик марок с изображениями королевы Виктории. – Гляди!
– Конечно, марки хорошие, – согласился Хэл, – но мне все-таки нужен лук со стрелами.
– Зачем?
– Буду играть в ковбоев и индейцев.
– Мальчикам твоего возраста, – усмехнулся Габор, – следует думать уже о том, как выгоднее вложить свои карманные деньги. Эти марки выпущены в Швейцарии в 1895 году. В прекрасном состоянии. Твой лук со стрелами через несколько лет не будет стоить ни гроша. А эти малютки превратятся в целое состояние.
Он запустил через всю стойку упаковку со старыми марками с надписью «Гельвеция». Швейцария?
На стойке лежала череда маленьких Вильгельмов Теллей с арбалетами. Если это не знак свыше, то что? И все же следовало проявлять деликатность.
– Мистер Габор… – Хэл наклонился над прилавком. – Вы помните этот старый прицеп у ручья, в миле отсюда?
– Старый прицеп? – Габор сделал вид, что пытается припомнить. – Гм… что-то слышал.
– Вы знали семью, которая там жила двадцать лет назад? Помните Фоллзов?
Лицо Габора застыло.
– Нет, эта фамилия мне ни о чем не говорит.
– Но вы же наверняка слышали, гм… слышали об убийствах?
– Почему ты спрашиваешь? – Улыбку с лица Габора точно стерли. Старик не сводил темных глаз с лица Хэла.
– Вы же со всеми знакомы здесь, в Мурабуле. И историю любите.
– Я тебе кое-что расскажу и даже денег за это не возьму. – Габор движением руки смел в кучку разбросанные по стойке пакетики с марками и начал шлепать ими по столу точно картами. – Знать историю и любить не одно и то же. История, или то, что сегодня за нее выдают, – довольно жуткая вещь. – Он поморщился. – Невообразимая ненависть, полное отсутствие милосердия… То, что произошло с семьей в прицепе, в глобальном смысле происходит с каждой другой семьей, со всеми, кого я знаю. – Его взгляд устремился куда-то в холодные дали.
Хэл глянул на выцветшие фотографии на стенах, на серый город, где, видимо, когда-то жил хозяин магазина.
– Простите, мистер Габор.
– Чего тебе надо? – отрывисто спросил тот.
– Мне хотелось что-нибудь узнать о мальчике из прицепа. – Хэл разгладил целлофановый пакетик с марками. – О Дональде Фоллзе. – Габор молчал. – Он тогда был моего возраста, и он единственный, кто выжил. Вы не знаете, куда он после этого делся?
– Тебе что за дело до какого-то мальчика из далекого прошлого? – Черные глаза внимательно изучали Хэла.
– Мне просто… нужно знать.
– Что именно?
– Жив ли он.
– Никто больше не слышал об этом ребенке.
– Ладно, – кивнул Хэл и указал на бамбуковый лук на стене. – Пожалуйста, мне нужен лук и стрелы.
– Как скажешь. – Габор снял со стены и то и другое и вручил Хэлу. – Один доллар десять центов.
Хэл с таинственной улыбкой шагнул за порог. Первый этап окончен, ко второму он приступит вечером.
Прошло два часа. Хэл успел выгулять собак и вернулся в дом Мика, где залез в холодильник и вытащил пропитанный кровью пакет с мелко порезанной кенгурятиной. Каждой из овчарок он наложил по полной миске и уже направился было на задний двор – покормить их и запереть в вольере, – как вдруг передумал, решил совершить невинную ознакомительную прогулку по дому.
Констебль Гудноу, человек хоть и аккуратный, видимо, особой склонностью к чистоте не отличался. Тарелки были помыты, консервные банки сложены в кухонном шкафу, однако в каждом углу валялись клочья пуха, а пол в гостиной усеивала темная собачья шерсть. Констебль явно больше любит читать, чем говорить, отметил Хэл. Шкафы были заставлены австралийской и английской классикой, на полках стояли десятки книг по криминалистике. На подлокотнике кресла зеленой обложкой вверх лежала книга издательства «Пингвин», а на обеденном столе в беспорядке валялись сиднейские газеты.
Спальня была обставлена довольно скудно: шкаф для одежды, широкая кровать, ночной столик, на котором стояла фотография хозяина – в костюме, он обнимал русую девочку с хвостиком на вид чуть старше Хэла. Надо же… Мик не походил на человека, у которого могут быть дети, и не напоминал Хэлу ни одного из отцов его друзей.
Он потихоньку прошел по коридору к единственному помещению, в которое еще не успел заглянуть. Во всем доме была закрыта только эта дверь. Хэл медленно приоткрыл створку и шагнул через порог. В небольшой комнате в светло-зеленых тонах стояла односпальная кровать, застеленная белоснежным покрывалом. Видимо, здесь спала дочь Мика, когда навещала отца.
Внимание Хэла привлекла дальняя стена. Обои были сплошь покрыты вырезками из газет с пугающими заголовками, соединенными разноцветными стрелками. В центре стены висели черно-белые снимки, запечатлевшие два окровавленных тела, причем крови было столько, что Хэл даже не сразу разобрал, что на фотографии изображены девочки. Убитые девочки. Вокруг тел, на пляже, стояли мужчины в костюмах и шляпах – явно детективы. И среди них Мик Гудноу.
Убийства на Бардсли-Бич… Преступление произошло два года назад, а взрослые до сих пор говорили об этом случае шепотом. Худший кошмар для любого родителя… Значит, Мик Гудноу участвовал в расследовании этого громкого дела, был известным детективом. Какого же рожна он делает здесь, в австралийском захолустье? Наряжается в форму констебля, прислушивается к приказам тупицы Пе́тровича… Где смысл? Если только… если только Мик работает не под прикрытием. Зачем он, интересно, поехал в Сидней?
Глаза Хэла скользили по «стене убийств», пока не остановились на маленькой пожелтевшей вырезке в самом низу. Заголовок был набран таким мелким шрифтом, что пришлось наклониться. «Новый взгляд на психопата». Некоторые предложения были подчеркнуты красным. Хэл прочел заметку, и его сердце забилось.
Мог ли убийца, зарезавший девочек, оказаться в Мурабуле? Выходит, поэтому Мик и интересуется Свистуном?
Где-то вдалеке скрипнул пол. Хэл выскочил из комнаты, дверь за ним захлопнулась, и стук эхом разнесся по дому. Хэл выбежал на задний двор, под яркий солнечный свет, и испытал такое облегчение, увидев собак, что позволил им запрыгнуть на него и зализать чуть ли не до полусмерти.
Все-таки в этом мире бывают маленькие радости. Хорошо, что есть такие простые и честные создания – собаки. Они тебя любят – и дают тебе об этом знать. Если ты им неприятен – и об этом собаки сообщат сразу. Почему люди такие сложные? Почему скрывают тайные мысли за вежливыми улыбками?.. В жаркий, пышущий синевой неба полдень даже думать об этом не хотелось.
Глава 32
Мик сошел с поезда на центральном вокзале, ощущая себя потрепанным, словно старая купюра, забежал в буфет и опрокинул чашку крепкого кофе, которого ему так не хватало в Мурабуле. Настоящий черный фильтрованный кофе – он и пах как кофе. Не та растворимая бурда, что отдает грязной посудой. Взбодрившись, Мик нашел таксофон и набрал номер Вэла Шауба.
– Мик Гудноу? Ты ли это? – прозвучал в трубке знакомый хриплый голос.
– Нет, джинн из лампы Аладдина, а с ним – слегка попахивающая кошка.