В дверь постучали. Не быстро, а с многозначительной паузой — стук, а затем второй.
— Это я. — Голос принадлежал Сокуру.
Намертво зажав в пальцах ковш, я в смятении прикрылась обеими руками. Меня вдруг охватил абсурдный страх: если слова парня проникают через дверь, вдруг и взгляд может?
— Что случилось? — предавая меня, голос истончился.
— Ничего. Хотел сказать, что я — здесь. Если тебе что-то нужно, я у двери.
Больше он ничего не сказал, но мыться стало сложнее в несколько раз. Там, в этих словах таился двойной смысл.
«Я у двери».
Я чувствовала присутствие Сокура, будто барьера не было. И кровь все разгонялась, особенно когда я думала о том, что может ожидать его взгляд, если он увидит, как он может смотреть, что может делать… Капли воды стекали по коже. Я топила фантазии, как можно глубже, а они нахально всплывали и топили уже меня.
Потом я долго сушила волосы полотенцем. Выходить из купальни было страшно, пришлось призвать всю смелость, чтобы выйти. Сокур так и стоял, подпирая плечом стену. Я не видела его лица в темноте коридора.
— С возвращением, розовое облако, — он оценил платье. Но обычной усмешки в голосе я не слышала. С места Сокур тоже не сдвинулся.
— Пропусти…
— Да, конечно… Пропус-скаю…
Он отодвинулся, но, как только я шагнула на его место, тут же надвинулся на меня, запирая собой в узком темном пятачке. Одна рука, чтобы не ушла, вторая, чтобы не вернулась, и плечи — чтобы не обошла.
— Что ты делаешь? — Я почему-то заговорила шепотом.
— Ничего. — Он ответил так же тихо. — Стою.
— Отойди.
— Не могу.
— Можешь.
— Нет.
Диалог был глупым, даже глупейшим, но казался важным, потому что там, под диалогом был другой смысл. Может быть в том, чтобы говорить тут, в темноте, совсем близко друг к другу, и не важно, о чем. Стоя в темном коридоре, мы шептали как будто лишились голосов. Сокур не припирал меня к стене, но его грудь была так близко, что как будто бы прижимала, и я не двигалась, не могла.
— Я надеялся.
— На что?
— Не знаю… На что-то. Ты думала?
— О чем?
— Открыть дверь.
— Нет, — соврала.
— Скажи правду.
— Нет!
— Я бы вошел с закрытыми глазами.
— Не верю…
— Честно. Мне опасно смотреть на тебя. Начинаю гореть…
— Сок…
— С закрытыми глазами взял бы твою руку…
Нащупав мою руку, Сокур подтянул ее к себе, опустил на свою щеку, потерся об пальцы. Я затаила дыхание, не шевелясь. У Змея оказалась совсем гладкая щека, очень нежная. Часть меня хотела бы отдернуть руку, но я не могла, а может не хотела. Сокур накрывал ее своей ладонью.
— …взял и поцеловал бы ее. Руку ведь можно?
Ответить я не успела, как и подумать, потому что Сокур поцеловал. Горячо и страстно, в середину ладони, затем коснулся губами подушечек ладони, каждого пальца со внутренней части кисти и каждой фаланги пальца. Дыхание на коже было горячим, его губы были еще горячее. Мужчины раньше целовали мне руку, но лишь тыльную сторону, и совсем не так, как делал сейчас Сокур. В его исполнении поцелуи рук выходили не совсем приличными.
…совсем неприличными, завораживающими, чарующими. Я не могла пошевелиться, ощущая как обжигающие ожоги от мужских губ горячими пульсирующими стрелами расходятся по руке и далеко за нее, коварно дотягиваясь до закрытых платьем точек.
Я бы не разрешила, если бы знала… Но было поздно. Из открытой двери купальни шел влажный прохладный воздух, оседая на все еще влажных волосах.
— А запястье? Оно ведь почти рука. Можно?
Он зачем-то спрашивал, но моего ответа не дожидался. Пальцы скользнули ниже, губы горячо прижались к запястью. Оно вдруг оказалось таким чувствительным, что я ахнула и попыталась отдернуть руку. Но Сокур меня не отпустил, просто вернул руку к себе на щеку и снова потерся о пальцы.
— Пока стоял за дверью, — он шептал мне куда-то в запястье, — представлял, как зайду и…
Теперь он прижался ко мне грудью, и ниже, зажал бедрами, припирая к стене совсем настойчиво, нахально, на грани наглости, а на самом деле — уже за гранью. Недопустимо для высокородной, категорически недопустимо для леди, а еще больше — страшно для меня самой. Развеивая очарование, внутри кольнуло негодование с примесью обиды. Он принимает меня… За кого? Я возмущенно затолкалась, отталкивая парня.
— Хватит! Остановись! Стоп! Отпусти немедленно!
Сокур замер. Я толкала его, пока он не убрал руки и не выпустил меня.
— Если у тебя, у вас, — тяжело дыша, я взяла официальный тон, — серьезные намерения, тебе… вам следует обсудить их с моим отцом! Если он одобрит…
— Марта… Это невозможно.
— Через десять лет!
— Марта…
— Других вариантов нет!
Зацелованная им рука дрожала. Подхватив подол, я поспешно удалилась в комнату.
Глава 28. Недостойнейший
— Марта. Давай поговорим. Марта…
Стою около ее двери, прислонившись лбом к деревяшке и повторяю одно и то же на разные лады. Сам себе напоминаю выученную бесполезным фразам птицу, которой очень хочется надавать по голове. Не заметил, как увлекся: не то слово, не то действие, и спугнул. Придурок.
— Пожалуйста, выйди. Я больше не буду, — снова попытался, подавляя смятение. Морщусь, отчетливо чувствуя, как повторение одного и того же становится всё более безнадежным.
Слышу шорох за дверью. Секундная надежда, но ничего не происходит, гробовая тишина. Мне становится до жути грустно. Замолкаю и резко отхожу от двери.
А если высадить ее? Не люблю вести себя как твердолобый мужлан, но могу попробовать. Возможно, мне стоит вести себя решительнее, а не униженно просить прощения перед дверью как какой-то рохля.
С минуту оцениваю крепость преграды. Цельное дерево в три пальца, засов изнутри. Прекрас-сный вариант для того, кто мечтает вспотеть, перепугать девушку и доказать свою мужественность, демонстративно выбив плечо или колено.
Ф-фу, не моё. Лучше уж в окно пролезть…
— Я не хотел тебя напугать, — примирительно произношу, снова наклоняясь ближе к щели между дверью и косяком. Даже не знаю, слышит ли Марта, слушает ли.
— Знаешь, — продолжаю, уговаривая себя говорить, словно это действительно может что-то изменить, — я просто… Ты мне очень нравишься. Возможно, я не показал это, как следовало. Дурак, да?
Вопрос риторический, и так знаю ответ.
Замираю, готовый в любой момент отскочить, если Марта вдруг решит выскочить из комнаты и наброситься на меня. О, я мечтаю, чтобы она выскочила! Готов даже к неприятному удару между ног, который леди продемонстрировала на Таре.
— Ты меня не напугал, — вдруг Марта отвечает. Я превращаюсь в слух. — Это недостойно, Сок. Я не могу… Это недостойно.
Ей не хватает слов, и она, не договаривая, замолкает.
В-с-с… Я выдыхаю сквозь зубы, ощущая, как накатывает раздражение. Недостойно! Порываюсь сказать что-то едкое, очень хочу съязвить, но удерживаюсь. Очень хочу шибануть по двери, как тупой мужлан, но снова удерживаюсь. От греха подальше одним движением спрыгиваю со второго этажа на первый, толкаю ногой дверь и быстро выхожу на улицу.
Тут серо моросит мелкий прохладный дождь. Подставляю ему лицо, пытаясь вдохнуть.
Достойно-недостойно. Я ненавижу эти слова. Не-на-ви-жу. Их шипят мне в уши с детства. Одно и то же повторяет целый хор из родителей, родственников, наставников… Десятки знакомых, дедушек, бабушек, двоюродных, троюродных и прочих дальних родственников говорят одно слово, как и остальные обезличенные маски высшего круга с приклеенными улыбками и острыми ядовитыми шипами, скрытыми в перчатках.
Недостойное поведение лорда. Молодой лорд проявляет себя недостойно. Ведите себя достойно, юноша! Это невыносимо! Вы оторванный корень на древе древнего рода! Где ваше достоинство!
Все тычки благородных Змеев только про фасад, формальные правила поведения, не больше. По факту никто не ведет себя достойно. Достопочтимый отец, член Совета, даже не скрывает регулярные интрижки с сомнительными дамами, а достойная мать поступает так же ему в отместку, выбирая для развлечения юношей в два раза младше себя. Сестры — образцы достоинства — устраивают хитроумные ловушки младшему брату, нарочно делая его виноватым во всех бедах. Большинство достойнейших наставников не забывают про шантаж и побои, активно вытесняя более щепетильных конкурентов. При мне забивают единственного добропорядочного наставника, оказавшегося в одиночестве против всех. После посмертно выставляют недостойным его. И все они вменяют мне не то поведение.
А я обожаю оправдывать ожидания.
Как ты мог?! Ты позоришь меня! Недостойнейший сын рода! Худший вариант из возможных!
Сплевываю горечь.
— Эй, Сок. Землю-то не трави! — Таран подходит ко мне отвратительно пружинистой походкой. Видно, только из управы. Идет в темно-серой форме Министерства с красным значком дракона на груди. Форма помята, несколько пуговиц сверху и снизу не застегнуты, на рукаве старое пятно — Тар уже давно носит официальный костюм формально. Донашивает…
— Как наша красавица?
«Наша красавица». Мне не нравится формулировка. Какая еще «наша»?
— В комнате, — дергаю головой на верхнее окно.
— Чего злой? — Он замечает мое настроение
— Не выспался.
Фразы длиннее двух слов произносить не хочется.
— Поспи. Я отчет сдал, покараулю. Тут это… Ворон, зараза… — Тар задирает голову и внимательно смотрит по сторонам, оценивающе оглядывая серое небо в просветах зданий. — Наши говорят, не улетел. Кружит… Я своим сказал приглядеть, задержать при случае.
У службы на Министерство есть свои преимущества, например, штат крылатых.
Ворон… Опять Ворон. Что между ними? Я ощущаю резкий укол ревности. Ее острую иглу со средний палец длиной с размаху всаживает мне в район печени. Раз! И искры из глаз…
Мне странно. Я словно улетел в другую страну. Не припомню, чтобы в ней бывал. Тут какие-то другие законы физики. Звуки города вместе с баском Тара и шумом мыслей собственной башки сливаются в один звук. Жидкость в мозгах кипит, превращается в пар… Давление растет. Философски полагаю, что еще рывок и моя рыжая голова взорвется. То-то весело будет.