– Она как живая в гробу… – Шеремет засопел. – Я ее любил! Летел, думал, сейчас встретимся, она ждет, а меня по морде – свадьба! Хмырь слабосильный… на кого променяла? Так и вился вокруг! Скажи спасибо, что кости ему не переломал!
– Спасибо. Уже поздно, тебе не пора?
– Ты все про нас знаешь, Томка! Мы же дружили, хорошо было… чего как неродная? Как мы гуляли в Новый год! Помню, как ты на меня кидалась… Да если бы я захотел, пальцем только шевельнул, ты бы ко мне в койку… запросто! Стерва! А ведь она твоя подруга! Все вы шалавы! – Переход от сентиментальности к агрессии был мгновенен.
– Что ты несешь? – вскочила Тамара. – Я с тобой? Размечтался, придурок!
– Это из-за тебя! Ты ей завидовала! Ты ее ненавидела! Она из-за тебя не дождалась, это ты ей подсунула… я все знаю! Этого недоделанного… хиляка! Сядь, сказал! – Он сжал кулаки, его речь становилась бессвязной и все больше напоминала бред. Тамара послушно опустилась на диван. – Говорила? – рявкнул Шеремет.
– Что? Что говорила?
– Про меня? Ну? Говорила? – Шеремет отпихнул от себя журнальный столик, он налетел на горку – зазвенело стекло, бутылка опрокинулась, и вино пролилось на ковер.
– Да что же ты творишь такое! – закричала Тамара, снова вскакивая. – Идиот! Ничего я не говорила!
Она выскочила из гостиной и принесла тряпку, опустилась на колени.
– Ага, не говорила она! – Шеремет смотрел, как она вытирает пол. – Ты подлянки кидала, подсунула ей этого… Ты! Думала, я не знаю? Я все про тебя знаю! Думала отбить? Все вы, бабы, одинаковые! И эта, черная ваша, вешалась… туда же! Все ей завидовали… моей звездочке… она сама говорила!
Тамара выпрямилась:
– Что она говорила?
– Что ты наговаривала… и этого ей ты подсунула! Она его не любила! Это все ты! Ты ей завидовала… вы все!
– Когда это она тебе сказала? Вы что, виделись?
– Ничего мы не виделись, я как дурак прибежал. А ты… Я все про тебя знаю! Здесь все! – Шеремет постучал себя пальцем по лбу. – Со всех спрошу! Я вам всем… – Он потряс кулаком.
– Откуда у тебя пригласительный? Ты с ней говорил?
– Не твое дело! Я сразу ушел…
– Сразу после чего? – Тамара смотрела на него в упор.
– После выступления! Не мог видеть ваши морды! Вы убили ее! Все из-за вас!
– Ушел? Во сколько?
– Пошла ты знаешь куда? – заорал Шеремет, вскакивая. – Что ты лепишь? Дура! Да я тебя размажу!
Тамара попятилась. Шеремет шагнул к ней, она вскрикнула и замахнулась на него тряпкой. Он перехватил ее руку и с силой сжал. Тамара закричала.
– Ага, покричи, давай! Люблю бабский визг!
– Пусти!
Она оттолкнула Шеремета, тогда он размахнулся и ударил ее по лицу. Тамара упала на диван, закрываясь руками. Шеремет стоял, покачиваясь, тяжело дышал. Тамара не шевелилась и, казалось, перестала дышать. Он вдруг пошел прочь из гостиной. Она услышала, как открылась и громко захлопнулась входная дверь и стало тихо. Она вскочила и бросилась в прихожую, дрожащими руками заперла замок. Прислонилась к стене и закрыла глаза. Потрогала разбитое лицо, охнула и отдернула руку; увидела кровь и заплакала, бормоча:
– Скотина, сволочь, мразь… допился до белой горячки… ненавижу! Всех вас ненавижу!
Глава 22. Вы найдете его?
Красивая женщина – это профессия.
И если она до сих пор не устроена,
ее осуждают и каждая версия
имеет своих безусловных сторонников.
Федор Алексеев никогда не опаздывает. Внутреннее устройство такое или прошлая выучка сказывается – годы оперской работы даром не проходят. Внимание к деталям, желание разломать и заглянуть внутрь, пристальное изучение антуража, ворошение прошлого и поиски скелетов в шкафу; еще рефлексия, любопытство, и самое главное – удовольствие от мыслительного процесса. Благо есть время для раздумий, так как никто не требует немедленного результата, чтобы не портить показатели раскрываемости.
Капитан Астахов, например, всегда опаздывает, по натуре скептик и зануда, ожидает от окружающей действительности всяких гадостей, не умеет радоваться праздникам, так как в праздники криминальная статистика дает скачок и получается, что всем – радость, а ему наоборот – головная боль и… зла не хватает! Кроме того, он неформальный перфекционист и любит поговорить о несовершенстве той же окружающей действительности, начальства, гражданской жены Ирочки, из которой он никак не может воспитать настоящую жену мента – чтобы с котлетами, теплыми носками, термосом с кофе и бутербродами. Почему неформальный? По той простой причине, что сам далек от идеала. Из тех, кто знает, как до́лжно и что делать другим, а сам… (См. выше.) Кто без греха, бросьте в него чем-нибудь.
Савелий Зотов… Порядочен, щепетилен, трепетен, прекрасный редактор и никудышный оратор. Отличный муж и отец. Ах да! Автор начал с опозданий. Савелий никогда не опаздывает, более того, приходит намного раньше, так как, упаси бог, боится показаться невежливым и обидеть. Он человек сугубо штатский и никогда не работал в полиции, его криминальный опыт зиждется на прочтении большого количества дамских остросюжетных романов, что порождает в нем ассоциации книжных сюжетов с реальными, иногда весьма странные. Бывает, выслушает капитан Астахов версию Савелия и… тихо вздохнет. Федор поспешит с толкованием, а капитан вздохнет еще раз и скажет мягко, с дружеской укоризной что-нибудь вроде: «Совсем охренели, блин?! Бабских книжек, блин, перечитали? Крышу совсем, на хрен, перекосило?»
Ну ладно, это так, лирика, между прочим. Речь об опозданиях. Без пяти десять Федор Алексеев как штык сидел за угловым столиком ресторанчика «Паста-баста» и смотрел в окно, в ту сторону, откуда, по его расчетам, должна была появиться сестра жертвы Ольга… Оля Рубович. Женщины всегда опаздывают, и Федор приготовился ждать. Сторону он определил правильно, а потому сразу увидел девушку, которая шла, рассматривая вывески. Она приостановилась, и на ее лице отразилось облегчение – Федор понял, что она увидела пианино у входа в «Пасту-басту». Он поднялся ей навстречу…
Она села, с выжидающей улыбкой глядя на Федора, и он спросил:
– Бывали здесь раньше?
– Я уехала десять лет назад, тогда здесь была кондитерская. Интересный интерьер! Никогда не любила стиль рустик: кирпичные стены, грубые деревянные столы, запыленные бутылки на полках… какая-то в этом искусственная нарочитость, но здесь уместно. И старое пианино у входа, и славный мальчик в тельняшке – пицца-мастер, и очаг прямо в зале, и запах горелого хлеба… все в стиле. Девочки все такие молоденькие… студентки?
– Можем спросить.
Федор рассматривал ее, пытаясь найти сходство со Снежаной. Сходства не было вовсе. Он бы ни за что не догадался, что они сестры. Снежана была женщиной-вамп с глянцевой обложки, Оля же – обычной молодой женщиной с приятными чертами, мягкой улыбкой и своеобразным разрезом зеленовато-серых глаз – узких и приподнятых к вискам.
– Вы не похожи на сестру, – сказал Федор.
– Не похожа. Мы сестры по маме. Милочка всегда была красавицей. Сестру звали Людмила…
Самое время сделать комплимент, заметив, что они обе красавицы, но Федор паузой не воспользовался, рассудив, что сейчас это лишнее. К ним подошла девушка в длинном черном переднике, улыбнулась и спросила, что им принести.
– Мне капучино, – сказала Оля.
– Хотите пиццу? – спросил Федор. – С козьим сыром!
– Это наша новинка, – сказала девушка. – С козьим сыром, оливками и помидорами. Всем очень нравится.
Было видно, что Оля колеблется.
– Боитесь поправиться?
– Нет! Я вообще-то завтракала… Точно с козьим сыром?
– Честное слово! – воскликнула девушка, и они рассмеялись…
– Какое отношение вы имеете к… Частный детектив? Нюта сказала, что вы – профессор философии. Почему?
– Наверное, от природного занудства. Нравится крутить ситуацию до абсурда… в поисках рацио. Или озарения. Потом долго удивляешься: ответ лежал на поверхности! Когда-то я работал в полиции…
– Какая связь между философией и полицией?
– Склонность к аналитике, должно быть. Наблюдательность, поиск ассоциаций. Ничто не ново, все уже было, нужно только перекинуть мостик.
– Действительно просто, – улыбнулась Оля. – Что же вас интересует?
– Каким человеком была ваша сестра? Это не праздное любопытство – поэтому, если можно, честно.
Оля кивнула:
– Она была любимицей. Отец ее обожал, ей все позволялось, она была очень хорошенькая – на улице оглядывались. Она знала, что ей можно все. Красота – большое преимущество в жизни, не находите?
– Я предпочитаю мозги, – сказал Федор. – А ваши родители…
– Мама умерла, когда ей было три, а мне тринадцать. Отец очень переживал… Он умер два года назад. Хороший был человек, добрый, порядочный. Воспитал меня…
– Почему вы уехали?
– Почему? Должно быть, захотелось чего-то нового. Мой однокурсник предложил работу в Загребе, и я согласилась. Отец думал, что я заменю его – у него был торговый бизнес, но не сложилось.
– Вы замужем?
– Я могла бы спросить, какое отношение это имеет к убийству, но… не буду. Читала где-то про метод «мелких царапин» – каскад вопросов, абсолютно не связанных, на первый взгляд, из которых, тем не менее, строятся логические цепочки и делаются выводы. На мой взгляд, это трудно, я бы не сумела…
– В одном рассказе Чапека сыщик играл с подозреваемым в слова… Помните?
– Помню. Он называл любое слово, а оппонент, не раздумывая, по ассоциации, называл свое. Так он подводил его к признанию. Раскалывал, как говорят в сериалах.
Федор улыбнулся:
– Хотите попробовать?
– Разве я подозреваемая?
– Нет. Любопытства ради, посмотреть, как это работает. Когда чужой человек или официальное лицо задает вам вопрос, вы принимаете оборонительную стойку: хотите понравиться, подбираете слова, осторожничаете. Даже ваша мимика уверяет, что вы хороший, неопасный, свой. И совсем другое дело, когда реакция спонтанна. Тут вы открываетесь, теряете контроль и осторожно