– Но у Бродского алиби! Когда Сандра закричала, он был внизу уже минут двадцать! Есть свидетели. Там все крутится вокруг этих чертовых двадцати минут!
– Верно. А если было так… Снежана пошла за шубой, а он собирался спуститься, но увидел их с Шереметом вместе. Шеремет рассказал… моему свидетелю, что Снежана позвала его взглядом и он пошел за ней. Она была рада его видеть, они поцеловались…
– А Бродский увидел! – подхватил Добродеев. – Дождался, пока Шеремет уйдет, а потом… А Сандру тоже он? Из-за колье?
– Я не говорю, что это Бродский, Леша. Это всего лишь версия. Я присматриваюсь к нему. Ко всем. В телефоне Сандры были вызовы Шеремету и Маркину. Бродскому она не звонила.
– Необязательно звонить, можно как-то по другому связаться. А кто привел Шеремета на показ? Сандра?
– Сандра. Расчет был на скандал – она прекрасно знала, как он ревнив. Они когда-то встречались.
– Она не просчиталась! Скандал получился из ряда вон. Как интересно все закрутилось, однако… Войдет в местные анналы, можешь мне поверить!
Федор кивнул. Он смотрел на Добродеева, и на лице его было странное выражение – он словно сомневался и спрашивал себя, сто́ит или нет.
– Что? – спросил Добродеев. – Говори уже! Что еще?
– Пять лет назад умерла подруга матери Бродского. Она его любила и жалела, они сохраняли дружеские отношения до самой ее смерти. Пятнадцатого сентября она умерла от сердечного приступа. В ту же ночь некто Валерий Гущин грабил квартиру в доме напротив. Ты должен знать этот дом, там пару лет назад случился взрыв газа.
– На Монастырской! Знаю. И?..
– Гущин попался и отсидел несколько лет в тюрьме. Недавно вернулся и засветился на церемонии прощания в «Икеара-Регия». У меня есть запись.
– Откуда ты его знаешь?
– Я его не знаю. Коля Астахов упомянул, что был пожар, в котором погиб этот самый Гущин, и он был на опознании. Я увидел его фотографию – он не сгорел, а угорел – и узнал человека с записи. Задал себе вопрос: что он там делал?
– Ты думаешь, явился с целью увидеться с кем-то?
– Да. Напрашивается именно такое предположение. Я был в разрушенном доме, в той квартире – ее окна выходят на квартиру знакомой Бродского. Спустя пару недель после визита в «Икеару» он погибает при пожаре. Причем подозревают умышленный поджог. Это может оказаться совпадением… еще одним.
Добродеев покрутил головой:
– Совпадения… дело такое. То есть ты предполагаешь, что грабитель видел убийство, шантажировал Бродского, и тот его убил? А та женщина… какая причина смерти? Что в свидетельстве?
– Сердечный приступ. Она была немолода и нездорова. Я не думаю, Леша, я собираю информацию. Кстати, через год после ее смерти Бродский открыл свое дело.
– Астахов знает? Ты с ним говорил?
– Говорил. Доказательства косвенные, Леша. Надо что-то повесомее. И раз всплыло похожее убийство двенадцатилетней давности, проверить необходимо. Возможно… даже, скорее всего, Бродский непричастен, но я хочу убедиться. Поставить галочку. Как тебе должно быть известно, рано или поздно количество переходит в качество. Или не переходит. А потом мы поговорим с кем-нибудь из коллег его бывшей жены. Драга говорил, что она была нездешняя и уехала из города. Документы на развод прислала по почте. Отношений с ней Бродский не поддерживает. Но, возможно, поддерживает кто-то из ее коллег. – Федор помолчал немного и сказал после паузы: – Если у тебя есть фотография кулона, найденного на трупе… что лежал под снегом, нужно показать: может, кто-то узнает.
Они молчали. Добродеев переваривал услышанное и время от времени поглядывал на Федора испытующе…
…Женщина, открывшая им, сообщила, что Сутеевы здесь больше не живут. Восемь лет назад они купили квартиру у Оксаны Сутеевой, которая вышла замуж и уехала за границу. Ни адреса, ни телефона у нее нет. Но в соседнем подъезде живет ее подруга, может, она знает. Она сейчас гуляет с ребенком, сидит около песочницы на лавочке.
Миловидная молодая женщина и правда сидела на скамейке, а малыш рылся в песке. Добродеев выступил вперед и сказал, что они ищут семью Сутеевых, которые когда-то проживали в этом доме.
– Уже никого не осталось… Ой, а я вас знаю! – воскликнула женщина. – Видела по телевизору, вы журналист Алексей Добродеев! – Тот зарделся. – Вы хотите написать про убийство Иришки? Его поймали?
– Как вас зовут? – спросил Федор.
– Валя… Валентина Храмова. А вы тоже журналист? Их мама Светлана Гавриловна умерла через три года после смерти Иришки, а Ксанка продала квартиру и уехала в Польшу, восемь лет уже.
Ее не нужно было понукать и задавать наводящие вопросы, она была рада поговорить. Не сводя взгляда с Добродеева, выкладывала все, что знала и помнила. Они дружили с Иришкой, вместе учились в педе, но она бросила, потому что вышла замуж.
– Славик третий, – Валя кивнула на сынишку. – Все мальчики! Иришка была умная, собиралась в аспирантуру, знала, чего хочет. Училась на третьем курсе, когда ее убили. Это был такой ужас! Ее задушили и ограбили, нас вызывали на допросы, всю группу. Она встречалась тогда с одним мальчиком с информатики… его допрашивали несколько раз. Игорь Славченко. Они встречались три месяца, но Иришка говорила, ничего серьезного, сначала надо получить диплом. А я вот бросила… – Она вздохнула. – Так и не нашли! А мы целый год боялись ходить в парк… ее убили утром, она там бегала. Меня тоже звала, но я люблю поспать. Это был такой ужас, не передать!
– Она встречалась с кем-то до Игоря Славченко? – спросил Федор.
– С мальчиком из нашей группы… у нас все девочки и только два мальчика. Эрик Горский! Недолго, месяц примерно. Сказала, что он глупый. Между прочим, сейчас в министерстве просвещения большая шишка! Был еще один, – Валя задумалась. – Цветы дарил… не из наших, у нас цветы как-то не особенно… Не знаю, как звали.
Добродеев открыл рот, но Федор толкнул его локтем и спросил:
– Он был студент?
– Нет вроде. Цветы дорогие… розы, у нас таких денег не было. Работал где-то…
– Где? В какой области? Военный? Архитектор? Врач?
– Архитектор? Нет! С архитектором она встречалась раньше, недолго. Его звали Руслан, фамилии не знаю. Постарше нас. А этот… может, в банке… что-то, связанное с финансами, кажется.
– Почему она рассталась с архитектором?
– Иришка говорила, он страшно ревнивый. Мы часто собирались, все наши, танцевали у кого-нибудь или в кафе, отмечали дни рождения, а он злился, не звонил. А с нами не хотел: стеснялся, наверное. Работал в крупной компании, весь из себя…
– Кто был инициатором разрыва? Ваша подруга?
– Нет! Он ее первый бросил. Сказал, что они очень разные, не подходят друг другу… все такое. Спокойно так высказал, повернулся и ушел. Иришка очень переживала…
– Вы сможете его узнать?
– Смогу! Он был красивый, только очень серьезный, никогда не улыбался…
– Куод эрат демонстрандум[10], – сказал Добродеев, когда они, распрощавшись с разговорчивой девушкой, шли по улице. – Ты был прав, это он. Жаль нет фотки…
– Фотография Бродского у меня в смартфоне, – сказал Федор.
– Так чего ж ты? – вскричал Добродеев. – Чтобы наверняка!
– Леша, существует процедура опознания, это дело следствия. А мы с тобой займемся филармонией. Я только позвоню…
Добродеев, не страдавший излишней деликатностью, тем не менее отошел в сторонку, и Федор набрал Олю. Она снова не ответила. Он чувствовал неловкость – сбежал как мальчишка! Идея ускользнуть по-английски уже не казалась ему удачной: не попрощавшись, ничего не сказав… Идиот! Что она подумает… Обиделась? Он задумался на миг и наспех отстукал: «Скучаю! Ужин готовлю сам. До встречи!»
…В холле филармонии было пусто и сумрачно. Дежурная взглянула вопросительно; Добродеев достал журналистское удостоверение и внушительно произнес:
– Пресса! Нам к директору!
Но идти к директору им не пришлось. Среди больших черно-белых фотографий артистов на стенах холла была фотография Юлии Бродской. Красивая молодая женщина в вечернем платье с открытыми плечами, с украшением на цепочке…
– Смотри, Стрелец! – возбужденно прошептал Добродеев. – Это она!
Глава 41. Вторжение. Взрыв
Они снова сидели в «Кукушке», пили кофе и обсуждали нарытую информацию. Добродеев был возбужден, кричал и размахивал руками – предвкушал удачный материал; Федор был молчалив и встревожен. Он снова позвонил Оле, и опять она не ответила. Гудки шли, но ответа не было, а потом абонент вообще исчез из зоны досягаемости…
– Мы его сделали! – кричал сияющий Добродеев. – Таких совпадений не бывает! Смотри, что получается: убийство студентки, пропавшая жена с подвеской-Стрельцом, убийство старой дамы, наследство, свой бизнес, роман с моделью, ревность и вуаля! А если покопать и это не единственные жертвы? После исчезновения супруги прошло четыре года – ни за что не поверю, что у него никого не было! Все шло по накатанной: ревность, скандалы, завышенные требования и в результате убийство! Он не маньяк, поэтому способы убийства необязательно одинаковые. Это могли быть утопление, выпадение из окна, дэтэпэ… отравление грибами, наконец! Надо опросить знакомых, того же Драгу, про женщин Бродского. Если исчезли или смерть в результате несчастного случая – это улика! Федя, ты меня слушаешь?
– Да, да, слушаю. Ты прав, Леша, таких совпадений… почти не бывает. Не пиши ничего пока, нам нужны твердые доказательства. Сегодня же позвоню капитану Астахову…
Они расстались, когда уже темнело и зажигались уличные фонари. Добродеев никак не мог успокоиться, хватал Федора за рукав, выдвигал идеи одна другой красочнее и нелепее. Наконец, Федор, который ни о чем другом не мог думать, обеспокоенный отсутствием Оли, осторожно высвободился из рук журналиста, пообещал позвонить и, сославшись на безотлагательное дело, сбежал. Добродеев с минуту разочарованно смотрел ему вслед, потом сунул руки в карманы и не торопясь направился домой.