Федор подошел к дому Оли – света в ее окнах не было. Он присел на скамейку у подъезда, рассудив, что она не может вернуться слишком поздно – побаивается ходить по вечерам. Он вздрогнул, когда подал голос его айфон. Это была Аня Кулик.
– Федор Андреевич! – закричала она. – Оля исчезла! Ее нигде нет, она не отвечает! Мы договорились встретиться в пять, я пришла, а ее нет! Я боюсь, что с ней что-то случилось… Что делать? Надо в полицию!
– Аня, успокойся. Когда ты говорила с ней в последний раз?
– Утром! Она пригласила меня к себе, я пришла после занятий, в пять, а ее нет! Я с тех пор все время звоню, но она не отвечает. Тетя Аля тоже ничего не знает! Федор Андреевич, что делать?
– Ты где сейчас?
– Дома!
– Вот и сиди дома, никуда не выходи. Я позвоню, когда что-нибудь узнаю. Договорились?
– Ладно, Федор Андреевич. Только позвоните!
– Обещаю.
Федор поднялся на третий этаж, позвонил и на всякий случай подергал ручку двери. Никто ему не ответил, дверь была заперта. Он вернулся домой и стал обзванивать больницы и морги. Ничего! Он набрал Добродеева и, попросив достать сводку дэтэпэ за сегодня, не стал ничего объяснять, только сказал:
– Сделай, Леша, это важно. Возможная жертва – молодая женщина, русые волосы…
– Молодых женщин среди пострадавших нет! – доложил журналист минут через сорок. – Не скажешь, в чем дело? Неужели новое убийство?
– Спасибо, Леша! Потом!
Около трех ночи Федор позвонил в дверь капитана Астахова…
– Ты понимаешь, о чем ты просишь? – кричал всклокоченный Астахов, босой, в одних трусах, вырванный из сна. Дело происходило в кухне капитана. – Мало ли куда она делась! Ты о ней ничего не знаешь, может, она завела себе… – Он осекся и взглянул на Федора: – Неужели? Успел отметиться? Ну, философ! Ты же сам понимаешь, что мы не можем заявиться просто так! Почему именно к нему? Какого хрена? И что скажем? Предъявим твою философскую интуицию? А кроме интуиции?
– А если он ее убьет? – повысил голос Федор. – Тебе мало трупов?
– С какого перепугу? Ты что-то нарыл? Ну?
– Студентка, задушенная в парке двенадцать лет назад, встречалась с Бродским. Жена, которую он ревновал, исчезла четыре года назад. На трупе, пролежавшем зиму под снегом, найдена подвеска – Стрелец, такая же у жены Бродского на фотографии в филармонии. А если он узнал что-то про модель? Взрыв ревности и убийство! И наследство не забудь, и Валерия Гущина. Мало? Он все время приглашает ее в ресторан, говорит о своей любви к ее сестре, о том, что она похожа на нее, хватает за руку… Мало? Оля сказала, у него что-то с головой, он ей неприятен, но отказать ему не может, жалеет… Коля!
– Ладно, сейчас оденусь, – буркнул Астахов. – Но если твоя барышня загуляла… смотри, философ! Ты на тачке?
…Они въехали на территорию кооператива «Октавия», когда уже светало. Нашли нужный дом. Окна на первом этаже светились. Капитан позвонил. Отпирать двери никто не спешил. Ни звука не долетало изнутри. Он снова надавил на звонок. На сей раз они услышали шаги и щелчок замка; дверь открылась. Бродский, небритый, в мятой одежде, вопросительно уставился на них. Было похоже, что он пьян.
– Где Оля? – Федор оттолкнул его и ринулся в дом. Бродский молча посторонился, пропуская капитана Астахова.
Они стояли посреди большой гостиной. Работал телевизор с выключенным звуком, на диване лежали в беспорядке подушки. На журнальном столике стояли бутылка вина, два бокала и ваза с конфетами в блестящих фантиках.
– Где Оля? – Федор схватил Бродского за грудки. – Что ты с ней сделал?
Тот все так же молча стал отдирать от себя его руки. Капитан Астахов оттащил Федора и рявкнул:
– Не лезь! – А потом повернулся к Бродскому: – Где она?
Тот сел на диван и закрыл лицо руками.
– Федя, посмотри в доме, – приказал капитан.
Федор, чувствуя слабость в коленях, толкнул дверь в ближайшую комнату – это был кабинет с письменным столом и книгами на стеллажах.
Он взлетел на второй этаж – там было несколько дверей; он рванул ручку первой и увидел Олю! Она лежала на кровати, накрытая до подбородка белым с серебром покрывалом. Здесь все было белым: стены, мебель, ковер на полу, и только тяжелые атласные гардины бледно-серые, с оливковым подзором. Он отметил это все мельком, на автомате, сразу рванувшись к ней. Схватил за плечи и стал трясти…
Глава 42. Это сумасшедший дом какой-то!
Черт его знает какая неразбериха!
А сколько их, таких неразберих?!
– Федя, я не понимаю! – Митрич бросился к Федору Алексееву, переступившему порог бара «Тутси». – Савелий ничего не знает, по городу ползут всякие слухи! Это правда, что Бродский арестован?
…Федор вспомнил, какое почувствовал облегчение, когда она открыла глаза – сердце ухнуло куда-то вниз и исчезло. Она жива! Он прижал ее к себе с такой силой, что она вскрикнула. Отодвинулась, с недоуменнием повела глазами по комнате, перевела на него затуманенный взгляд…
– Ты помнишь хоть что-нибудь? – спросил он.
– Помню… Мы пили вино, а потом у меня закружилась голова… открываю глаза, а тут ты! Что случилось? Это комната Милочки, Руслан хотел показать… Почему я здесь? – Она потерла лоб. – А где Руслан?
– Внизу. Как ты сюда попала?
– Руслан пригласил пообедать в «Прадо», а потом предложил показать дом. Я согласилась… Он показал мне комнату сестры… эту! Сказал, что сам выбирал мебель и дизайн, ей очень нравилось…
– Что было дальше?
– Мы пили вино, а потом я не знаю… открываю глаза, а тут ты! Это ее комната… почему я здесь? – повторила она, отбросила покрывало и села. Поправила ворот блузки, одернула юбку. – Ничего не понимаю! Как ты узнал…
– Случайно. Звонил целый день, вечером пошел к тебе домой…
– Вечером? А… который час?
Федор посмотрел на часы:
– Шесть утра.
– Как… шесть утра? – Вид у нее был ошеломленный. – Не понимаю…
– Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо… голова кружится… немного. Федя, я хочу домой.
– Можешь идти? – Он помог ей встать, и они спустились в гостиную.
– Мы уходим, – сказал Федор капитану.
Бродский сидел на диване, закрыв лицо ладонями. Было похоже, что он не шевельнулся за время его отсутствия.
– Надо кровь на экспертизу, – сказал капитан. – Я скажу, куда ехать. Понял?
– Руслан! – позвала Оля. – Что случилось? Почему, Руслан? Ты хотел меня убить?
Он отнял руки от лица и сказал страстно:
– Нет! Нет! Ты спала на ее кровати, а я думал, что это она… Понимаешь? Ты была наверху, а я здесь… Снежана оставалась несколько раз, а теперь там была ты… а я думал, что там она! Это снотворное, пройдет… Я не могу спать, принимаю…
Оля подошла к нему, обняла, и Руслан, прижав ее к себе, разрыдался. Федор и капитан переглянулись; капитан возвел глаза к потолку и покачал головой.
Сдавать кровь на анализ Оля отказалась…
– Федя! Он арестован? – вернул его в реальность голос Митрича.
– Да, Митрич, Бродский арестован. Его подозревают в убийстве Снежаны.
– Значит, он убийца? Но… почему?
– Ревность, Митрич. Жестокая, как ад, с огненными стрелами.
– Какой ужас! – простонал Митрич. – Я ничего не понимаю! Мамочка была права, она сразу сказала, что это преступление из-за любви. Она что, отказалась выходить за него?
– Не знаю, Митрич. Капитан придет и все расскажет. – Он помолчал и сказал после паузы: – После болезни я все время хожу голодный! Накормишь?
Митрич встрепенулся и убежал.
– Я видел его работы, – печально сказал Савелий. – Он очень талантлив. Может, что-то с головой? У талантливых людей часто проблемы с психикой. Ты предупредил бы сестру Снежаны… мало ли что он себе вообразит!
– Ты прав, Савелий. И почти угадал. Он умыкнул Олю!
Савелий ахнул:
– Как умыкнул? И… что? Он пытался ее убить?
– Нет. Он хотел, чтобы она… – Федор запнулся. – Он привез ее к себе и представлял, что это Снежана.
– Он ее… – тот порозовел.
– Нет, Савелий. Он бросил в ее бокал две таблетки снотворного, а когда она уснула, отнес в спальню Снежаны. А сам спустился, сидел внизу и представлял, что наверху его невеста.
– Бедный человек, – сказал Савелий. – А как вы узнали?
– Она не отвечала на звонки и не вернулась домой, и я подумал… тут много чего насобиралось. Одним словом, я вытащил капитана и мы поехали к Бродскому… в пять утра.
– Его обвинят еще и в этом?
– Не думаю. Оля отказалась выдвигать обвинения. А раз так, то пусть это останется между нами. Это не наша тайна, Савелий. Бродского жаль, согласен.
Тот кивнул…
Глава 43. Игра в бисер
Почему ты плачешь? – Так. —
Плакать так смешно и глупо.
Федор Алексеев забыл отключить айфон, и тот рявкнул первыми аккордами «Голубой рапсодии» в самое неподходящее время – во время занятий. Учни, занятые тестом, тут же оторвались от работы и с любопытством уставились на преподавателя. Номер был незнакомым, и Федор собирался сбросить звонок, но удержался и ответил. Звонила женщина. Взволнованная, она глотала слова и заикалась и почти кричала.
– Федор Андреевич, это я, Лена! Вы у нас были! Я хочу поговорить! Я у вас внизу, в холле! Пожалуйста!
– Простите, кто? – Федор отошел к окну, полуотвернувшись от аудитории, шкурой чувствуя, как у группы от любопытства зашевелились уши.
– Лена! Вы к нам приходили, я сварила кофе, а вы не захотели, помните? Я не очень умею… Сейчас у нас закрыто, Руслана Николаевича арестовали, и, наверное, меня уволят. Это очень важно… честное слово! Анечка сказала, что вы вроде детектив и расследуете всякие убийства, мы с ней недавно познакомились в парке, я плакала, а она спросила… а потом говорит, вы очень умный, и дала ваш телефон! И я вспомнила, что вы к нам приходили! Мне сказали, пара кончается через двадцать минут… я буду ждать около фикуса внизу, потому что меня не пускают! Вы придете?