Он заворожил меня. Так и тянуло взяться за бумагу и карандаш, чтобы запечатлеть Джулиана, но в глубине души я знала – никогда не буду довольна таким рисунком. Невозможно передать на бумаге все то, что я видела в этом человеке, как и мои чувства к нему. Я могу изобразить изящно изогнутую линию подбородка, оттененного щетиной, кончик носа, который напрашивался на поцелуй, губы – в задумчивости Джулиан сжимал их в тоненькую черточку, как будто ему предстояло решать величайшие проблемы человечества. Но Джулиан больше, чем эти черты. Чем дольше я наблюдала за ним, тем больше замечала мелочей, которые прежде ускользали от моего внимания. На шее, у самой линии волос, я заметила три родинки: они образовывали почти идеальный треугольник. На виске притаился седой волосок. В мочке уха виднелась крошечная дырочка, значит, когда-то он носил серьги. Я припомнила тот разговор в крепости – одну из первых настоящих бесед между нами. Тогда он утверждал, что вполне обойдется без боли, которую причиняют проколы. Видимо, эта позиция никак не помешала ему попробовать. Не соображая, что творю, я протянула руку и коснулась мочки уха. Провела пальцем по шраму, но он не прощупывался.
Собранность Джулиана рухнула, как карточный домик.
– В чем дело? – спросил он.
– Не знаю, – призналась я, растирая его мочку большим и указательным пальцами. Кажется, Джулиану понравилось. Прикрыв глаза, он с наслаждением расслабился. – Когда ты пробил дырочки в ушах?
– Очень и очень давно.
– А зачем ты сережку вытащил?
– Она не подошла, – вяло пробормотал Джулиан, откинувшись на спинку дивана. Надавливая сильнее, я массировала уже ухо целиком. Джулиан мурлыкнул почти как Лоуренс. – Так приятно. Если с рисованием не сложится, открывай массажный салон. Вот тебе план Б.
Ну разве не мило? Он считал искусство моим планом А и даже не брал в расчет, что я вообще-то и адвокатом могу стать. Пододвинувшись ближе, я погладила его по голове. Джулиан тихонько вздохнул, и во мне разыгралось любопытство: что же он будет делать, если я возьму и ни с того ни с сего чмокну его в шею? Вздохнет так же или опять замурлыкает? Медленно я наклонилась, но услыхала не сладострастное урчание, а громкий всхлип, за которым последовал еще более громкий вой.
Линк проснулся.
Как никогда вовремя.
Ну почему?
Опустив руку, я поднялась с дивана.
– Схожу проверю, как он там.
Джулиан кивнул, и я бросилась в спальню. Ночник, принесенный Лилли, освещал комнату слабым светом. Линк не двигался с места, лишь лежал на матрасе и рыдал, вцепившись в одеяло, как сильно он хочет к маме. Опустившись на колени, я старалась утешить малыша ласковыми словами и нежными уговорами, но он просто никак не желал успокаиваться. Линк не переставал звать маму, а между делом бормотал малопонятные слова – очевидно, ребенку приснился кошмар.
Я взяла Линка на колени.
– Все будет хорошо, – лепетала я, поглаживая ребенка по голове. – Тебе просто приснился плохой сон. Это не взаправду. Все в порядке. Твоя мама скоро придет.
– Я хочу к маме! – кричал Линк так же громко, как певец на вчерашнем концерте. Да еще и заерзал у меня на коленях.
Душа ушла в пятки. Как же жаль малыша! А я и представления не имела, как объяснить ему, что ничего страшного не случилось.
И тут в дверях показался Джулиан. Его силуэт темным пятном выделялся на фоне света, горевшего в гостиной.
– Ты не мог бы проверить сумку Лилли? Там должна быть какая-то игрушка.
Не говоря ни слова, Джулиан отправился на поиски. Они заняли некоторое время, но наконец он объявился. Правда, с пустыми руками.
– Там нет никаких игрушек.
– Должна быть. Лилли сказала, она положила Линку плюшевую игрушку.
– Я каждый кармашек осмотрел.
Гадство.
– Видимо, она забыла, – или по привычке сунула в свою обычную сумочку.
В отчаянии я оглядела комнату, но, за исключением коллекционных фигурок в оригинальных упаковках, у меня не нашлось ничего, что могло бы успокоить Линка. Меньше всего мне хотелось сейчас беспокоить Лилли и портить ей вечер – ночь, точнее сказать. Они с Таннером заслужили немного времени наедине и не обязаны отказываться от него только из-за того, что няня из меня вышла прескверная.
– Жди здесь, – неожиданно бросил Джулиан (можно подумать, я могу куда-то деться) и бросился вон.
Линк перестал дергаться, а громкий плач превратился в тихое, испуганное хныканье. Почему он не мог просто описаться в кровати? С этим я бы знала, что делать.
– Шшшш, спи, малыш, – без остановки твердила я, прижимая к груди ребенка.
В том же журнале, где я вычитала об одинаковом интеллекте собак и маленьких детей, говорилось, что тепло и объятия оказывают успокаивающее воздействие на нервную систему человека. Но Линка никак нельзя было назвать спокойным, хоть он и уткнулся в меня лицом. Трудно его винить: я и сама хотела бы увидеть Лилли не меньше ее сынишки.
Тут вернулся Джулиан. Он включил свет – на мгновение меня ослепило, – и присел перед нами с Линком. При этом он положил мне руку на колено.
– Эй, дружище. Погляди-ка, что тут у меня.
В порыве любопытства Линк обернулся: на ресничках повисли слезы, нос и глаза сильно покраснели.
Улыбнувшись, Джулиан протянул игрушку – ту самую, которую я видела на кресле у него в комнате.
Линк разглядывал видавшего виды плюшевого медведя: в иных местах на звере красовались заплатки.
– Он же розовый, – недовольно заскулил ребенок.
Джулиан водил медведя из стороны в сторону.
– Вот именно, круто, правда же?
– С розовыми штуками только девчонки играют.
– Это вранье, потому что медвежонок мой, – пояснил Джулиан.
Глаза у Линка едва ли не полезли на лоб.
– Да?
Уж не представляю, как Джулиану это удалось, но всего за полдня он умудрился стать для Линка чуть ли не героем. Он любил причудливые высокие здания и хорошо рисовал – это точно сыграло решающую роль.
– Я ни за что на свете не стал бы врать тебе.
Призадумавшись, Линк сморщил носик. Он пока не решался взять медвежонка, но хотя бы перестал плакать.
– Как его зовут? – полюбопытствовал ребенок, пожимая медвежью лапку, на которой розовый плюш уже порядком истерся.
– Чаки. Он может присмотреть за тобой, пока ты спишь. Разрешишь ему?
– Правда? Всю ночь? – всхлипнул малыш.
– Ну конечно, – заверил его Джулиан, прижимая игрушку к груди Линка. – Он так хорошо присматривает за маленькими детишками!
Нахмурившись, Линк недоверчиво разглядывал игрушку, до сих пор не веря, что розовый плюш способен защитить его от ночных кошмаров. Но в конце концов он решительно кивнул, крепко обнимая медведя. Ну до чего же забавный ребенок!
– Теперь тебе лучше? – погладила я Линка по спинке.
– Да.
– Дать тебе водички?
Линк не стал отказываться, и я протянула ему стакан, предусмотрительно оставленный на ночь возле кровати. Уложила ребенка обратно в кровать и накрыла одеялом. С Чаки под боком он больше не пискнул.
– Сладких снов, – прошептала я и оставила дверь спальни приоткрытой, чтобы Линк снова не испугался.
Джулиан уже ждал меня на диване. Облегченно вздохнув, я осела подле него.
– Ты спас мне жизнь.
– Это явно преувеличение, – засмеялся он.
– Точно, но если бы не ты, мне пришлось бы испортить Лилли и Таннеру свидание, – благодарно улыбнулась ему я. Словами не передать, как я рада, что Джулиан оказался рядом. – Почему ты назвал плюшевого медведя в честь куклы-убийцы?
– Главное, чтобы Линк этого не знал, – пояснил Джулиан и наклонился поближе, зашептав мне на ухо. – Да и вообще, его настоящее имя – миссис Даутфайер, но не скажешь же такое Линку. Он ведь откажется.
– Он ни за что не должен узнать.
– Эта тайна умрет вместе с нами.
Изобразив, как я запираю рот на замок, я выбросила через плечо воображаемый ключик.
Джулиан рассмеялся, но очень тихо – мы ведь не хотели снова разбудить ребенка.
Я впилась в Джулиана глазами. С тех самых пор, как я увидела розового медвежонка, один вопрос не шел у меня из головы. Трудно представить, что родители могли подарить ему такую игрушку. Кое-кому другому этот подарок подходил больше – тому, чье фото Джулиан хранил в комнате.
– Миссис Даутфайер – твой медведь?
– А чей же еще?
– Ты понял, – вздохнула я.
– Нет, не понял, – уперся Джулиан.
Он действительно не понял, что я имела в виду, или только притворялся? Я невероятно расстроилась. Я же просто хочу знать всю правду.
– Это… это медвежонок Софии?
Джулиан ошеломленно взглянул на меня. Он просто не мог поверить, что я посмела произнести ее имя. В зеленых глазах промелькнуло что-то темное, а взгляд был полон боли.
Сначала я рвалась пойти на попятную, извиниться, велеть ему забыть о моих словах. Но нельзя же вечно избегать этой темы – если, конечно, мы хотим, чтобы наши отношения зашли куда-то дальше случайного знакомства. Беседовать с Джулианом об искусстве, музыке и архитектуре – что может быть чудеснее? Но мне этого мало. Мне хотелось увидеть медаль со всех сторон: и с нарядной, блестящей, и с ржавой, той, на которой жизнь оставила глубокие следы. А может, настало время познакомить Джулиана с обшарпанной стороной моей медали? Не могу же я требовать с него откровенности, если сама не до конца честна.
– Эдриан – гей.
– Что? – Джулиан пришел в замешательство от резкой смены темы.
– Эдриан, мой брат, – гей. По этой причине он и поругался с родителями. Они застали его с парнем и прогнали из дома. – Я уставилась в пол, чтобы не смотреть Джулиану в глаза. Так стыдно было за родителей и за собственные промахи. В прошлом следовало вести себя по-другому – тогда брат доверился бы мне сейчас. – Просто подумала, тебе стоит знать. Я не горжусь тем, как поступили родители. Но не имею права ожидать, что ты расскажешь о Софии, когда сама скрываю правду о своей семье.
Джулиан ни слова не вымолвил.
Некоторое время мы сидели в тишине, и эти секунды длились вечность. Ладони вспотели, и я вытерла их о штаны, а потом до боли сжала кулаки так, что от ногтей на ладонях остались отметины. Сердце бешено колотилось, а пульс стучал в ушах. Нервно я ущипнула себя за руку. В конечном счете я не выдержала и вскинула голову.