Я удовлетворенно вздохнула и не стала докапываться до причин поведения Джулиана: спор с родителями вымотал мне все нервы. Почему бы просто не насладиться мгновениями? Кто знает, как долго они продлятся. Ненароком я задела рукой шрам Джулиана, но на этот раз он не издал ни звука.
И вот началась забавная комедия с Люси Лью, которую я обожаю с первой серии сериала «Элементарно». К величайшему огорчению, даже этой прекрасной актрисе не удалось захватить все мое внимание. Стычка с родителями никак не шла из головы. Я что, и вправду обозвала их малодушными и с птичьими мозгами? Как подло. Отец всегда говорил, что я талантлива, хоть и не понимал моего творчества. Может, я слишком рано полезла на рожон? А может… Нет. Я все сделала правильно: набросилась на родителей, потому что они отказались говорить об Эдриане. Он же не труп, который можно просто зарыть в подвале.
Вдруг дыхание Джулиана пощекотало мне ухо.
– Ты притихла.
– Прости, – подала я голос, не отрываясь от фильма.
– Точно не хочешь рассказать, что случилось?
Я покачала головой.
– Дай мне знать, если передумаешь.
Он прижался ко мне еще крепче. Губы нежно коснулись моей щеки, и тут я задумалась: заметит ли кто, если мы просидим тут вечность.
– Как прошло занятие у Хопкинса? – поинтересовалась я, позабыв про фильм.
– Славно, – ответил Джулиан. – Но тебя не хватало.
Я расплылась в улыбке. В последнее время я все чаще превращаюсь в глупую плаксу. Вот и сейчас на глаза навернулись слезы.
– Я тоже по тебе скучала.
Мы оба прекрасно понимали, что речь не только о занятии, но и о тех днях, когда мы избегали друг друга.
– Мика?
Я обернулась, чтобы посмотреть ему в глаза.
– Да?
– Кажется, нам надо поговорить.
Нервы вдруг натянулись, как струнки.
– Да, надо.
– Есть кое-что… – Речь Джулиана прервалась телефонным звонком.
Машинально я проверила все карманы в поисках телефона, но потом вспомнила, что оставила его в ванной. Звонил лежавший неподалеку мобильник Джулиана. Прищурившись, я попыталась разобрать, что написано на экране. Звонили с неизвестного номера.
Его родители, промелькнула мысль.
Джулиан сбросил вызов и отложил телефон.
– Я хотел сказать: ты должна кое-что обо мне узнать. Наверное, давно уже следовало просветить тебя, но я… боялся. – Опять раздался звонок. Джулиан выругался. Тот же самый неизвестный номер. Джулиан опять отклонил звонок и выключил звук на мобильнике.
Джулиан возился с телефоном, а я в это время поставила фильм на паузу. Сердце бешено билось в груди: вот-вот выпрыгнет. Он сейчас расскажет все про Софию, что угодно ставлю. Нельзя вести такие беседы, прерываясь на ссоры Люси Лью и ее помощницы.
Я так взволнована! Сев лицом к Джулиану – он уже в панике прикусил губу, – положила руку ему на колено, чтобы успокоить.
– Что ты хочешь сказать?
– Я… ну… знаешь… – запнувшись, он нервно усмехнулся. – Черт, ну почему так сложно?
Рассеянно он потер руки о штаны. Кадык беспрестанно шевелился, но страх проглотить невозможно. И вот, в ту самую секунду, когда Джулиан уже собрался с духом и приготовился говорить, загорелся экран его телефона. Жаль, что мы не могли просто не обратить внимания: во мраке укрытия любой свет сиял ярко, как факел.
Как завороженная я уставилась на отображавшийся на экране номер.
– Может, тебе лучше ответить?
– Не сейчас.
– Вдруг это срочно. – Я подняла телефон, приняла вызов и протянула трубку Джулиану, не оставляя ему выбора.
Поколебавшись, он все-таки взял мобильник.
– Да? – равнодушно сказал он и вдруг перестал казаться взвинченным до предела. Собирался уже что-то ответить собеседнику, но, очевидно, не успевал вставить ни слова.
Затаив дыхание, я вся обратилась в слух. Жаль, не разобрала ничего, кроме пронзительного писка. Это плачет человек на том конце провода?
– Мама! Мама, успокойся. Что же… – тут Джулиана перебили. – Что случилось? Умер? – Он побледнел от потрясения.
От ужаса у меня перехватило дух. Я догадывалась, что звонок не предвещает ничего хорошего, но чтобы смерть… Его отец мертв? Вряд ли он старше пятидесяти. Придвинувшись ближе к Джулиану, я сжала его колено в попытке оказать поддержку. Уже готова была утешать своего убитого горем друга, но не видела печали на его лице. В его глазах я разглядела лишь пустоту и слабую тень шока.
– Мне ужасно жаль это слышать. – Его голос даже не дрогнул.
Из трубки донесся ответ матери Джулиана. От ее рыданий разрывалось сердце, и его осколки больно кололи грудь изнутри. Да, я никогда не видела эту женщину, к тому же она, очевидно, в прошлом причинила Джулиану уйму боли, но в тот момент она нуждалась в сострадании как никто другой. Сначала потерять дочь, а следом и мужа – такого и врагу не пожелаешь.
– Когда будут похороны?
Плач на том конце линии прервался, но ответа я все же не смогла разобрать. Что бы мама ни говорила, Джулиану это, кажется, не нравилось: он помрачнел, и в сумраке убежища я различила, как его глаза горят от гнева.
– Ладно, я понял. Спасибо, что позвонила. Пока.
Я сильно удивилась. Спасибо, что позвонила?
Завершив разговор, Джулиан неосторожно швырнул телефон в гору подушек. Тяжело вздохнул и потер ладонями глаза – жест не печали, а усталости. Звонок явно оставил его совершенно без сил.
– Ты в порядке? – бережно я дотронулась до его руки.
– Да.
Резкость ответа доказывала обратное. Усевшись к нему на колени, я прижалась теснее. Но обнимать меня Джулиан не стал, только опустил руки на пол.
– Что же случилось? – ответ я попыталась отыскать в его глазах.
– У отца снова был сердечный приступ, – отрешенно выговорил он. – Ему делали срочную операцию, и сердце остановилось. Его пытались реанимировать, но безрезультатно.
– Я так тебе сочувствую, Джулиан. – Я расчесала ему волосы пальцами, пытаясь разобраться, какой именно поддержки он от меня ждет. Как ему помочь?
Скорбь – штука неповторимая. Все справляются с ней по-своему. Может, Джулиан хочет заглушить горе едой? Утопить в алкоголе? Или ему нужны лишь объятия? Как же все сложно… На его лицо вернулась маска, прятавшая настоящего Джулиана. Так, я решила зайти с другой стороны.
– На какой день назначены похороны?
– Следующую пятницу.
– Хочешь, я пойду с тобой?
– Нет. – Это уже прозвучало резко и грубо.
Я оцепенела. Намотала прядь его каштановых волос на палец, стараясь не принимать отказ близко к сердцу. Похороны – это очень личное, но я надеялась, что мы с Джулианом зашли достаточно далеко, чтобы делиться друг с другом всем.
– Ты хочешь быть с родственниками, понимаю.
– Что? Нет. – Он встряхнул головой. – То есть я сам не пойду.
Я с удивлением отшатнулась.
– Как так?
– Не хочу, – пожал он плечами, едва заметно колеблясь.
Я ни на секунду не купилась на его равнодушие. Как можно не хотеть идти на похороны отца? Пусть вы разругались, но это же последний шанс попрощаться.
Склонив голову набок, я постаралась определить его чувства по выражению лица. Жаль, в тусклом свете ускользали нюансы выражения, пробивавшиеся сквозь бездушную маску. У него глаза покраснели или мне лишь показалось?
– Уверен? – решила убедиться я. – Больше такой возможности не представится.
– Я в курсе. – Он крепко стиснул зубы.
Но я просто-напросто не смогла принять этот ответ и закрыть тему: его голос сорвался на последнем слове.
– Если у тебя и в самом деле нет желания идти туда – ладно. Но я не хочу, чтобы через год, два или пять лет ты опомнился и пожалел, что отказался.
Джулиан вцепился в одеяло, сдерживаясь, чтобы не начать бить кулаками в стену, но не произнес ни слова.
В убежище повисла тишина, столь густая, что даже дыхание сквозь нее не могло продраться. И тут вдруг Джулиана охватила дрожь. Он рывком опустил голову, но все же не успел скрыть от меня, что глаза у него на мокром месте. Сорвалась слеза и капнула ему на спортивные штаны, оставив темное пятно на серой ткани.
– Вот черт, – выругался он, зарывшись лицом в ладони. Руки крепко вцепились в волосы, а потом вдруг задрожали.
Несмело, еще более робко, чем обычно, я погладила его по плечу. Джулиан кашлял и задыхался, пытаясь взять себя в руки.
– Джулиан?
– Она не хочет меня видеть.
Тут у меня сердце ушло в пятки.
– Что?
– Она велела мне не появляться там.
А слезы все капали и капали, текли по его лицу и падали на штаны, окрашивая их темнее и темнее…
От одного вида несчастного я едва не полезла на стену. Я сжала кулаки, принимая недюжинные усилия, чтобы не схватить телефон и не позвонить матери Джулиана. Как можно такое говорить? Как она посмела?
– Все равно иди, – шептала я, нежно сжимая и поглаживая его руки, от ладоней до локтей.
Но Джулиан замотал головой.
– Нет, они и знать меня не желают. Они… – он глубоко вздохнул, но следующие слова тем не менее дались ему с трудом. – Они все ненавидят меня.
С ресниц у меня капнула слеза и побежала по щеке, но я даже не потрудилась смахнуть ее. Все мое внимание принадлежит Джулиану, и сейчас главное – осмыслить сказанное.
– А кто они? – спросила я. И за что им тебя ненавидеть?
Однако он меня даже не услышал. Дрожа всем телом, он продолжал лепетать малопонятные слова:
– Все винят меня. Отец из-за меня умер. Это из-за меня у него сердце разбито. Я – нечто мерзкое. Больное. Позор семьи. Нужно сделать всем одолжение и покончить с собой.
От потрясения у меня закружилась голова. Меня словно парализовало. Соленые слезы защипали глаза. Следовало успокоить Джулиана, утешить, но дар речи покинул меня. Чего ради он должен нести ответственность за смерть отца? Почему он должен заболеть или совершить самоубийство? Что за страшные люди способны на такие слова? Да еще и бросать их в лицо сына, потерявшего отца?
– Я пытался, но духу не хватило, – бормотал Джулиан. Казалось, он с головой ушел в себя, в свой мир, полный боли и отчаяния. Все чувства, которые он днями, месяцами, годами скрывал от меня и всех окружающих, разом вырвались на волю и погребли беднягу под своей тяжестью. – Ничего не понимаю. Я же не хотел никому навредить. Просто хотел быть самим собой. Почему они не могут этого понять? Почему они меня обижают? Почему они не могут просто любить меня тем, кто я есть? – Он так и прятал лицо в ладонях, но у меня вовсе не было необходимости разглядывать его, чтобы догадаться, какая боль гложет его. Она жалила его на каждом вдохе. Бежала следом за каждым содроганием, охватившим плечи. Саднила на каждом произнесенном звуке.