Я попыталась осмыслить его слова, подобрать контекст. Но как бы я ни старалась, суть от меня ускользала. Эти ужасные вещи не вписывались в образ Джулиана. Только в одном я не сомневалась: они мне знакомы. Этими жестокими штрихами нарисована и наша с Джулианом картина.
– Ты ошибаешься, – быстро выпалила я, чтобы рассудок не успел предостеречь от опасности, а сомнения – потащить назад. – Есть человек, который любит тебя любым. Это я. – Чертенок на плече призывал к благоразумию. Признаю, я слишком многого не знаю о Джулиане. Но никаким силам в этом мире не переубедить меня. – Я люблю тебя, Джулиан. Слышишь? Люблю, – наклонившись, прижалась к его груди. – Я люблю тебя.
Наконец он начал успокаиваться, дыхание выровнялось, и я решила открыть ему лицо. Сперва он сопротивлялся, но все же сдался и опустил руки. На щеках высохли слезы, глаза опухли и покраснели. Мы встретились взглядом. В его зеленых глазах отразились искания – Джулиан еще сомневается, верить мне или нет.
– Я люблю тебя, Джулиан, – повторила я. На удивление легко дались мне слова, каких я прежде не говорила мужчинам.
Он все не спускал с меня глаз. На его красивом лице бушевала буря эмоций. Но нам обоим не нужно было стыдиться своих чувств.
Улыбнувшись, я погладила его по щеке. Его лицо сияло в сравнении с моей рукой.
– Понятия не имею, что не так с твоей матерью и другими людьми, о которых ты говоришь. Но они ошибаются. Ты совсем не такой. Ты – лучшее, что случилось со мной за всю жизнь.
Глава 32
Прикрыв глаза, я пыталась рассортировать мысли по полочкам. Но из задумчивости меня вырвал шум с лесенки.
В комнате было темно, лишь в окне виднелся свет уличного фонаря. Различить я смогла только силуэт Джулиана: закончив с душем, на который его еще уговаривать пришлось, он забирался ко мне на кровать-чердак. С мокрых волос капала вода, вместо белой рубашки на нем красовалась моя толстовка с супергероями – отрада для маленького сердечка комиксовой маньячки. Не говоря ни слова, он пристроился рядышком и взял меня за руку.
Я же просунула руку в карман толстовки, чтобы приобнять Джулиана за живот.
– Тебе лучше? – осведомилась я, прижимаясь к теплому телу. Впервые со дня знакомства он пах не собой, а мной и гелем для душа – молоко с медом.
– Да. – Славно, что вода смыла последние слезы – он вновь похож на себя. – Прости, что тебе не посчастливилось стать свидетельницей моей истерики.
Я чмокнула его в плечо.
Его взгляд блуждал в пустоте. Рассеянно Джулиан погладил меня по руке, затем скользнул под футболку, обнимая за талию.
– Тебе не за что извиняться. Я была рада помочь.
– Ты и вообразить не можешь, как мне стыдно, – сконфузился он. – Мне еще ни разу не приходилось реветь перед кем-то, не считая разве что врачей, – словно мимоходом выдал Джулиан. Я даже подумала: он и собирался рассказывать именно об этом или проговорился по забывчивости?
– Выброси эту чушь из головы. У тебя отец умер. Да, ладили вы на редкость скверно, но он остается твоим папой. И постарайся забыть гадости, что наговорила тебе мама. Я бы от чего-то подобного не скоро оправилась. Свернулась бы калачиком на полу и рыдала часами.
– Естественно.
– Серьезно, – надулась я. – Ревела бы, как дитя малое.
– Да уж, мы друг друга стоим, – фыркнул он.
– Ага, идеальная парочка.
Тут он наконец проявил признаки жизни: на лице промелькнула мимолетная улыбка, и Джулиан прижался ко мне, крепко-крепко.
Разумеется, от меня не ускользнуло, что он и словом не обмолвился по поводу моего признания, но я не обратила на это никакого внимания. У Джулиана сейчас хватает забот, а мне достаточно просто знать, что он меня тоже любит. В ином случае мои слова не дошли бы до цели и не смогли бы выцарапать его из черной дыры, где он оказался по вине матушки.
– И что ты собираешься делать? – поинтересовалась я, принявшись нервно дергать торчавшую в кармане толстовки нитку.
– В смысле? – запутался Джулиан.
– Я о похоронах. Ты пойдешь?
– Нет.
Как досадно. Я едва не упала духом, чувствуя себя виноватой, что опять подняла эту тему. Что за напасть. Почему именно мне вечно приходится его уламывать?
– Ты абсолютно уверен?
– Ты что, не слышала?
– Да, мама тебя там видеть не желает, но я думаю, что она негодяйка. Не слушай ее и вообще забудь, – продолжала я, прикусив язык, чтобы не обругать эту ужасную женщину словами покрепче. – Твой отец умер. А ты давно не ребенок. Забудь, что наплела тебе мама. Ты сам хочешь пойти на похороны? Да или нет?
Джулиан сильно притих, размышляя над вопросом. Наконец он кивнул.
– Да, я очень хочу.
– Значит, так тому и быть.
– Но…
– Никаких «но», – перебила я и приподнялась на локтях, возвышаясь над парнем. – Ты хочешь попрощаться с отцом – значит, попрощаешься. Если мать не сможет смириться с этим – это ее проблемы. Ты к ним не имеешь отношения. Никто же не заставляет вас общаться друг с другом.
Хмурь покинула его черты.
– На словах все так просто.
– И на деле проще, чем ты думаешь.
– И ты поедешь со мной?
– Если хочешь.
Джулиан опять набычился, но все же кивнул. С трудом, но ответ засчитан.
Забыв, что меня в темноте не видно, я улыбнулась и, спохватившись, чмокнула его в губы. Велела себе не забыть поутру купить на накопленные мили билеты в Айдахо, чтобы Джулиану не пришлось об этом беспокоиться.
– Хочешь, досмотрим фильм? – спросил он, щекоча меня кончиками пальцев.
Люблю, когда он трогает меня, и просто тащусь от того, что он понимает, как сильно мне нужны прикосновения. Обожаю обниматься. Человеческая близость и тепло – мое все. Джулиан, в свою очередь, довольно скуп на касания, хранит их, как сокровища. Даже в день рождения не решился обнять Кэсси, а мне отдавал всю близость, какую только мог собрать.
– Нет, я так устала, – закрыла я глаза.
– Тогда давай спать.
Я кивнула, хоть меня и раздирало любопытство. Появилось множество вопросов о его маме и о том, что она говорила. Одна фраза особенно не желала идти из головы. И Джулиан так и не поделился тем, о чем собирался рассказать до рокового звонка. Но вечер что-то затянулся. У меня не осталось никаких сил на размышления и тревоги, для них найдется время в будущем – вся жизнь впереди.
Вздохнув, я прижалась к Джулиану и стала слушать его дыхание. Медленно сознание уплывало в тот чудный туманный край, где заканчивается реальность и начинается сон.
– Мика?
– Да? – промычала я.
Джулиан помедлил.
– Я тоже тебя люблю.
– Знаю, – улыбнулась я.
Айдахо встретил нас дождем. Разумеется, дождем, чем же еще. Мэйфилд провожал нас яркими лучами солнца, а вот Айдахо оказал холодный прием: густые облака накрыли все будто серой шерстью. Но и без скверной погоды настроение было подавленным – мы же все-таки на похороны едем. Вопреки всем сомнениям Джулиана, который менял решение с десяток раз на дню.
Утром, проснувшись в моей постели, он заявил, что не поедет, но уже через пять часов, застыв перед полкой в магазине, передумал. Спустя два часа во время прогулки в парке решение снова изменилось. И так всю неделю.
Разумеется, мне было плевать: я-то знала, что в конечном итоге все закончится в Айдахо, в буквальном смысле.
Самолет приземлился. Погасло табло «застегнуть ремни», и пассажиры тут же всполошились. Я отстегнула ремень, но не поддалась всеобщему волнению. Нам некуда торопиться: багажа нет, только ручная кладь на пару дней, и, поскольку похороны будут лишь после обеда, мы точно успеем.
Погрузившись в свои думы, Джулиан глазел в окно. Весь полет я не отпускала его руку, ведь он так нуждался в поддержке.
Джулиан обернулся ко мне. Мрачнее тучи, да еще и круги залегли под глазами – следы бессонной ночи.
– Все хорошо? – улыбнулась я.
– Порядок, – пожал он плечами.
– Хочешь перекусить перед заселением в мотель?
– Нет, возьми себе что-нибудь, если надо.
– Я тоже не хочу, – соврала я, а желудок выразил громкий протест. Не смогла ничего съесть утром – всегда паникую перед полетами. Еще одна вещь, которую я скрывала от Джулиана. И вот теперь пропущенный завтрак вышел мне боком. Но пусть лучше Джулиан немного поспит в мотеле, а я перехвачу там что-нибудь.
Самолет опустел, и мы подхватили сумки. Выйдя из терминала, взяли такси. Семья Джулиана живет далеко от аэропорта, в небольшом городке с одним-единственным мотелем. Светлый фасад, балконы украшены горшками с цветами – выглядит не слишком убого, по крайней мере снаружи. Джулиан расплатился с таксистом, и мы вместе направились на стойку регистрации.
Там нас встретила пожилая женщина с редеющими каштановыми волосами. Она начала улыбаться нам, едва мы переступили порог.
– Добрый день! Меня зовут Дебра. Чем я могу вам помочь?
– Здравствуйте, мы бронировали номер. На фамилию Оуэнс, – сказала я.
Дебра сразу обратилась к ноутбуку. Быстро отыскала бронь и вручила нам бланк регистрации.
Я заполнила его и вернула Дебре вместе с деньгами за ночь в мотеле.
– Большое спасибо. – Она сверила данные. – Ой, да вы из Мэйфилда. Там учится мой старший внук, Стивен. Вы его не встречали? – Я покачала головой. – Жаль. И что же привело вас в Эктон?
– Похороны, – отрезал Джулиан, до сих пор хранивший молчание.
– О боже. – Улыбка Дебры померкла. – Эдди?
– Да.
– Это настоящая трагедия. Он же был так молод. А его жена? Бедняжка. Потерять сначала дочь, а потом и супруга. – Покачав головой и поцокав языком, она перекрестилась. – Неисповедимы пути твои, господи.
При упоминании матери и сестры Джулиан оцепенел.
– Вы знаете их семью? – поразилась я.
– Да уж давненько, – кивнула Дебра.
Сбитая с толку, я переводила взгляд с Джулиана на Дебру. Что-то тут не сходится. Дебра знакома с семьей Джулиана. Тогда почему она не узнала его? Во всяком случае, я не заметила. Тогда она знала бы, зачем мы приехали сюда. С другой стороны, Джулиан как-то упоминал, что больше шести лет не появлялся дома. Вероятно, причина в этом.