– Это от нас всех на кухне, с любовью, – сказала Авива, румяная от жара кастрюль, – чтоб не забывала нас там.
Они ели молча. Обе притворялись, что получают удовольствие, и у обеих не было аппетита.
– Я что подумала, – сказала, наконец, Лея и отодвинула тарелку, – знаешь мой маленький склад продуктов? Через два дома отсюда. – Тамар знала. – Я положу тебе там матрац на пол, и не говори мне нет! – Тамар молчала. – Ключ будет под вторым вазоном. Если ты решишь, что тебе надоело спать в Саду Независимости, предположим – обслуживание номеров там будет не слишком стильным, приходи ко мне на склад, поспи ночь как человек, хорошо?
Тамар перебрала в уме все возможные опасности. Кто-нибудь может увидеть её входящей в склад и выяснить, кому он принадлежит. Лея, конечно, её не выдаст, но кто-то из работников кухни может проговориться по ошибке, и так узнают, кто она и раскроют её план. Лея с горечью смотрела на морщинки, пересекшие чистый лоб Тамар. Подавила вздох, да что это с ней в последнее время.
Но матрац на складе – это всё же хорошая мысль, подумала Тамар. Даже очень хорошая. Ей только нужно будет убедиться, что никто за ней не следит, когда она входит. Ничего не случится, если поспит там одну ночь и вернёт себе человеческий облик. Она улыбнулась. Её острое, напряжённое, собранное лицо потеплело. Одно мгновение она была сама сладость, и Лея растаяла:
– Приходи, мами, поспи, там есть кран и маленькая раковина, умойся. Туалета нет.
– Я как-нибудь управлюсь.
– Ах, мне так приятно, что могу немного помочь, – расчувствовалась Лея, и уже знала, что каждое утро будет спешить на склад, посмотреть, спала ли там ночью Тамар. Будет оставлять ей маленькие ободряющие записочки.
– Только пообещай, – попросила Тамар, увидев влагу в глазах Леи, – что если увидишь меня на улице, неважно, работаю я или просто сижу и отдыхаю в каком-нибудь углу – ты не подойдёшь. Даже если ты уверена, что я одна, не подашь виду, что знаешь меня. Хорошо?
– Упрямая ты, – сказала Лея, – но раз сказала – всё. Только объясни мне, как я пройду мимо, не обняв тебя? Не принесу тебе что-то поесть? И что, если со мной в эту минуту будет Ноа? Как она сможет не прыгнуть на тебя?
– Она меня не узнает.
– Да, – тихо сказала Лея, – так она тебя не узнает.
Тамар искала утешение в её глазах:
– Это так ужасно?
– Ты... – ты такая голая, что у меня разрывается сердце, хотела сказать Лея. – Для меня ты всегда красивая, – сказала она, наконец, – моя мама говорила, красивому хоть башмак на лицо надень – ему и это пойдёт. – Тамар благодарно улыбнулась ей, положила руку на её широкое плечо и сочувственно пожала. Потому что маленький водораздел горя, который во время всего обеда был натянут между ними, отклонился в сторону Леи, чья мама, конечно же, не её имела в виду в своём высказывании.
Тамар сказала:
– Не знаю, как я удержусь, если ты пройдёшь мимо с Нойкой. Знаешь, что я подумала? Это в первый раз я расстаюсь с ней так надолго.
– Я принесла тебе её фото, – сказала Лея, – хочешь?
– Лея... Я ничего не могу туда взять, – она вцепилась в фотографию, и её лицо округлилось, помягчело и расплылось, как рисунок акварелью, который слегка потёк и вылез за границы линий. – Птичка моя... если бы я могла взять. Я бы надышаться на неё не могла, ты знаешь.
Самир убрал тарелки, упрекнул обеих, что не всё съели. Бросил обеспокоенный взгляд на лысину Тамар. Они почти не заметили его: смотрели на снимок и таяли от общего счастья.
– В яслях, – рассказывала Лея, – с ними говорили о братьях и сёстрах, и когда её спросили, есть ли у неё брат или сестра, как ты думаешь, что она сказала?
– Что это я, – улыбнулась Тамар, перекатывая внутри каплю гордости, как вино в бокале. Они ещё долго смотрели на маленькую девочку с кожей цвета слоновой кости и раскосыми глазами. Слово в слово помнила Тамар, что рассказала Лея, когда они сблизились; что в мире, в котором она жила примерно до тридцати лет, в прошлой её жизни, она почти не была женщиной.
– Ко мне там относились с уважением, – рассказывала Лея, – но относились как к парню, не как к женщине. И у меня самой тогда тоже не было женских чувств. Никаких. С самого детства я не была ни настоящей девочкой, ни настоящей девушкой, ни женщиной, ни мамой. Ничего женского не было у меня. И только теперь, в сорок пять лет, благодаря Ное.
Толстый мужчина, беловолосый и краснолицый, поднял шум за одним из столов в центральном зале. Сердился на Самира, что подал ему вино недостаточно охлаждённым, кричал, что Самир дурак и невежда. Лея моментально кинулась туда, как львица на защиту детёныша.
– А ты кто такая? – процедил мужчина. – Я требую хозяина ресторана!
Лея скрестила крепкие руки на груди:
– Это я. В чём проблема, господин?
– Ты что, смеёшься надо мной?
Тамар почувствовала, как все её внутренности застыли от обиды за Лею.
– Что такое, – сказала Лея совершенно спокойно, только губы её побелели, и длинные шрамы на щеке сильнее выделились, – может, вы и хозяина ресторана хотите выбрать из меню?
Мужчина покраснел ещё сильнее. Глаза его вылезли из орбит. Полная дама рядом с ним, украшенная позолоченными цепями, успокаивающе положила руку на его предплечье. Лея, силой, которой не было у Тамар, сразу справилась с собой, успокоилась, послала Самира на кухню поменять вино, и сказала, что новое вино будет за счёт заведения. Толстый мужчина поворчал ещё немного и умолк.
– Какая свинья,– сказала Тамар, когда Лея вернулась.
– Я его знаю, – сказала Лея, – какой-то большой чин в армии, был когда-то генералом или что-то такое. Думает весь мир у него в кармане. Всё время скандалит, покупает склоки за деньги, – она быстро налила себе, и Тамар увидела, что её рука дрожит.
– К этому не привыкнешь, – призналась Лея со вздохом.
– Не смей его слушать! – кинулась Тамар утешать, как обычно. – Только подумай, что ты сделала в жизни и через что прошла, и как выбралась оттуда, и как ездила во Францию, одна, и три года училась там в ресторане, – Лея слушала её со странной смесью страсти и отчаяния, длинные шрамы на её щеке пульсировали, как будто по ним текла кровь, – и как создала это место, и всё своими силами, и как ты растишь Нойку, нет другой такой мамы на свете – так что тебе до болтовни этого ничтожества?
– Иногда я думаю, – проговорила Лея, – что если бы только был здесь какой-нибудь мужчина, кто-нибудь, кто схватил бы эту дрянь за шиворот и вышвырнул бы к чёртовой матери. Этакий Брюс Уиллис...
– Или Ник Нолта, – засмеялась Тамар.
– Но чтоб внутри был нежным! – подняла Лея палец. – Чтоб был душка.
– Такой Хью Грант, – воскликнула Тамар, – который будет тебя любить и баловать.
– Нет, ему я не верю. Красавчик. Ты тоже держись от таких подальше. У тебя к ним слабость. Я заметила. Мне, – засмеялась Лея, и сердце Тамар расширилось от гордости, так как она снова спасла Лею от депрессии, – мне нужен Сталоне, но внутри с начинкой Харви Кайтела? Это его мы видели в "Дыме"?
– Таких не бывает, – вздохнула Тамар.
– Обязан быть, – сказала Лея, – тебе тоже нужен.
– Мне? Мне сейчас совсем не до того, – не было у неё сил на это. Каждая мысль о любви, о близости была для неё сейчас опасна. Лея смотрела на неё и думала, зачем она так с собой поступает. Почему так губит себя в таком возрасте. И вдруг чуть не подскочила на месте, Боже мой, на этой неделе ей исполнится шестнадцать! Правильно? Или я ошибаюсь? Быстро сосчитала в уме, конечно, на этой неделе, а она ничего не говорит об этом, и она будет одна на улице, как можно, как... Лея чуть не сказала что-то, но Цион пришёл из кухни с десертом, и она только бросила:
– Что это вы все сегодня выходите один за другим?
Цион засмеялся:
– Это только в честь Тамар.
Тамар блаженствовала над мороженым с мёдом и лавандой и сожалела, что не может сделать запасы в своём теле и есть из них понемножку весь ближайший месяц. Вылизала до последней ложечки, и Лея, сама того не замечая, шевелила губами вместе с ней.
– Давай посмотрим, всё ли я поняла, – сказала она, – когда ты выходишь на улицу в первый раз?
– Думаю, сейчас, после еды, – сказала Тамар, и слегка вздрогнула, – это уже начинается.
– О, господи! – Лея не сумела сдержать тяжёлый вздох. – А когда ты мне позвонишь?
– Прежде всего, я никому не звоню весь этот месяц, – сказала Тамар, и с силой переплела пальцы, – а потом, примерно через месяц, где-то в середине августа, в зависимости от ситуации там, и если всё пойдёт как надо, я позвоню и скажу тебе приехать с "Жуком"[14].
– И куда я тебя повезу?
Тамар сдержанно улыбнулась:
– Когда это произойдёт, я тебе скажу.
– Ну, ты даёшь, – покачала головой Лея и подумала, хорошо бы, чтобы всё уже закончилось, и вернулась бы та, прежняя, Тамар.
Они встали и пошли на кухню. Тамар поблагодарила всех за особенный обед, обнялась и расцеловалась с поваром и поварихой, и с помощницами, и с официантами. Лея предложила поднять бокалы за здоровье Тамар, за удачу в долгой поездке, которая её ожидает. Они выпили. Все смотрели на неё с опаской. Она не была похожа на путешественницу. Она выглядела как перед операцией.
Тамар, голова которой начала кружиться от вина, всматривалась в тесную заполненную паром кухню, в любимые лица вокруг. Думала о многих часах, проведённых здесь, руках, до локтя погружённых в груду рубленой петрушки или наполняющих виноградные листья рисом, кедровыми орешками и мясом. Два года назад, в возрасте четырнадцати лет, она решила бросить школу и стать помощницей повара у Леи. Лея согласилась, и Тамар проработала там несколько недель, пока её отец не узнал, что она не ходит в школу. Он пришёл и кричал, и угрожал, что приведёт инспекторов из министерства труда, если Тамар ещё хоть раз покажется в ресторане. Тамар почти тосковала сейчас по той унизительной сцене: видеть отца таким настойчивым и решительным, борющимся за неё. Она вернулась к ненавистной учёбе, а с Леей встречалась только дома, когда приходила понянчить Ноу, свою любимицу. Но она не отказалась от мысли о кулинарии, потому что всё равно, думала она сейчас, на вторую её карьеру уже нет больших надежд.