— Ну так что? Чем ты занималась?
— Гуляла.
— Под проливным дождем?
— Да.
— И где же ты гуляла?
— Около нашего старого дома.
— Но зачем?
— Потому что мы жили именно там, когда я… — «Умерла», — мысленно добавила она. — Когда это случилось.
На лице Джима появилось такое выражение, словно Дэйзи неожиданно ущипнула его за нижнюю губу.
— Неужели ты думаешь, что причины случившегося все еще там, будто какая-нибудь мебель, которую мы забыли перевезти сюда?
— В каком-то смысле да.
— В этом случае тебе следовало подойти к двери и посмотреть. Поинтересоваться у новых жильцов, можно ли тебе поискать потерянный день на чердаке.
— Там никого не было.
— Господи! Ты хочешь сказать, что и впрямь пыталась войти?
— Я позвонила в дверь. Никто не откликнулся.
— Слава Богу. Что бы ты сказала, если бы дверь открыли?
— Только то, что я когда-то жила здесь и хотела бы еще раз взглянуть на дом.
— Чем давать тебе повод для подобных демонстраций, — сдержанно заметил он, — я уж лучше выкуплю этот дом для тебя снова. Тогда ты сможешь все дни напролет сидеть в нем, обыскивать каждую щель этого чертова дома, рассматривать весь хлам, который обнаружишь.
Она выдернула руку. Какое-то время ей казалось, что между ними установилась внутренняя связь, но теперь этот хрупкий мостик смыла волна его злой иронии.
— Я вовсе не роюсь в поисках хлама. Я больше не собираюсь устраивать демонстраций. Я пошла туда только потому, что думала: если я окажусь в той же обстановке, что и прежде, то смогу вспомнить нечто ценное.
— Ценное? Золотую секунду своей смерти, да? По-моему, все это немножко ненормально. Когда это ты так полюбила идею смерти?
Она резко встала и прошла в противоположный конец комнаты, словно стараясь скрыться от его жалящего сарказма. По ее реакции он понял, что зашел слишком далеко, и сменил тон:
— Неужели тебе так тосклива твоя нынешняя жизнь, Дэйзи? Ты думаешь, что просто не жила все последние четыре года? Твой сон об этом?
— Нет.
— А я в этом просто уверен.
— Но ведь это не твой сон.
Принц проснулся и переводил взгляд с Дэйзи на Джима и обратно, будто зритель на теннисном матче.
— Я не хочу с тобой спорить, — сказала Дэйзи. — Это огорчает собаку.
— Огорчает кого? Боже правый. Ладно, ладно, мы не станем спорить. Мы ни в коем случае не можем огорчить собаку. Все в порядке, даже если для этого всех нас нужно превратить в лепечущих идиотов. Мы всего-навсего люди и не заслуживаем лучшей доли.
Дэйзи поглаживала мягкими успокаивающими движениями голову Принца, ее прикосновения должны были сказать ему, что все в порядке, не следует доверять собственным глазам и ушам, не надо принимать происходящее всерьез.
«Надо ей подыграть, — подумал Джим, вспомнив совет Адама. — Бог знает почему не сработал мой собственный подход».
— Итак, ты вернулась на нашу улицу, — произнес он наконец, — и походила по ней.
— Да.
— И каковы же результаты?
— Поругалась с тобой, — с горечью ответила она. — Вот и все.
— Ты так ничего и не вспомнила?
— Ничего, что указывало бы на конкретный день.
— Надеюсь, ты понимаешь, что найти указания на конкретный день тебе, скорее всего, не удастся.
— Да.
— Но хочешь попробовать?
— Да.
— Несмотря на мои возражения?
— Да, если ты не передумаешь. — На какое-то мгновение она замолчала, рука ее замерла на собачьей шее. — Я вспомнила ту зиму. Может быть, это начало. Как только я увидела кусты жасмина на южной стороне дома, я вспомнила, что в тот год стояли сильные морозы, жасмин у нас полностью вымерз. По крайней мере я думала, что кусты погибли, они казались мертвыми. Но весной они ожили.
«А я нет. Жасмин оказался крепче, чем я. Для меня весна так и не наступила. Я не ожила».
— Это начало. Правда? То, что я вспомнила зиму.
— Думаю, да, — сказал он с трудом. — Думаю, это начало.
— Однажды снег покрыл даже верхушки гор, и старшеклассники бросили школу, чтобы подняться наверх и посмотреть на снег, потом они возвращались на машинах по Стейт-стрит, а кучки снега лежали на крыльях автомобилей. Они казались такими счастливыми. Многие из них видели снег впервые.
— Дэйзи!
— Мне всегда казалось, что снег в Калифорнии ненастоящий. Другое дело у нас дома, в Денвере. Там он был частью нашей жизни, причем не всегда приятной. В тот день мне тоже хотелось подняться и посмотреть на снег, как старшеклассникам, чтобы убедиться, что он настоящий, а не какой-нибудь искусственный, наваленный голливудскими аппаратами… Год страшных морозов, ты должен его помнить, Джим. Я заказала тогда машину дров для камина, но и представить себе не могла, что машина дров — это так много, и, когда их привезли, нам было негде их сложить, кроме как на улице под дождем.
Дэйзи страстно хотелось продолжить разговор. Ей казалось, что она сможет убедить его в важности своего замысла, в необходимости его осуществления. Джим больше не пытался ее перебить. Он с облегчением почувствовал, что Адам был прав: ее план нереален. Все, что она смогла вспомнить до сегодняшнего дня, — немножко снега на верхушке гор, старшеклассники, едущие вниз по Стейт-стрит, несколько замерзших кустов жасмина.
7. Твоя мать поклялась страшной клятвойникогда не дать нам встретиться,потому что она стыдится меня
На следующее утро в промежуток между временем ухода Джима на работу и появлением Стеллы она позвонила в контору Пинаты, хотя и не слишком надеялась, что он окажется на месте в такую рань, но после второго гудка трубку сняли, и Дэйзи услышала его голос, встревоженный и подозрительный, словно ему следовало опасаться ранних звонков:
— Да?
— Мистер Пината, это Дэйзи Харкер.
— Доброе утро, миссис Харкер, — голос его прозвучал неожиданно тепло, через секунду она поняла причину, — если вы хотите отменить нашу договоренность, я не имею ничего против. Я не стану предъявлять вам счет, а оставшиеся деньги перешлю по почте.
— Ваши экстрасенсорные способности сегодня утром работают не слишком хорошо, — холодно заметила она. — Я звоню исключительно для того, чтобы перенести место и время нашей встречи — на двенадцать в вашем кабинете вместо здания редакции.
— Почему?
Она сказала ему правду без всякого смущения:
— Вы молоды и привлекательны, и мне не хотелось бы, чтобы люди неверно истолковали нашу встречу.
— Как я понимаю, вы не сообщили семье о том, что наняли меня?
— Нет.
— Какова причина?
— Я пыталась, но мысль о еще одной ссоре с Джимом просто невыносима. Он по-своему прав, но и я права, с моей точки зрения. К чему спорить?
— Он обязательно узнает, — предупредил ее Пината. — Слухи в этом городе распространяются очень быстро.
— Я знаю, но, может быть, к этому времени все выяснится. Вы разрешите…
— Миссис Харкер, я не могу разрешить вашу проблему, крадучись по боковым аллеям парка, пытаясь избежать встреч с вашей семьей и вашими друзьями. Тот день, на котором вы сосредоточили свое внимание, принадлежит не только вам. К нему имеет отношение огромное количество людей, скажем около шестисот миллионов китайцев, если называть лишь некоторых.
— Мне как-то не очень ясно, какое отношение ко всему этому имеют шестьсот миллионов китайцев.
— Да это я так. Неудачная шутка. — Он вздохнул довольно громко.
«Нарочно вздыхает», — подумала она с раздражением.
— Итак, я буду ждать вас ровно в три перед зданием «Монитор-пресс», миссис Харкер.
— Разве принимает решения не тот, кто нанимает себе сотрудника?
— Наниматели, как правило, знают, в чем их проблемы, и имеют, таким образом, право распоряжаться. Я не думаю, что в конкретном случае это относится к вам, только не примите, Бога ради, то, что я говорю, за обиду. Так что, пока у вас не появится каких-то новых идей, мы будем следовать моему плану. У вас есть какие-то свежие соображения?
— Нет.
— Тогда я жду вас сегодня днем.
— Но почему в таком странном месте?
— Потому что нам потребуется помощь официальных инстанций, — пояснил Пината. — Редакция «Монитор» знает о том, что случилось 2 декабря 1955 года, куда больше, нежели вы или я в данный момент.
— Сомневаюсь, чтобы они хранили номера такой давности.
— Ну, не в том смысле, что они предлагают их на продажу. Но каждый выпущенный номер можно получить на микрофильме. Будем надеяться, что мы обнаружим что-нибудь интересное.
Они оба оказались в условленном месте в назначенный час. Пината потому, что пунктуальность стала его привычкой, а Дэйзи из-за необычайной важности для нее этой встречи. Весь день, с самого момента своего звонка Пинате, она испытывала нетерпение и волнение, словно подсознательно рассчитывала на то, что газета распахнет свои страницы и откроет ей нечто чрезвычайно важное. Возможно, в этот день в мире происходило какое-то из ряда вон выходящее событие, и, стоит только ей его напомнить, она вспомнит свою реакцию на него. Оно окажется тем гвоздем, на который она сможет повесить весь свой день, шляпу и пальто, платье и свитер и, наконец, женщину, носившую всю эту одежду.
Часы на башне здания суда отзванивали три, когда Пината подошел к входу в здание «Монитор-пресс». Дэйзи уже стояла рядом с дверью. В своем сером полотняном костюме широкого покроя она выглядела весьма неброско и немодно одетой. Он не знал, оделась ли она так для того, чтобы не привлекать к себе внимания, или это был один из последних фасонов. Он перестал следить за модой после того, как Моника ушла от него.
— Надеюсь, я не заставил вас ждать, — сказал он.
— Нет, нет. Я только что пришла.
— Библиотека на четвертом этаже. Мы можем подняться на лифте, или вы предпочитаете идти пешком?
— Лучше пешком.
— Я знаю.
Казалось, она слегка удивилась:
— Как вы могли это узнать?
— Я видел вас вчера днем.