— Ему надо кое-что сделать, потом он вернется.
— Сюда?
— Почему бы нет?
— Ты не должна его впускать. Это очень плохой человек. Он все врет. Даже про свое имя. Он не Фостер, а Филдинг.
Хуанита попыталась скрыть раздражение, недоуменно пожав плечами:
— Ну и наплевать. Какая разница…
— Ты ему о чем-нибудь рассказывала?
— Конечно. Я сказала, что у меня болят ноги, а он посоветовал мне снять туфли, и я их сняла…
— У нас нет времени для твоего нахальства, — проговорила миссис Розарио очень тихим голосом. Все ее силы ушли на то, чтобы скрыть от дочери свое плохое самочувствие, но даже в ее шепоте была ярость.
Хуанита почувствовала это и возмутилась. Она побаивалась свою старую мать, которая могла натравить на нее святых и чертей, и страх ее усиливался еще и оттого, что она слишком много рассказала о себе Филдингу.
— Я ни словечка ему не сказала. Вот ей-Богу!
— Он спрашивал тебя про дядю Карлоса?
— Нет.
— Про Поля?
— Нет.
— Хуанита, послушай меня, на этот раз мне нужна только правда.
— Клянусь Святой Марией!
— В чем ты клянешься Святой Марией?
Лицо Хуаниты было совершенно бесстрастно:
— В чем хочешь.
— Хуанита, ты меня боишься? Ты боишься сказать правду? Я чувствую, ты пила вино. Может, ты выпила и забыла, что именно ты ему рассказала?
— Я не сказала ему ни словечка.
— Ни о Поле, ни о Карлосе?
— Клянусь Святой Марией!
Губы миссис Розарио бесшумно шевелились, когда она смиренно склонила голову и перекрестилась. Знакомый жест разбудил в Хуаните неприятные воспоминания, они обрушились на нее как горный камнепад, сметая на своем пути все страхи.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что я вру, старая ведьма! — закричала она.
— Тсс. Не надо говорить так громко. Кто-нибудь может…
— А мне плевать! Мне нечего скрывать! Есть кое-что, о чем ты не хочешь рассказывать!
— Прошу тебя. Нам надо спокойно поговорить, мы…
— Несмотря на все твои стоны и плачи, на все обращения к Всемогущему Господу, ты ведь ничем не лучше, чем мы, простые смертные. Верно?
— Верно, верно. Я ничем не лучше вас.
Комната наполнилась резким смехом молодой женщины:
— Ну, впервые за всю нашу чертову жизнь ты наконец с этим согласилась!
— Успокойся, пожалуйста, хоть на секунду, — попросила миссис Розарио. — Сядь рядом.
— Я могу слушать стоя.
— Полчаса назад здесь был мистер Харкер.
Хуанита смутно помнила, что это имя называл ей Филдинг. Оно тогда ничего для нее не значило и сейчас не имело смысла.
— Какое это имеет ко мне отношение?
— Мистер Харкер — отец Поля.
— Ты что, совсем спятила? Я в жизни своей не слыхала о парне по фамилии Харкер.
— Теперь услышала. Он отец Поля.
— Бог ты мой! Чего ты добиваешься, хочешь доказать, что я совсем спятила и даже не могу вспомнить имя отца собственного ребенка? Ты хочешь упрятать меня под замок, чтобы самой получать деньги из того самого фонда?
— Никакого фонда никогда не существовало, — спокойно сказала ей мать. — Карлос был бедным человеком.
— Зачем же ты врала?
— По необходимости. Если б ты кому-нибудь рассказала о мистере Харкере, нам перестали бы посылать деньги.
— Но как я могла кому-то рассказать про мистера Харкера, если я его даже не знаю. — Хуанита со всего размаха ударила кулаком по столу, солонка подскочила и упала набок, из дырочек тонкими струйками посыпалась соль, словно в ней появились пробоины от выстрела.
Миссис Розарио торопливо схватила щепотку соли и бросила под язык, чтобы уберечь дом от несчастья.
— Прошу тебя, не надо скандалить.
— Тогда отвечай.
— Мистер Харкер помогал Полю, потому что он отец мальчика.
— Никакой он не отец!
— Ты должна говорить именно так, вне зависимости от того, помнишь ты про это или нет.
— Не буду. Это неправда.
Миссис Розарио почти визжала, силясь перекричать Хуаниту:
— Ты должна делать так, как я говорю, и не спорь!
— Ты что, полагаешь, я не в состоянии вспомнить отца Поля? Он был летчик, его отправили в Корею. Я ему писала. Мы собирались пожениться, когда он вернется оттуда.
— Нет, нет! Ты должна меня выслушать. Мистер Харкер…
— Я никогда не слышала о парне по фамилии Харкер. Никогда в жизни! Поняла ты или нет?
— Тсс. — Лицо миссис Розарио стало серым, глаза потемнели от страха, она смотрела на заднюю дверь. — Кто-то стоит на крыльце, — прошептала она в тревоге. — Скорее запри дверь, закрой окна.
— Мне нечего скрывать. Чего ради?
— Господи! Неужели ты так и не послушаешься собственной матери! Неужели ты не поймешь, я стараюсь ради тебя, потому что люблю тебя!
Она протянула руку, пытаясь дотронуться до Хуаниты, но та отступила назад, удивленно и неодобрительно при этом хмыкнув, и подошла к двери.
Она открыла. На пороге стоял мужчина, чуть поодаль, на нижней ступеньке крыльца, остановилась женщина, различить ее лицо в сумраке было невозможно.
Мужчина, Хуанита видела его впервые, вежливо произнес виноватым тоном:
— Я стучал во входную дверь, но никто не открыл, и я подошел к задней.
— Ну и что?
— Меня зовут Стив Пината. Если вы не возражаете, я хотел бы…
— Я вас не знаю.
— Меня знает ваша мать.
— Он детектив, — угрюмо произнесла миссис Розарио. — Не говори ему ничего.
— Я привел с собой миссис Харкер, миссис Розарио. Она хочет поговорить с вами о деле, имеющем для нее принципиальное значение. Можно нам войти?
— Уходите. Я не могу ни с кем разговаривать. Я больна.
По цвету лица и прерывистому дыханию Пината сразу понял, что женщина говорит правду.
— Будет лучше, если вы позволите мне вызвать врача, миссис Розарио.
— Не надо. Просто оставьте меня в покое. Моя дочь и я, мы немного поспорили. Это вас не касается.
— Судя по тому, что я слышал, это непосредственно касается миссис Харкер.
— Пусть она спрашивает своего мужа, а не меня. Я ничего не могу сказать.
— Тогда, боюсь, мне придется задавать вопросы Хуаните.
— Нет! Нет! Хуанита абсолютно ни при чем. Она ничего не знает!
Ухватившись за край стола, миссис Розарио попыталась встать на ноги, но в изнеможении со вздохом упала на стул. Пината подошел к больной женщине и взял ее за руку.
— Позвольте вам помочь.
— Не надо.
— Вам нужно лежать не двигаясь, а я пока вызову врача.
— Нет! Священника — отца Сальваторе…
— Хорошо. Священника, так священника. Сейчас мы с миссис Харкер поможем вам добраться до спальни, а затем я пошлю за отцом Сальваторе. — Он махнул Дэйзи рукой, и она начала подниматься по ступенькам.
До этой минуты Хуанита стояла с совершенно бесстрастным лицом у распахнутой двери, словно все происходившее в комнате ее нисколько не касалось и не вызывало ни малейшего интереса. Но как только Дэйзи вошла в полосу света, молодая женщина узнала ее и вскрикнула.
Она закричала матери по-испански:
— Я встречала эту женщину в клинике. Она пришла, чтобы забрать меня туда. Не разрешай ей это делать! Я обещаю быть хорошей, я обещаю, что куплю тебе новое распятие, буду ходить к мессе и на исповедь, я больше никогда ничего не буду ломать! Только не позволяй забрать меня отсюда!
— Успокойся, — сказал Пината. — Миссис Харкер уже несколько лет не работает в клинике. А теперь послушай меня. Твоя мать очень больна. Ей нужно в больницу. Я хочу, чтобы ты помогла миссис Харкер приглядеть за ней, пока я вызову «скорую помощь».
Услышав про «скорую помощь», миссис Розарио снова попыталась встать на ноги, но тут же плашмя рухнула на стол. Стол опрокинулся, и она медленно и плавно соскользнула на пол. Почти сразу лицо ее почернело. Пината нагнулся и нащупал пульс, пульса не было.
Хуанита смотрела на мать с детским испугом, прижав кулаки к щекам:
— Как смешно она выгладит.
Дэйзи обняла ее за плечи:
— Нам лучше пойти в другую комнату.
— А почему она почернела, как негр?
— Мистер Пината вызвал «скорую помощь». Больше мы ничего сделать не можем.
— Но ведь она не умерла? Она не могла умереть, правда?
— Я не знаю. Мы…
— Господи! Если она умерла, они обвинят в ее смерти меня.
— Ну что ты, — попыталась успокоить ее Дэйзи. — Люди ведь умирают. Какой смысл винить кого-то?
— Они скажут, что это моя вина. Я плохо себя вела по отношению к ней, я разбила ее распятие, сломала дверь.
— Никто тебя не обвинит, — повторила Дэйзи. — Пойдем со мной.
Дэйзи думала только о том, как помочь Хуаните, это позволяло ей держать себя в руках. Она увела Хуаниту в соседнюю комнату и закрыла дверь. Здесь, среди многочисленных алтарей и ковчежцев, мадонн и увенчанных терновым венцом Иисусов, смерть казалась куда более реальной, нежели там, где лежала покойница. Похоже, эта комната только и ждала, что кто-то умрет.
Женщины сидели рядышком на кушетке в неловком молчании, как гости, которых еще не познакомила не слишком расторопная хозяйка.
— Я не знаю, что все это значит, — с отчаянием в голосе произнесла наконец Хуанита. — Просто ничегошеньки не знаю. Она велела мне солгать, а я не захотела. Я никогда никакого мистера Харкера не встречала.
— Это мой муж.
— Ну и ладно. Спросите его. Он вам сам скажет.
— Уже сказал.
— Когда?
— Четыре года назад. Перед тем как родился твой сын.
— И что же он сказал?
— Что он отец мальчика.
— Тогда он ненормальный. — Хуанита так сильно сжала кулачки, что ее широкие большие пальцы практически закрыли остальные. — Да вся ваша кодла свихнулась! Я даже не встречала никакого мистера Харкера!
— Я видела, как ты вылезала из машины мужа на стоянке перед клиникой накануне рождения ребенка.
— Может, он просто подвозил меня. Когда я беременна, меня часто подвозят. Не могу же я их всех помнить. Может, и он был среди них. А может, вы и не меня видели?
— Это была именно ты.
— Ладно. Наверное, я свихнулась. Вы ведь на это намекаете? Они, похоже, должны сейчас подъехать, забрать меня и засадить под замок в одном месте.