Мне 21 год, и я живу жизнью, о которой всегда мечтала. Я так думаю. У меня есть работа, зарплата, крыша над головой. Есть кому беспокоиться, когда я не подхожу к телефону. Есть счета и деньги, чтобы их оплачивать.
Время от времени Клеман приглашает меня в театр. Я сую несколько монеток билетерше, которая проводит нас к нашим местам. После представления мы идем выпить на террасе, летом и зимой, потому что теперь в Париже всегда 20 градусов под зонтиками с подогревом. Я спрашиваю, как ему спектакль, и он всегда отвечает, что было классно, вот и весь разговор.
Клеман часто целует меня, и я думаю, что это любовь. А нам просто особо нечего друг другу сказать.
В выходные он зовет меня в одну из тех больших квартир, которые снимают его друзья на троих-четверых. На Площади Республики, на Северном вокзале, на Барбес-Рошешуар – квартиры разные, но все одинаковые. Наборный паркет, лепнина на потолке, беломраморные камины – и в этом роскошном антураже мебель в основном из IKEA.
Вечеринки начинаются в четверг, но частенько уже во вторник или среду. Десятки бутылок вперемежку, без всякой логики, всюду, куда только можно их поставить. Ром, водка, бормотуха, а иногда бутылочка хорошего вина, которую удалось стащить из родительских погребов. Но на самом деле никто толком не видит разницы.
Все липкое. Столы, бутылки, пол, дверные ручки. Алкоголем залита вся квартира, и никого это не беспокоит. В конце концов, из полусотни гостей никто здесь не живет.
Я прихожу всегда после десяти, когда уверена, что вечеринка давно началась и больше нет достаточно трезвых, чтобы обратить внимание на мое появление.
В этот вечер я замечаю Клемана в углу комнаты. Он беседует с девушкой, которую я уже где-то встречала, но как ее зовут, совершенно забыла. Он не видел, как я вошла, и я украдкой наблюдаю за ним. Мне нравится это делать, потому что наши близкие всегда становятся какими-то другими в наше отсутствие. Я завидую его легкости, рукам, взлетающим, когда он говорит, его громкому смеху. Хотя мне кажется, что я тоже когда-то была такой. Но это часть меня, которую я потеряла и не могу снова обрести.
Протиснувшись в кухню, я наливаю себе рома и выжимаю в него четвертинку лимона, найденную под пакетом с чипсами. Музыка слишком громкая. Думаю, через пару часов придут соседи и будут грозить полицией. Может быть, даже раньше. Неспящие дети, измотанные родители – все это так далеко от меня в ту пору. Я выпиваю первую порцию рома в три глотка, чтобы поскорее поймать общий кайф, и сразу наливаю себе вторую. Без этого я стала бы замечать обувь на диване, пламя зажигалки, почти касающееся волос, и главное – беззаботное счастье остальных.
Я возвращаюсь в гостиную и встречаюсь взглядом с Клеманом, который тут же энергично машет мне. Он приглашает меня присоединиться к ним, к нему и этой девушке, с которой он все еще беседует и которая смутно мне знакома. Думаю, здесь же я ее и встречала, на прошлой вечеринке.
– Билли, я тебе рассказывал о партнерстве между нашим техническим университетом и бизнес-школой? Что-то вроде синергии их профиля и нашего… Это называют «предпринимательским курсом». Они, наверно, думают, что с таким названьицем мы им выдадим что-нибудь революционное… типа нового айфона. Ну, с учетом того, сколько мы пьем в эти выходные, боюсь, на их штуковине не будет хватать нескольких кнопок.
Он заходится смехом, и его стакан опрокидывается на пол.
– Черт, какой я дурак. Билли, познакомься, это Шарлотта. Шарлотта, ну а это Билли. Я сейчас, пойду налью себе.
– Очень приятно, – говорит она с улыбкой, открывающей ряд белых, идеально ровных зубов.
Я тоже улыбаюсь, но разжать губы не могу.
– Здорово, что вы снимаете в складчину такие большие квартиры. Вечеринки, наверно, здесь отличные.
– В принципе довольно однообразно, но да, здорово. Ты здесь в первый раз?
– Да, моя подруга Анна замутила с Артуром… – говорит она и снова улыбается, отчего на этот раз проступает ямочка на левой щеке, и я вдруг вспоминаю. Шарлотта, Максим, театр, чаевые. Прошел год, но это лицо тогда запечатлелось в моей памяти. Я чувствую, как сжимается грудь и мне трудно дышать.
– Что-то не так? – говорит она, тихонько накрыв ладонью мою руку.
– Нет… да… я… Мы ведь уже встречались, правда?
Она смотрит на меня в упор, хмуря брови. Не понимает ни вопроса, ни перемены в моем поведении. Она спокойно повторяет то, что уже говорила мне минуту назад.
– Нет, не думаю… Я в первый раз на вечеринке у «технарей»… Это Анна… моя подруга Анна. Она втрескалась в Артура… не хотела идти одна, и я согласилась составить ей компанию. Хочешь, где-нибудь присядем?
Я послушно иду за ней в одну из спален. Она усаживает меня на кровать поверх кучи пальто, уходит и через несколько минут возвращается со стаканом воды.
– Ты что-нибудь ела перед приходом сюда?
– Равиоли. Знаешь, из банки.
Она смеется.
– Да, знаю, хуже не придумаешь! Ужасная гадость.
Я отпиваю глоток воды, избегая ее взгляда. В ту пору гадость составляет половину моего рациона. Такие блюда сытные, разогреваются в микроволновке за тридцать секунд и, главное, стоят меньше евро.
– Я иду на другую вечеринку, где будет мой знакомый. Если хочешь, могу проводить тебя домой. Мне кажется, так будет безопаснее…
– А можно мне с тобой?
– Конечно, буду рада. Но… ты уверена?
– Мне надо сменить обстановку.
– Ладно, хорошо. Я предупрежу Анну, что ухожу. Встречаемся у подъезда через пять минут.
Квартира похожа на ту, которую мы только что покинули, но музыка здесь куда громче. Шарлотта объясняет мне, что многоэтажный дом целиком принадлежит семье Мартена и все выходные здесь никого не будет. Она говорит нейтральным тоном, будто это совершенно нормально. Иметь такой дом, и такую семью. Я делаю вывод, что никакие соседи не позвонят в дверь, чтобы пожаловаться на шум.
Она пробирается между гостями и каждому представляет меня сдержанно и изящно. Это больше, чем вежливость, это умение жить, и я понимаю, что мы с Шарлоттой учились жить по-разному. Она рассказывает мне, что родилась в Сингапуре, но дольше жила в Сиднее, пока не приехала учиться в Париж. Рассказывает про родителей, которые по-прежнему там, про пятнадцать национальностей в своем классе, про пляж после уроков. «Там хорошо, ничего не скажешь, – говорит она, – но это не Париж».
– Ну, а ты?
– Я, э-э, я…
– А, постой. Извини, что перебиваю. Билли, познакомься, это Максим.
И это он. Тот же, что в прошлом году, и, я знаю, тот же, что десять лет назад. Прежде чем он успевает что-либо сказать, я протягиваю ему руку.
– Очень приятно.
Он смотрит на меня несколько секунд, наверно, недоумевая, что за комедию я ломаю. Наконец, с полуулыбкой на губах берет мою руку.
– Очень приятно, Билли. Мы, кажется, никогда не встречались.
Я хочу ответить, но Шарлотта опережает меня.
– Действительно, Билли была со мной на вечеринке Артура. Она захотела немного развеяться…
Шарлотта ласково улыбается мне и незаметно подмигивает. Наверно, думает, что у нас теперь есть общий секрет. И это уже предательство.
– Пойду налью себе чего-нибудь выпить, – говорю я Шарлотте. – Встретимся позже.
Я стою в сторонке и попиваю коктейль, когда ко мне подходит Мартен. Высокий, светловолосый, нос вздернутый, по шее вверх-вниз ходит кадык. Я понятия не имею, о чем он со мной говорит, но он даже не заикается о том, что мне нечего здесь делать. Я думаю, что мне нечего делать и в любом другом месте.
Посреди нашего разговора я замечаю Максима на другом конце комнаты. Он беседует с парой, стоящей ко мне спиной, и вдруг мы встречаемся взглядом. На одну секунду.
– Чем, ты сказала, занимаешься?
– А?
– Где ты учишься?
– Я работаю. Работаю в газете.
– А, да, журналистка, точно.
Я не разубеждаю его, только улыбаюсь. И тут чувствую, как в кармане вибрирует телефон. На экране высвечивается сообщение: «Ты сменила номер?». Я отвечаю коротким «да» и тут же поднимаю голову в его сторону. Свет телефона освещает его лицо, и я вижу, что он улыбается. Я не отрываю от него взгляда.
– Что ж, было классно с тобой познакомиться.
Я почти забыла о присутствии Мартена.
– Постой! Ты не видел Шарлотту?
– Она пошла за Анной. Вроде бы та опять закрутила с каким-то парнем.
Закатив глаза, он уходит.
У каждого окна свой балкон, выступ в пустоту над улицей. Когда я смотрю вниз, слегка кружится голова. Поэтому я продолжаю смотреть вниз. На секунду спрашиваю себя, что меня держит. Достаточно, в конце концов, одного движения. Одно движение, и все кончится. Для такого шага требуется большая воля, но сделать его чрезвычайно легко. На самом деле то, что это так легко, повергает меня в ужас. Я подношу к губам стакан и отпиваю добрый глоток, чтобы рассеять смятение. Не знаю точно, что я пью, да, в конце концов, это и не важно. В алкоголе мне больше всего нравится его действие, а не вкус.
Балконная дверь за моей спиной открывается, и меня захлестывает волна децибелов. Не успеваю обернуться, как он уже рядом, опирается локтями о перила.
– На следующий день я пошел в театр. Но мне сказали, что ты больше не работаешь.
– Так и было.
Он улыбается.
– Никогда не знаешь, когда тебя ждать, и никогда не знаешь, когда ты уйдешь. Загадка по имени Билли.
Я больше ничего не говорю, и он тоже. Мы стоим рядом, не двигаясь, несколько минут. Я смотрю на дом напротив, в темное окно, в котором не видно ничего, но я представляю себе все.
А потом мне вдруг больше не хочется быть здесь. Все тяготит меня: темная ночь, слишком маленький балкон, слишком громкая музыка, слишком много людей, слишком мало воспоминаний. Я толкаю дверь в квартиру.
– Куда ты?
– Я ухожу.
Он смеется, но смех звучит фальшиво.