– И как это будет выглядеть? Моя мать где-то там чистит картошку и знать не знает, что я ее выдаю.
– Ты не выдаешь, а говоришь, как дело было.
– Это и называется выдавать, когда ты говоришь правду не о себе, а о ком-то другом. Если она сделала так, значит, на то была причина.
С нее уже течет, волосы приклеились ко лбу, но сдаваться она не собирается.
– Ты уже рассказала это Ивану Константиновичу.
– Вот именно. И хватит с меня.
– Ну все, Алька, вставай. Поигралась и будет. Опоздаем. Ты же знаешь, что не каждая электричка подходит. Нужно состыковаться с автобусом, а он ходит всего три раза в день.
Духов ощупывает кокон в поисках края одеяла. Переворачивает вместе с Алей, и еще раз.
– Да что это, никак не поймешь, как это размотать.
Она чувствует, как ее вместе с коконом поднимают с кровати, ставят на пол. Качнувшись, она снова падает на кровать.
– Послушай, – зло говорит Макар, – это совсем не смешно.
– Я же сказала, что не поеду.
Она слышит, как Духов выходит из комнаты. Гремит чем-то на кухне. Опять шаги. Возвращается. Принимается разрезать и распарывать одеяло на Але. Р-раз! После темноты ей кажется, что в комнате зажгли лампочек шесть по 150 ватт. В руках у Макара нож для чистки рыбы.
– Хорошо, что не болгарка, – говорит она.
Глядит на нее тяжелым взглядом.
– Поехали.
Внутренности одеяла валяются на кровати и полу.
– Да ты псих, оказывается.
– А ты тогда кто?
Он хватает блузку, юбку (сам заранее приготовил, почистил, погладил) и пытается насильно надеть на нее. Аля отталкивает его.
– Я же сказала, что не поеду.
– Почему ты говоришь это только сейчас? Не вчера? Не месяц назад?
– Только вот дошло.
Она надевает бюстгальтер. Руки трясутся. Блузка, застегнет потом. Так, теперь юбка.
– С тебя требуется такая мелочь по сравнению с тем, что ты и твоя мать натворили.
Он говорит абсолютную правду. Засунув колготки в карман юбки, Аля направляется к выходу.
– Нет, – Макар закрывает дверной проем. – Ты не можешь вот так уйти.
– А иначе что? Пополам меня распилишь?
Его лицо перекашивает от ярости.
На улице прохладно, пасмурно, того гляди, снова пойдет дождь. Приведя себя в порядок, Аля идет к остановке. В троллейбусе прижимается щекой к покрытому дождевыми подтеками стеклу. За окном город размывается, точно недовольный своим рисунком ребенок макает кисточку в стакан с водой и смывает, смывает изображение, ожидая, когда оно совсем исчезнет. Она даже не замечает, как приходят слезы.
Перед общежитием толпились студенты, у бордюров высились дорожные сумки. Те, кто уже сдали сессию, уезжали домой. Алиса Васильевна и охранник курили у куста жасмина. Завидев Алю, комендантша поманила ее к себе.
– Вот что, красавица, ты отчислена, 1 июля тебя тут быть не должно. Надеюсь, обойдемся без проблем?
Аля пожала плечами. Комендантша с интересом покосилась на оттопыренный карман ее юбки, куда Аля затолкала колготки.
По лестнице носились студенты, весело перекрикивались через пролеты, таскали матрасы, подушки. Вот и пятый этаж, 517 комната. Сумрачно. Запах жасмина и дождя проник и в коридор. Аля вставила ключ, открыла дверь и чуть не наступила на синий конверт. Без штампов, фамилии адресата. Внутри оказалась открытка с репродукцией. «Жертвоприношение Ифигении, 1671 год. Ян Стен», – прочитала Аля мелкий шрифт под картинкой. Перевернула – чисто, никаких посланий. Открытка выпущена в 1956 махровом году. Такие продавались на блошином рынке, однажды Аля была там с Тропиком. Может, это Тропик и напомнил так о себе? Или кто-то забыл положить рекламный листок с приглашением? Она засунула открытку обратно в конверт, вошла в комнату и бросила конверт на книжную полку, где все еще стояли учебники: надо бы их сдать в библиотеку.
Спустя полчаса блуждания по комнате сняла с полки пособие для студентов по культуре и религии Древней Греции. Нашла миф об Ифигении, прочитала. Снова вытащила открытку. В центре репродукции была изображена эта самая Ифигения в белой одежде. Вокруг люди, и не только люди, с озабоченными лицами ожидали жертвоприношения, переговаривались, на Ифигению никто не смотрел. Царь, ее отец, сидел, убитый собственным же решением. Прорицатель что-то говорил ему. Алтарь был уже зажжен. Палач ждал команды. Свадебные одежды и розы валялись на земле. Девушку, как только что прочитала Аля, заманили под предлогом обручения с Ахиллом, чтобы принести в жертву и умилостивить тем богиню Артемиду. Богиня задерживала корабли ахейцев. То есть Ифигению должны были принести в жертву ради попутного ветра для кораблей ахейцев, направляющихся в Трою. Жизнь за попутный ветер. Древние греки были интересными созданиями.
Несколько дней Аля никуда не выходила, лежала, глядя в потолок. Прислушивалась к звукам в коридоре – а вдруг Духов придет? Хотя этого, конечно, не могло быть. Она поступила подло, ужасно, но не поступить так не могла.
Обычно, расставшись с кем-нибудь, она быстро справлялась с обидой и опустошением. Конечно, еще некоторое время царапало внутри, но это совсем не мешало жить, даже напротив, от приглушенной тихой боли мир казался более желанным и прекрасным. В этот раз все шло не так. Силы иссякали стремительно, точно в Але, как в корабле, открылась невидимая течь. Казалось, она разучилась делать все, что умела и любила. Пропали желания, кроме одного – прижаться к Духову, вдохнуть знакомый запах его лосьона. Она то лежала, то часами стояла у окна, глядя на пустую футбольную площадку. Лето, все, кто мог, разъехались.
Остатки сил стоило потратить на то, чтобы забыть Макара, Аля же принялась скрупулезно восстанавливать историю их связи. Измученная, тоскующая, готова была приползти к нему за лаской. И что на нее нашло тем утром? Не настолько уж щепетильной она была. По крайней мере, вся ее жизнь до этого свидетельствовала скорее об обратном.
Аля пошла бы и извинилась, но уже не была уверена – а были ли у них отношения? Она и Макар никогда не говорили о будущем, все их планы упирались в поездку к старикам Духовым. Наверняка тем утром у Али сработал бессознательный страх: после поездки все сразу и закончится. Сейчас, на расстоянии, стало понятно, насколько они разные. Макар невероятно образован, а это его крутое окружение… Даже если Аля кинется в библиотеки читать и изучать все подряд, она все равно не приблизится к их уровню. Разумеется, Духов всерьез и не предполагал, что девушка, которая не знает, кто такая Кшесинская, будет с ним. Посмешище для друзей. Воровка. Ну то есть дочь воровки. Нет, он ни разу ничего такого не сказал, но, конечно, помнил об этом. Макар как раз щепетилен. Столько лет прошло с истории с пятьюстами долларами, а он все еще хочет смыть пятно с себя.
Да, Духов из другого круга, там такие, как Аля, вызывают смешки ну или могут быть приняты в роли обслуживающего персонала, кого-то вроде Алеши. Тот взгляд, которым Константинович смотрит на нее: откуда и зачем эта муха здесь? Наивно было думать, что между ней и Духовым происходит то, о чем она с такой страстью читала в любовных романах.
Погода была неровная – то солнце, то дождь и почти каждый день грозы. Пару раз Аля зачем-то открывала курсовую и даже написала один абзац. Подрисовала на плакате усы влюбленным, стоящим на носу «Титаника». Спускалась к Тропику, но дверь никто не открывал. Проверяла на всякий случай внизу почту: а вдруг раньше срока придет извещение о переводе денег от матери. Свежая почта лежала обычно на столе рядом с охранником, а неразобранную к вечеру убирали в стеллаж, в ячейки, сгруппированные по номерам комнат. Студенты, уезжавшие домой на лето, оставляли наверху стеллажа журналы, книжки: все больше детективы, боевики, исторические фэнтези. На пятый день Аля обнаружила там несколько номеров журнала «Биография». На обложке одного из них красовалась физиономия Константиновича.
В комнате у себя она включила чайник, заварила пакетик и, ожидая, когда чай остынет, нашла в журнале статью о режиссере. От журнала пахло селедкой, а меж страниц попадалась шелуха от семечек. Статью о Константиновиче предваряла краткая биография.
«Иван Арсеньевич Константинович родился в 1955 году. Мать будущего режиссера работала шофером в колхозе, а отец, инвалид войны, был учителем немецкого в школе». Аля зевнула. Так, «окончил школу… ВГИК… не поступил… физико-математический… любительский театр… ВГИК… поступил. Дебютировал как кинорежиссер в 1988 году с фильмом “Солдат” по мотивам рассказов Бориса Васильева. Второй фильм “Они не сдадутся” снят им по повести советского писателя Бориса Горбатова… Театральная карьера складывалась удачно… С 1992 года является художественным руководителем… Известность как кинорежиссера пришла к И. А. Константиновичу в 1998 году, когда вышел его фильм “Воробышек”… Лауреат многочисленных премий и наград… ТЭФИ, “Кинотавр”, “Золотая маска”, “Ника”».
Аля проглядела статью, выискивая то, что ее всегда интересовало в биографиях, – любовь, любовные отношения. Но ни одного упоминания о романах, женах, любовницах, детях не нашла.
«На третьем курсе Иван пережил событие, которое, по его словам, оказало влияние на его жизнь и творчество. Во время студенческого похода в Псковской области он предложил другу переплыть наперегонки озеро. Иван приплыл первым, но радовался победе недолго – друг его не доплыл, утонул. Как выяснилось позднее, у погибшего были проблемы с сердцем. Двадцатилетний Иван долго переживал случившееся. “Если сам художник не испытал в жизни потрясений, – говорит И. А. Константинович, – то ничего у него не получится, разве акварель да вышивка”».
Так, тут про операторов, про русское кино и почему оно в упадке… про деньги, кассовые сборы… Ага, вот что-то про актеров.
«Ходит много слухов об особом методе работы Ивана Константиновича с актерами. Те то подают судебные иски, то отказываются от них. Марина Нефедова, сыгравшая главную роль в последнем нашумевшем фильме Константиновича “Семья в поезде”, недавно сделала шокирующее заявление. В картине ее героиня подвергается групповому изнасилованию. Нефедова утверждает, что нечто подобное было устроено на съемках с целью привести ее в нужное для роли состояние. На нее напали, когда она возвращалась в гостиницу. Это было что-то вроде инсценировки, рассказывала актриса, напали, содрали одежду, но до самого дела не дошло. Но она испугалась по-настоящему и теперь хочет подать в суд».