— Как зовут твою маму, скажи, пожалуйста?
Она смотрит на меня с ожиданием, не отвечая на мой вопрос.
— Ее зовут Дана Смит. Сколько она здесь пробудет? С ней все будет хорошо?
— Врачи считают, что у нее перитонит от разрыва аппендикса. Судя по симптомам, которые ты описала и которые мы наблюдаем сейчас. Ей сделают операцию, чтобы удалить аппендикс, но некоторое время придется принимать антибиотики, как долго — зависит от многих показателей. Может, неделю, а может, и две.
Я представила маму, которая не может убежать, потому что привязана к больничной койке. Для нее это будет невыносимо.
Женщина озабоченно заглянула мне в лицо. Она слишком старательно пыталась заставить меня посмотреть ей в глаза. Ненавижу, когда так делают. Я смотрю на ее лоб.
— Ты большая молодец, что вызвала скорую для мамы, — сказала она. — Она могла бы умереть, если бы не ты. Это очень серьезное заболевание.
Она подвинула ко мне салфетки, как будто я собиралась расплакаться, но плачут от грусти, а мне не было грустно; мне было страшно и тошно от усталости. Мы можем застрять тут на недели. И даже если нам понадобится бежать, мы не сможем. Прячься, так мама сказала. Я даже не знала, с чего начать. Она хотела, чтобы я взяла фургон — который так и не научилась водить — и уехала в северные леса прятаться с медведями? Или чтобы я нашла Ксочи, с которой я незнакома и не знаю, где ее найти?
Но тут женщина принялась расспрашивать дальше: адрес, телефон, есть ли у тебя мамин номер страховки, а свой ты знаешь, милая? Как зовут твоего отца? И тут я поняла — если развести нюни в куче салфеток, она, наверное, ненадолго отстанет. Тогда я низко опустила голову, чтобы она не видела, плачу ли я на самом деле. Спустя минуту она уже коснулась моего плеча и сказала:
— Посиди немного, успокойся; спешить некуда, — и я услышала, как затихают ее шаги. Дождавшись тишины, я подняла голову и осмотрелась. Ее нигде не было. Тогда я встала и выглянула в коридор, чтобы найти выход. Нашла. И убежала через боковую дверь.
Дверь эта открывалась только изнутри, назад пути не было. В лицо мне дул холодный влажный ветер, и тут я поняла, что дома меня никто не ждет, а единственная, кто есть у меня на свете, сейчас готовится к операции и велела мне бежать. Я одна.
Я затряслась не то от холода, не то от чувства, что меня унесло в открытое море. И все-таки я пошла. На мне было пальто, но не было шапки и перчаток. Я сунула руки в рукава и пошла быстрым шагом, потому что боялась, что женщина из больницы пойдет меня искать. Или позвонит копам. Правда, с вероятностью пятьдесят процентов я шла в сторону, противоположную от дома.
У меня в кармане завибрировал телефон; кто-то прислал сообщение. Я открыла его и посмотрела.
Пять сообщений и два пропущенных звонка. Все от Рейчел. Эй, все хорошо? — в первом. Потом какая-то штука — наверное, эмоджи, которые не читаются на моем тупом телефоне, а превращаются просто в . Потом сообщение: Я слышала сирены в районе твоего дома. Потом пропущенный вызов. Потом: Просто напиши, когда будет время. Еще пропущенный вызов. Потом: Эй, с тобой все ок?
Я ответила: Пришла домой, маме было очень плохо. Поехали в больницу.
Почти тут же раздался звонок.
— Где ты сейчас? — спрашивает Рейчел. — Все еще в больнице?
— Нет…
— Просто скажи, где ты, пожалуйста.
Я прищурилась на знак.
— Четвертая улица.
— Стой там, — сказала она. — Я тебя подберу.
Я повесила трубку и пихнула телефон и ладони в карманы. Я стояла рядом с домом с большим деревом и деревянными качелями на ветке; качели покачивались на ветру. Я отморозила уши и ужасно проголодалась, и поэтому вспомнила кота, ведь он, наверное, ждет меня дома. Вот только я не смогу там остаться, я ведь должна спрятаться, а куда мне идти? Как спрятаться?
В конце улицы появились фары, а потом ко мне подъехала Рейчел. Пару секунд я тупо таращилась на нее, потому что часть меня до сих пор была убеждена, что я одна и мне не на кого положиться, кроме себя.
Рейчел опустила стекло.
— Это я, — сказала она. — Подвезти?
У Рейчел в машине на полную работала печка. Я вынула руки из карманов и подставила их теплу.
— Так в больнице сказали, что это разрыв аппендикса?
Я моргнула и заново проиграла этот разговор в голове. Откуда она знает? У нее сканер полиции? Она что…
Рейчел достала телефон, открыла приложение со значком в виде улыбающегося кота и протянула его мне.
Марвин: Я сегодня узнал о новой опасности! ГИДРОГЕНА ГИДРОКСИД.
Гринберри: Это же опять вода?
Firestar: Кто-нибудь связывался с Джорджией?
Рейчел забирает телефон и печатает большими пальцами.
Джорджия: Она позвонила, и я ее забрала.
Firestar: БЛМММММММММ ТЫ ТУТ?
Я как бы знала, что у Кэтнет есть приложение, но у меня никогда не было нормального телефона, и я им никогда не пользовалась. Я напечатала большими пальцами — очень медленно с непривычки, — и мое сообщение появилось как от Джорджии.
Джорджия: Я вызвала скорую, и маму увезли в больницу, но она сказала мне прятаться, а я понятия не имею где.
— Можешь спрятаться у меня дома, — сказала Рейчел твердо. — Даже если твой отец заявится в город, он точно не догадается там искать.
— Мне надо забрать компьютер.
— Ничего, заедем к тебе за вещами.
В доме было темно, как и когда я уезжала. Мы включили свет, и я начала собирать вещи. Кот громко мяукал. Я опоздала с ужином. Я насыпала ему в миску корм.
— И что мне теперь делать с этим несчастным котом? — спросила я Рейчел.
— Выстави его обратно на улицу, — сказала она с сожалением.
Но когда я заглянула под кровать, оказалось, что кот окотился.
— Я думала, что рыжие бывают только коты! — сказала я в ужасе. — Теперь-то что делать?
Рейчел тяжело вздохнула.
— Мне нельзя взять домой кошку. Оставь окно открытым, чтобы он мог входить и уходить, — ответила она. — То есть чтобы она могла. Нельзя выставить кошку с котятами на улицу, но и кормить ты ее не сможешь, так ведь?
— Может, я буду заходить? — сказала я. Моя кровать будет вся мокрая от дождей, но это не страшно. Вряд ли я еще когда-нибудь буду тут спать.
Я собрала одежду, книжки, вынула мамины права из-под кошачьего туалета. Быстро огляделась — санитары скорой знали, откуда маму привезли. Что тут может выдать ее имя? Кошелек, ноутбук, пластиковая коробка с важными документами, вроде моих школьных табелей. Забрав все, я проверила, не забыла ли чего в маминой спальне. В этом доме у нее была прикроватная тумбочка с ящиком. Я открыла его: пусто.
— Джорджия, — сказала я Рейчел. — Это ты Джорджия. Ты вошла в Котаун вчера, но и двух минут не пробыла! Как ты узнала, что происходит?
— Я вернулась. Я чуть-чуть тебя не застала, потому что все как раз переживали за тебя и твою маму.
— Как ты вообще нашла этот сайт?
— Получила приглашение. Мне показалось круто. Немного слишком, когда я первый раз зашла.
— Как тогда ты узнала, что они говорят про меня?
— Бурая Летучая Мышь, — ответила она. — А еще Гермиона сказала, что ты все время переезжаешь. И они все знали, что ты в Нью-Кобурге.
Я резко обернулась:
— Что? Они знают, что я в Нью-Кобурге? Откуда? Я никому никогда не говорила…
Рейчел открыла сайт на телефоне и показала мне. Я увидела репортаж Си-эн-эн про сегодняшний взлом робота-наставника Робоно Адепт 6500 на уроке в Нью-Кобурге, штат Висконсин.
— Догадались.
Когда мы подъехали к дому Рейчел, она некоторое время не выходила из машины и сидела, положив руки на руль.
— Прежде чем войдем, мне надо кое-что сказать.
Звучало довольно зловеще, и я подумала: мало ли что? Наркотики? Трупы? Что?
— Ладно, — ответила я.
— У нас очень много птиц.
— Птиц? — переспросила я, думая, что ослышалась.
— И они не в клетках, и гадят где хотят, так что, если ты не будешь ходить с зонтиком, тебе на голову могут накакать.
— А… — Я переваривала информацию. — А это не жжет кожу?
— Что? Нет!
— Можно просто смыть?
Она кивнула.
— Тогда ничего страшного. Если что, приму душ.
Рейчел глубоко вздохнула.
— Хорошо, — говорит она. — Тогда пойдем.
Я забрала ноутбуки и сумку с маминым бумажником и поднялась за ней по ступенькам. Она распахнула дверь, мы оказались в маленькой гардеробной. Над дверью висела белая картонка с надписью: НЕ ЗАБУДЬ ЗАКРЫТЬ ТАМБУР.
— Надо закрыть внешнюю дверь, а потом уже открывать входную, — сказала Рейчел. — Это как шлюз, только для птиц.
Мы захлопнули внешнюю дверь. По лицу Рейчел было видно, как она ужасно волнуется, когда открывает внутреннюю. Мы зашли к ней домой.
Вокруг меня все взорвалось крыльями, когда Рейчел закрыла внутреннюю дверь, и какое-то мгновение мне кажется, что птиц гораздо больше, чем на самом деле. Практически весь первый этаж — это одна большая комната с сетками на окнах и пластиковыми покрышками на диванах. А все стены покрыты картинами — огромными стенными росписями с кучей деталей. На самой большой стене красовалось изображение Ноева ковчега, только у огромного корабля были крылья и глазки на рожках, а погружались на него существа вроде единорогов, карманных дракончиков и болотных чудищ.
Я медленно осматривалась, потеряв дар речи.
И тут мне на голову спикировала птица.
— Кыш! — крикнула Рейчел и смахнула ее с меня.
— Ничего страшного, — сказала я.
— Нет, эту лучше к себе не подпускать, — ответила она. — Это Караваджо, он кусается.
— А кто расписал стены? — спросила я.
— Моя мама, — ответила Рейчел. — Она художница. Хочешь подняться наверх? Там не такой бардак, потому что там живет только одна птица. И она не кусается.
У Рейчел в комнате тоже все в росписях, а еще везде висят странные коробочки. Я присмотрелась к одной из них. Она была сделана из дерева и раскрашена, а внутри ее — маленькие игрушечные птички. Я была почти уверена, что это игрушки, а не чучела, но они сделаны из настоящих перьев. Птичка сидела в кресле-качалке и курила трубку.