– Ну, эти клочки бумаги могли бы помочь ему вспомнить.
– Лучше ему не говорить, что эта записка попала к нам в руки, — заметил я, — по возможности нам надо обойтись без посторонней помощи.
– Согласен, — кивнул Грайс.
Тогда я снова принялся за изучение своих трофеев, и после долгих усилий мне наконец удалось составить приблизительно следующее:
«…хаус. 1 марта 1876 года
Ваша племянница, вами воспитанная, достойна любви и доверия любого мужчины. Она прекрасна и очаровательна, но нет розы без шипов, и эта роза не составляет исключения: она в состоянии …чить и заставлять страдать … доверял ей. Если не верите, посмотрите… ее прекрасное и жестокое лицо. Генри Клеверинг».
– Общее содержание письма ясно, — сказал Грайс, когда я зачитал ему результат своего труда.
– Тон послания является далеко не лестным для особы, о которой в нем идет речь. По всей вероятности, автор письма был жестоко ею оскорблен, несмотря на то что он признает и ее красоту, и прочие достоинства.
– Да, случается, что следствием подобного рода оскорбления становится преступление.
– Кажется, я догадываюсь, в чем заключалось это оскорбление, — проговорил я, — но не могу вам сообщить ничего более вразумительного до тех пор, пока не найду доказательств, подтверждающих правильность моих предположений.
– Так, значит, вы не считаете найденное письмо тем звеном, которого недоставало в цепи разрозненных доказательств?
– Нет, но оно тем не менее дало мне некоторую ценную информацию.
– Во всяком случае это письмо имело огромное значение, иначе мисс Элеонора не стала бы рисковать своей честью, во-первых, для того, чтобы забрать его со стола своего дяди, а во-вторых, чтобы…
– Подождите, — воскликнул я, — почему вы так уверены, что мисс Элеонора забрала письмо в то роковое утро со стола своего покойного дяди?
– Письмо нашлось в камине вместе с ключом, и оно, так же как и ключ, было забрызгано кровью.
Я покачал головой, ведь Элеонора говорила мне, что уничтожила бумагу, и заявил сыщику:
– Ваши доводы не убедили меня. Во-первых, Фоббс не упоминал, что видел в руках у мисс Элеоноры бумагу, когда она наклонялась к камину. Значит, эти обрывки могли лежать там и прежде. К тому же камин отнюдь не такое место, где стали бы прятать важные документы…
– Вы изумляете меня своей проницательностью, — равнодушным тоном проговорил Грайс, внимательно разглядывая мой галстук.
– А что вы сами думаете обо всем этом?
– Вы ведь знаете, что с тех пор, как я передал это дело в ваши руки, я больше им не занимался.
– Но все-таки?..
– И все-таки ясно как день, что это письмо находилось на столе Левенворта в минуту его смерти, что Элеонора забрала его, после того как тело перенесли в другую комнату, и что она спрятала его в карман. Затем она постаралась отделаться от сыщика, следившего за ней, и поспешила кинуть ключ в камин, письмо же бросила туда намного раньше.
– Я воздержусь от каких-либо заключений, пока не выясню наверняка, подтвердились ли мои подозрения относительно другой особы или же оказались ложными.
Я попросил Грайса сообщить мне адрес его агента-сыщика, известного под прозвищем «Тонкое Чутье», чтобы заручиться на всякий случай надежным помощником, после чего отправился к Виллею.
Глава XXIIIИстория прекрасной дамы
– Значит, вы ничего не слышали об обстоятельствах, сопровождавших его брак?
Такой вопрос мне задал мистер Виллей, когда я попросил его объяснить, почему покойный Левенворт ненавидел англичан.
– Нет, совершенно ничего, — ответил я.
– Впрочем, это и неудивительно, — сказал он, приподнимаясь на подушках (он еще не совсем оправился от болезни), — вероятно, в живых осталось не более полудюжины человек, которые могли бы рассказать, где и при каких обстоятельствах Левенворт встретил прелестную девушку, которая затем стала его супругой.
– Но ведь вам эти обстоятельства известны?
– Конечно, и я готов рассказать вам все, если это хоть немного поможет делу. Горацио Левенворт в юности был очень честолюбив и рассчитывал жениться на богатой американке. Но дела привели его в Англию, и он познакомился там с прелестной девушкой, которая так его очаровала, что он отказался от представлявшейся ему выгодной партии, хотя в то время дела его были еще так плохи, что он не мог и думать о женитьбе. А его возлюбленная была не только лишена средств, но и имела ребенка на руках. Однако, как часто бывает, страсть оказалась сильнее рассудка, и молодой Левенворт попросил ее руки. Только после этого девушка рассказала ему грустную историю своей жизни. По рождению она была американкой; ее отец был известным в Чикаго торговцем, и, пока он был жив, дочь жила в роскоши. Но он умер в то время, когда она только начинала носить длинные платья. В день его похорон бедняжка познакомилась с одним англичанином, которому суждено было разбить ее сердце и разрушить жизнь. Он сумел пробудить любовь в неопытной девушке и в скором времени женился на ней. В первый же день после свадьбы он вернулся домой пьяный и избил юную новобрачную. Но это было только начало. После того как стало известно, что доставшееся жене наследство гораздо меньше, чем можно было ожидать, злодей увез ее в Англию, где и продолжал свои издевательства. Ей еще не исполнилось и шестнадцати лет, а она уже сполна познала муки, которые иногда приносит замужество. Между тем ее мужа никто не считал ни грубым, ни необразованным человеком: это был весьма элегантный господин, который скорее бросил бы в огонь ее платье, чем позволил супруге показаться в свете одетой не по его вкусу. Несчастная терпела эту пытку вплоть до рождения первенца, а затем убежала от мужа. Через два дня после того, как девушка разрешилась от бремени, она взяла новорожденное дитя на руки и потихоньку выбралась из дому; несколько драгоценностей, которые она смогла захватить с собой, позволили ей кое-как влачить существование, пока, наконец, ей не удалось открыть небольшую лавочку. О своем муже она ничего больше не слышала, лишь за несколько дней до знакомства с Левенвортом беглянка узнала из газет, что он умер. Теперь она была свободна. Хотя она и любила Левенворта всей душой, но не соглашалась выйти за него замуж. Позор и унижения, которым она подвергалась в продолжение своего злосчастного супружества, запали ей в душу, и измученная женщина считала себя недостойной стать его женой. Только когда ее ребенок умер несколько месяцев спустя, она, наконец, решилась выйти за Левенворта. Тот увез молодую жену в Нью-Йорк. Там дела его вскоре очень быстро пошли в гору, и он смог окружить любимую роскошью. Но несчастья и муки, перенесенные прежде, так подорвали ее здоровье, что спустя всего два года она скончалась у него на руках. Этот удар страшно поразил Левенворта — он так и не смог от него оправиться. И, хотя в скором времени он взял к себе Мэри и Элеонору, от прежней его жизнерадостности остались только воспоминания. Теперь он жил лишь ради достижения целей, которые ему подсказывало честолюбие: ему хотелось оставить после себя огромное состояние. Жену он так и не смог забыть до конца своих дней и всякий раз выходил из себя, когда в его присутствии затевали разговор об англичанах…
Расставшись с мистером Виллеем, я вдруг вспомнил, что у меня в кармане лежит письмо, адресованное Фреду, сыну мистера Виллея. Я решил оставить послание на столе в библиотеке, находившейся рядом с кабинетом. Я постучал в дверь, а поскольку ответа не последовало, то открыл ее и заглянул в комнату. Она была освещена только пламенем, горевшим в камине, перед которым сидела какая-то дама. Сначала я принял ее за миссис Виллей. Но, когда подошел ближе и назвал ее по имени, я убедился, что ошибся: поднявшаяся с места при моем появлении особа оказалась высокой и элегантной, в то время как жена моего старшего компаньона была низкого роста.
– Простите, пожалуйста! — воскликнул я и хотел выйти из библиотеки.
Но вдруг мне показалось, что в облике этой дамы есть нечто схожее с Мэри Левенворт. Я сделал несколько шагов ей навстречу и проговорил:
– Я имею честь говорить с мисс Левенворт?
– Да, — раздался нежный голос, и когда я приблизился еще на пару шагов, то увидел, что передо мной не Мэри, а Элеонора — Элеонора, которая с первого же взгляда пленила меня.
Мое удивление было настолько велико, что я не сумел его скрыть. Отступив назад и пробормотав, что я принял ее за кузину, я развернулся и собрался удалиться, поскольку чувствовал, что в данную минуту не в состоянии говорить с ней. Но тут опять послышался ее мелодичный, глубокий голос:
– Вы хотите уйти вот так, молча, не сказав ни слова, мистер Рэймонд? Неужели вас настолько поразило то, что вы увидели меня здесь?
– Я не знаю… я не ожидал… — проговорил я в смущении. — Я слышал, что вы больны, никуда не выходите и не принимаете никого, даже своих друзей.
– Да, я действительно была больна. Но теперь мне лучше, и я приехала сюда, чтобы провести вечер с миссис Виллей, потому что больше не в состоянии оставаться одна в четырех стенах.
– По-моему, вам лучше перебраться сюда на некоторое время, — заметил я. — Нас всех огорчило, что вы поселились в каких-то меблированных комнатах, где находитесь совершенно одна.
– Мне очень жаль, если это огорчает кого-либо, но сейчас мне лучше всего побыть одной. К тому же я не совсем одинока: я нахожусь в обществе маленькой девочки, чьи невинные глазки смотрят на меня с таким доверием… Это спасает от отчаяния. Меня огорчает лишь то, что мне ничего не известно о событиях, происходящих у нас в доме. Как поживает Мэри? Может быть, вы мне расскажете что-нибудь о ней? Миссис Виллей я не могу спрашивать об этом. Она, правда, очень добра ко мне, но ничего не знает о наших домашних обстоятельствах и не подозревает о том, что мы в ссоре. Она полагает, что я капризничаю, и упрекает в том, что я бросила свою кузину. Но вы ведь знаете, что я не могла поступить иначе, вы знаете… — Голос ее дрогнул, девушка не смогла закончить фразу.