Нэнси с гордостью посмотрела на мужа и погладила его по руке.
– Есть еще кое-что, – добавила миссис Норидж, и голос ее смягчился. – За свою жизнь мне довелось видеть немало настоящих трусов, мистер Хэмиш. Я знаю, что оборотная сторона трусости – жестокость. Трус всегда безжалостен к другим, если это ничем не грозит ему. Но вы добры к детям. Я надеюсь, мистер Хэмиш, что ваша доброта спасет одного из них, как ваши ум и храбрость спасли вашу жену.
Когда она вернулась домой, Абигайль еще не спала.
– Миссис Норидж, вы слышали? – кинулась она к гувернантке. – Хэмиш все-таки сбежал! Бросил все и удрал со своей ужасной размалеванной женщиной. Все-таки он настоящий трус! – уверенно заключила она.
Но миссис Норидж покачала головой:
– Любящие никогда не бывают трусами. Запомните это, Абигайль.
Удивленный голос девушки догнал ее уже на пороге:
– Вы уверены, миссис Норидж?
– Так же твердо, как и в том, что из маленького Питера вырастет хороший человек, – ответила гувернантка.
Поднявшись к себе, она бросила короткий взгляд в зеркало и нахмурилась. На губах, как она их ни оттирала, осталась яркая краска.
– Хм… – недовольно пробормотала миссис Норидж. – В чем я абсолютно уверена, так это в том, что никогда ни одна приличная женщина не будет красить губы красной помадой.
Перчатки Глории Кэдиш
– Фрэнк, будь любезен, передай соус.
– Пожалуйста, дорогая.
– Благодарю.
Пять минут тишины, прерываемой только позвякиванием ножей и вилок.
– Сюзанна, как твой французский?
– Миссис Норидж говорит, я делаю успехи.
– Это правда, миссис Норидж?
– Да, миссис Бенсон. Сюзанна очень старается.
– Рада это слышать.
Художник, решивший запечатлеть семейство Бенсонов за воскресным завтраком, несомненно, использовал бы для портрета нежнейшие тона, ибо Юджиния Бенсон была очаровательной женщиной со светлыми волосами и большими глазами эмалевой голубизны. Дочь походила на нее как две капли воды. Облик Фрэнка Бенсона пристрастный зритель мог бы назвать грубоватым, но художник слегка польстил бы заказчику, выписав шею мистера Бенсона чуть менее мясистой, лоб чуть менее низким, а глаза чуть более выразительными.
А сухопарую гувернантку в черном платье, сидящую чуть поодаль, художник не стал бы включать в свой портрет, чтобы она не портила цветовую палитру картины.
Вилки серебряно звенят, чашки легонько постукивают о тончайшие блюдца – чудесная мелодия летнего завтрака, дополняемая шелестом листьев, журчанием фонтана и стрекотом кузнечиков из приоткрытого окна.
Тем ужаснее был звук, нарушивший эту идиллию.
– А-а-а-а!
Громкий вопль ужаса донесся до них откуда-то сверху. Юджиния Бенсон выронила вилку и взглянула на мужа.
– Это еще что за… – начал Фрэнк, поднимаясь.
– Милдред кричала! – воскликнула Сюзанна. – Из комнаты старухи!
Супруги Бенсон уставились друг на друга.
– О! Но в таком случае, полагаю, причина очевидна… – медленно начала Юджиния.
Дверь распахнулась, и перепуганная служанка бросилась к ним:
– Миссис Бенсон! Леди Глория! Она… Она…
– Неужели скончалась? – с подчеркнутой скорбью в голосе спросила Юджиния.
– О, нет, мэм! Боюсь, она пропала!
Скорбь исчезла с лица Юджинии быстрее, чем облако меняет очертания под дуновением ветра.
– Что?! – визгливо крикнула она. – Пэгги, что ты мелешь? Как она могла пропасть из запертой комнаты?! Это невозможно!
Служанка попятилась.
– Мэм, я не знаю, мэм… Это все Милдред! Я только передаю то, что она сказала.
– Повтори дословно!
– Она сказала, что миссис Кэдиш исчезла.
«…Глубокоуважаемый сэр, последние два месяца я выполняла обязанности гувернантки в доме Фрэнка и Юджинии Бенсон, на попечение которых вы оставили свою мать. За этот короткий срок я стала свидетельницей обстоятельств, которые вынуждают меня обратиться к вам.
Для вас, несомненно, не является тайной, что душевное здоровье леди Кэдиш сильно пошатнулось после кончины ее супруга и вашего отъезда. Но, возможно, вас не известили о том, что за прошедший год она дважды пыталась свести счеты с жизнью.
К сожалению, болезнь в последнее время усугубилась, и тому есть несколько причин…»
Милдред не плакала, а лишь часто-часто моргала, и по ее круглому глуповатому лицу расползались красные пятна.
– Миссис Бенсон, я не могу понять, как это получилось. Я вошла, а ее нет. Окно распахнуто, но решетка на месте, а в комнате пусто.
– Дверь была заперта?
– Конечно. Я сама и запирала ее час назад. Клянусь вам, мэм, запирала.
Миссис Норидж не сомневалась, что Милдред действительно заперла дверь. Служанка была исполнительна и неподкупна, поэтому Юджиния и приставила ее к леди Кэдиш.
– Она могла выскочить, когда ты вошла в комнату?
– Едва только я вхожу, сразу запираю дверь на ключ изнутри, как вы приказали. После того случая, когда миссис Кэдиш пыталась сбежать, я всегда так делаю, мэм. Мне не нужны неприятности.
– И в этот раз, как только ты вошла, сразу закрыла дверь?
Милдред кивнула, вытаращив глупые глаза.
– А потом обнаружила, что старухи нет в комнате?
Еще один кивок.
– Ничего не понимаю… – прошептала Юджиния. – Как такое возможно?
Из-под кровати, пыхтя, вылез Фрэнк Бенсон. По его красному одутловатому лицу градом катился пот.
– Ее там нет! – рявкнул он. – Что за дьявольские шутки? Куда она делась, черт побери?!
Миссис Норидж понимала его изумление. Обитель Глории Кэдиш представляла собой небольшую прямоугольную комнату, по длинной стороне которой стояли шкаф и кровать, а напротив – кресло и старинный комод. У окна разместился небольшой стол, за которым Глория ела и писала письма. Вернее, всегда почти одно и то же письмо: «Дорогой Тимоти, встретимся с тобой в шесть возле того пруда, где по весне ты промочил ноги». «Дорогой Тимоти, ради тебя я предприму героическое усилие и приду к старому дубу, по которому ты любишь карабкаться, пугая меня до смерти». «Мой милый мальчик, в четыре я жду тебя в саду за беседкой». Менялось лишь место встречи, но адресат всегда оставался неизменным. Леди Кэдиш не смущало ни расстояние, разделяющее их с сыном, ни ответное молчание адресата, ни полная невозможность прийти к назначенному месту встречи.
Глория Кэдиш не выходила из своей комнаты.
Дверь всегда была заперта и открывалась лишь тогда, когда Милдред приносила своей подопечной еду. На окне стояла решетка. В отверстия между толстыми прутьями человек мог разве что просунуть голову, но никак не выбраться целиком. И уж подавно это было не под силу семидесятилетней старухе, равно как и спуститься потом по отвесной стене дома с высоты пятнадцати футов.
В своем роде узилище Глории Кэдиш представляло собой идеальную башню принцессы, спрятанной от дракона во имя ее же собственного блага. Принцесса состарилась, но из башни ее не выпустили.
И вот теперь старуха исчезла.
Милдред утверждала, что подняла тревогу сразу же, как поняла, что в комнате никого нет. Поначалу прибежавшие Фрэнк и Юджиния не сомневались, что Глория прячется. Но платяной шкаф оказался пуст, под кроватью не нашлось ничего, кроме пыли, да и в крошечной туалетной комнате пропажу не обнаружили.
Это было немыслимо.
Но это было так.
У Глории не имелось денег, чтобы подкупить служанку, а все драгоценности остались на месте. К тому же Милдред, много лет служившая семейству Бенсонов, славилась честностью.
Но если Милдред была всего лишь расстроена, то Фрэнк и Юджиния буквально потеряли дар речи от потрясения.
Втроем они обыскали комнату еще раз. Тюремщик, разыскивающий пропавшего заключенного, не мог быть настойчивее в своих поисках, чем Бенсоны. Матрас был прощупан, платья выкинуты из шкафа, сам шкаф отодвинут – Юджиния предположила, что за ним скрывается потайной ход.
Никакого потайного хода в стене, конечно, не было. Равно как не было его и под паркетным полом, каждую щель которого тщательнейшим образом осмотрели.
В своих поисках Фрэнк Бенсон дошел до того, что задрал голову и оглядел потолок, словно пожилая леди могла повиснуть над их головами подобно летучей мыши.
Глория Кэдиш пропала.
– Не просочилась же она сквозь стены, – ошеломленно пробормотал Фрэнк.
Предположение, что Глория сумела взломать замок и выбраться из комнаты, вдребезги разбивалось о непреложный факт: дверь была заперта перед тем, как Милдред вошла. Это подтвердила вторая служанка, Пэгги: она спускалась по лестнице и ясно видела, как Милдред поворачивает ключ в замочной скважине. Этот ключ она всегда носила на поясе и никому не доверяла.
Юджиния и Фрэнк полагали такую предосторожность излишней: кто бы мог захотеть помочь ненормальной старухе? Человек в своем уме не пошел бы на такой шаг, а все их слуги были людьми крайне рассудительными.
Но факты были непреложны. Глория Кэдиш исчезла из комнаты, запертой снаружи.
«…взяла бы на себя смелость утверждать, что первая причина – это разлука с вами. Вторая же – это условия, которые обеспечивают ей мистер и миссис Бенсон.
Я предполагаю, что вы могли быть введены в заблуждение касательно содержания вашей матери. Действительное состояние дел таково, что она находится в положении заключенной, лишенной даже прогулок. Миссис Кэдиш заперта в комнате, на окнах которой установлены решетки. Я не могу назвать эту комнату иначе, чем темницей, поскольку она запирается снаружи, так что выйти оттуда нет никакой возможности. Миссис Кэдиш принимает там пищу, и это единственные минуты, когда компанию ей составляет служанка. Все остальное время она проводит одна.
Я пыталась добиться, чтобы мне разрешили хотя бы читать ей, но мистер и миссис Бенсон ответили категорическим отказом…»