– Это всего лишь сквозняк, – сказала миссис Норидж. – У вас, должно быть, открыто окно в задней комнате. Если призрак и есть, он сидит в Эштонвилле, а не разгуливает по городу.
Ее слова несколько успокоили перепуганную чету.
Лавочник наклонился к ней:
– Гувернантка, которая была до вас, мэм… Она появилась здесь в пять утра. Пришла из Эштонвилла босиком, в одной рубашке. Одна половина лица у нее была застывшая, а другая дергалась. – Он перекрестился. – В жизни не видел страшнее зрелища. И еще она выла.
– Выла?
– Выла и хохотала, – подтвердил хозяин. – Эти дикие звуки и перебудили нас всех.
Он вытер вспотевший лоб.
– Я первая увидела ее, – сказала его жена. – Она царапала стены и смеялась. Пальцы у нее были в крови, она обломала себе все ногти, но все равно продолжала скрести камни. Будто хотела пройти сквозь стены.
– Похоже, что-то испугало ее так сильно, что она сошла с ума, – добавил лавочник.
Вновь тренькнул колокольчик, на этот раз впуская нового посетителя.
Покупатель надолго не задержался. Миссис Норидж дождалась, когда он уйдет, и задала вопрос:
– А двое других? Вы сказали, рассудок потеряли трое.
– Дворецкий, мэм. И трех недель не продержался. Он забрался вечером на крышу и кричал, что все мы прокляты и нас ждет смерть на гильотине.
– И что же, он спрыгнул?
– Хвала всем святым, не успел! Наш констебль – бравый парень – забрался по приставной лестнице и скрутил его. Сам я не видел этого бедолагу, но полицейский рассказывал, что волосы у него были всклокочены, а лицо расцарапано, будто он с кем-то дрался.
– А третьей была кухарка, – вмешалась Маргарет. – Я видела ее на рынке и сразу запомнила: она косила на один глаз. – Никто не знает точно, что с ней случилось. Кто-то говорит, она пыталась повеситься, а кто-то – что она напала на миссис Эштон с тесаком в руках. Но только ее увезли из поместья в смирительной рубашке.
Она перекрестилась и закончила:
– Бегите оттуда, мэм, бегите! Чем быстрее, тем лучше.
Выйдя из лавки, миссис Норидж постояла в задумчивости. А затем отправилась на поиски констебля.
Ей повезло: полицейский оказался любезен и словоохотлив. Всего полчаса спустя гувернантка знала имена троих несчастных, о которых рассказывали лавочник и его жена.
– Я всегда считал, что привидений не существует, – сказал под конец разговора «бравый парень». – Но что-то же испугало тех троих?!
– Это мог быть другой человек, – заметила миссис Норидж.
Констебль покачал головой.
– Знаете, мэм, за годы службы я всякого насмотрелся. Пару лет провел в Лондоне, а там далеко не такая тихая жизнь, как у нас. И вот что я скажу: ваша правда, один человек может напугать другого. Может довести и до припадка. Но чтобы свести с ума, да еще и нескольких – такого я не видывал.
Он помолчал и добавил:
– Призрак там или нет, но одно знаю точно: ни за какие деньги не согласился бы я провести ночь в Эштонвилле.
И полицейский, и супружеская пара показались миссис Норидж людьми правдивыми. Безусловно, они верили в то, что говорили.
«Три человека сошли с ума? Из-за призрака? Хм…»
Миссис Норидж готова была поверить в обман, в розыгрыш, в сговор этих троих, но только не в привидение.
Она отыскала Генри Эштона и предупредила, что должна уехать на пару дней.
– Конечно-конечно, – рассеянно согласился тот. – Но вы обязаны вернуться до приезда Агнессы и Лилиан.
– Не сомневайтесь, сэр.
Саквояж миссис Норидж собрала быстро. Спустя час она уже покинула поместье.
В разговоре констебль привел много подробностей о дворецком, которого пришлось снимать с крыши. Благодаря ему гувернантка точно знала, куда лежит ее путь – в небольшой городок на границе с Девонширом.
По удачному стечению обстоятельств, неподалеку находилась лечебница, где должна была содержаться несчастная сумасшедшая гувернантка, Ребекка Степлтон.
Сначала миссис Норидж посетила клинику. Она почти не сомневалась, что никакой мисс Степлтон там не найдет.
И тем сильнее был первый удар. Ребекка Степлтон находилась в лечебнице с того самого дня, когда ее привезли из Эштонвилла.
– Не буду скрывать от вас, она по-прежнему далека от выздоровления, – сказал доктор, которому миссис Норидж представилась подругой Ребекки. – Прогресс есть. Но не такой значительный, как мы надеялись.
– Вы можете сказать, что послужило причиной болезни?
Доктор замялся.
– Сильные переживания… Возможно, испуг…
– Возможно?
– Скорее всего. Сказать точнее затруднительно.
– Но отчего? Разве она сама не рассказала вам?
Доктор снял очки, тщательно протер, надел и посмотрел на миссис Норидж.
– Видите ли… Единственный звук, который мы до сих пор слышали от нее, – это хохот.
Второй удар миссис Норидж получила тремя часами позже. Оставив саквояж в гостинице, она нашла дом, где жил дворецкий. Ей открыла бледная девушка с замкнутым лицом.
– Отец не станет разговаривать с вами, – сухо сказала она, выслушав гувернантку. – Он… Он нездоров.
– Кто там, милая? – раздался надтреснутый голос из глубины дома.
Девушка попыталась закрыть дверь. Но миссис Норидж с неожиданной ловкостью вставила в щель ботинок.
– Уйдите! – прошипела девушка. – Что вы себе позволяете?
– Я только хотела бы повидать…
– Это за мной? – испуганно спросили за дверью. – Открой! Я должен видеть!
Девушка нехотя отступила. Дверь приоткрылась, и небритый мужчина совершенно безумного вида уставился на гувернантку воспаленными глазами.
– Это вы поведете меня на гильотину? – прошептал он, дергая углом рта.
Несколько секунд миссис Норидж не сводила с него глаз.
– Простите, я ошиблась, – наконец произнесла она.
«Я ошиблась!» Эти слова она повторяла на следующий день, возвращаясь в дом Эштонов. Эмма Норидж крайне редко ошибалась. Но теперь у нее не оставалось сомнений, что и третья жертва призрака действительно сошла с ума.
Лавочник с женой говорили правду.
Констебль говорил правду.
Кэтрин в письме написала правду.
Что же здесь происходит?
Несколько дней подряд под видом прогулок она осматривала поместье. Генри Эштон сказал, что дом старый. Миссис Норидж, любящая точность, применила бы другое слово.
Дом был дряхлый.
Во время своих обходов Эмма обнаружила несколько запертых комнат, дверные ручки которых были покрыты пылью. Зимний сад давно пришел в запустение. Со стен коридоров осыпалась штукатурка, ковры были проедены молью, от некогда роскошных штор несло затхлостью.
Если какой-то дух и царил в поместье, это был дух уныния и заброшенности.
Миссис Норидж обошла пристройки и сараи, исследовала винный подвал, где подверглась нешуточной опасности – с прогнившей подпорки на нее упала и покатилась тяжелая бочка. Выбравшись из подвала, миссис Норидж скептически подумала, что встреча с призраком – далеко не худшее, что может здесь с ней случиться. Быть раздавленной бочкой с прокисшим вином куда неприятнее.
Лишь одно место оставалось неизученным.
Чердак.
…К удивлению Эммы, чердачная лестница не скрипела. Гувернантка присела на корточки и провела пальцем по ступеньке.
Палец остался чистым. В этом доме, заросшем паутиной и плесенью, на ступеньках лестницы, ведущей на чердак, не было пыли.
Миссис Норидж с интересом посмотрела наверх. Она давно заметила, что замка на двери нет. Но накануне она проходила по этому крылу, и дверь была плотно прикрыта. Сейчас же из узкой щели на лестницу падал слабый рассеянный свет.
Подобрав юбки, миссис Норидж стала осторожно подниматься. Вверху раздалось шуршание и что-то упало.
Миссис Норидж остановилась, а затем двинулась дальше.
Она знала, что в эту самую минуту мистер Эштон вместе со своим секретарем Кельвином работают в кабинете. Кто же хозяйничает на чердаке?
Добравшись до самого верха, Эмма приоткрыла дверь. Глазам ее предстала необычная картина.
На скамейке возле круглого окна балансировала женщина. Она стояла спиной к гувернантке, и Эмма не видела, что та делает. Но судя по скрежету задвижки, женщина пыталась открыть раму.
Миссис Норидж бесшумно отступила назад. Постояла немного – и так же неслышно спустилась вниз. Она поняла, кого увидела на чердаке.
Этот же человек встретился ей всего двумя часами позже. Худая, болезненного вида женщина лет тридцати пяти – тридцати восьми вышла из библиотеки и замерла, увидев незнакомку.
– Ах, вы новая гувернантка Лилиан, – тихо сказала она, когда миссис Норидж представилась. – Мне нездоровилось последние дни. Я почти не выходила из комнаты.
Она умолкла и наклонила голову, словно прислушиваясь к чему-то.
Несомненно, Шарлотта Пирс, кузина мистера Эштона, в юности была прелестна. Ее тонкое лицо и сейчас хранило следы прежней красоты. Но в этой
красоте было что-то тревожное. В глубине больших голубых глаз, устремленных на гувернантку, таился страх.
– Слышите? Вы слышите?
Миссис Норидж наклонила голову.
– Это ветер, миссис Пирс. Здесь повсюду сквозняки.
– Вы думаете? – Шарлотта негромко рассмеялась. Так смеется человек, знающий то, что неизвестно другому.
– Уверена в этом, мэм.
– Что ж, пусть будет так. Надеюсь, вам не представится случая убедиться в обратном.
По губам ее скользнула улыбка, которую человек, более впечатлительный, чем миссис Норидж, назвал бы зловещей.
Но гувернантка, глядя в спину уходящей Шарлотте Пирс, не думала о ее улыбке. Она думала о том, что из чердачного окошка открывается вид на кладбище. А это значит, что оно расположено точно над окном ее собственной комнаты.
Комнаты, где сошла с ума предыдущая гувернантка.
Миссис Норидж спустилась на первый этаж и остановилась у кабинета Генри Эштона, собираясь постучать.
– Его нет, – вкрадчиво сказали сзади.
Миссис Норидж обернулась. Разумеется, Кельвин Кози! В любую секунду его можно обнаружить у себя за спиной – он перемещается бесшумно, как кот. Хотя его лицо с острым подбородком больше напоминает крысиную мордочку.