Алекс Клифорд, писатель – курит трубку, барабанит пальцами по столу, явно нервничает:
– Я был у него в три, мы проговорили до пяти. Вот блокнот, убедитесь! Я записывал за ним. Запла-
тил шестьдесят фунтов, как мы и договаривались. Если бы я знал, что он меня одурачил, не дал бы и ломаного пенни. Когда догадался? М-м-м… Не могу сказать. Может быть, утром. Нет, к Гибсу я не возвращался. Зачем бы мне возвращаться? Я ушел к себе и допоздна писал у себя в комнате. У меня был острый приступ вдохновения. Нет, ни одна живая душа. А почему вы так смотрите на меня?
Линда Макнормик, писательница – курит сигареты одну за другой, говорит отрывисто, но взволнованной не выглядит:
– Покойный был мерзавец. Обещал рассказать все как на исповеди и только мне, потребовал сто фунтов, а сам выложил то же самое Клифорду. Интересно, сколько он содрал с него? За лишние пять фунтов Клифорд удавил бы его… О, нет, я вовсе не это имела в виду. Мы беседовали с шести до восьми, затем я ушла и на обратном пути встретила мистера Боннэ. Он-то мне и рассказал, что Клифорд уже побывал у нашего одноглазого мошенника. После? Я провела несколько часов в оранжерее. Вы что, хотите, чтобы моя муза дала вам показания? Она и ко мне-то является не каждый день, а вами, не сочтите за оскорбление, и подавно вряд ли соблазнится.
Карл Боннэ, скульптор – юноша из тех, что себе на уме, во время разговора почти все время криво улыбается, крайне самоуверен:
– В половине девятого вечера я дождался в саду Линду Макнормик – она как раз возвращалась от Гибса – и рассказал ей, что до нее старикан уже пообщался с Клифордом. А затем отправился к Алексу… Разумеется, я точно помню время. Это было в девять: я зашел к нему, поведал о том, как Гибс провел их обоих и ушел. Зачем я это сделал? Считайте, что мне хотелось поразвлечься. Уверен, что привратника прикончил кто-то из этих двоих. Какое еще алиби? Мне оно ни к чему. Сперва назовите хоть одну причину, по которой я мог желать его смерти.
Эмма Норидж, гувернантка – говорит мало и по делу, прекрасно владеет собой:
– Шторы в гостиной? Они голубые, сэр. Да, и шнур тоже голубой, с кисточками на концах. Точнее, шнуров два, и они совершенно одинаковые… Нет, сэр, я никого не видела после девяти. В восемь я уложила своих подопечных, затем зашла на кухню и выпила стакан молока, вернулась в свою комнату и читала до одиннадцати. Девочки спали тревожно, мне приходилось то и дело подходить к ним. Простите? Ах, книга… Она называется «Рассказы несчастных, потерпевших кораблекрушение, но спасшихся благодаря божьей милости». О да, очень поучительное чтение.
– Возмутительно! – кипятилась Нора, глядя в окно. Ее сад был заполнен чужими людьми, и миссис Эванс переживала за судьбу своих клумб. – Когда они уйдут?!
– Дорогая, они ищут следы, – объяснил Патрик.
– Но почему именно здесь?
– Ворота были заперты – значит, убийца пришел из дома.
Нору бросило в дрожь.
– Не произноси это ужасное слово!
– Как же прикажешь называть того, кто прикончил несчастного Гибса? – поинтересовался старый Фредерик.
– Еще ничего не известно. Возможно, это вовсе не убийство!
– Конечно, – согласился старик, – очень может быть, что ближе к ночи наш привратник почувствовал угрызения совести. Ведь вы, миссис Макнормик, – он поклонился Линде, сидевшей за столом, – и вы, мистер Клифорд, – кивок в сторону Алекса, с мрачным видом развалившегося в кресле, – стали жертвами его обмана. Гибс пришел в эту комнату, отвязал шнур, вернулся и придушил сам себя.
– Отец!
– Безусловно, с его стороны было просто бесчестно воспользоваться нашим шнуром, – продолжал старый Фредерик, игнорируя возмущение дочери. – Но чего ждать от человека, выманившего сто фунтов у мистера Клифорда.
– Шестьдесят! – подал голос писатель.
С его губ едва не сорвалось «чертов мерзавец!», но Алекс вовремя спохватился, что негоже так говорить о покойнике.
– Они подозревают нас, – глухо проговорила Линда. – Клифорд, вы хоть понимаете, во что мы влипли?
– Я здесь ни при чем! – фыркнул тот. – Кто угодно мог придушить его!
– Но только у нас был повод!
– У меня не было! Я понятия не имел, что старик надул меня.
Карл Боннэ, куривший в углу, негромко рассмеялся. Алекс подозрительно уставился на него.
– Что такое?
– Вы думаете, мистер Клифорд, я страдаю амнезией? – почти весело осведомился тот.
– Замолчите, Боннэ!
– Нет уж, пусть говорит! – потребовала Линда.
Скульптор потушил сигарету.
– Вчера вечером я открыл глаза мистеру Клифорду на поведение Гибса.
– Ах, вот оно что! Да вы лжец, Клифорд!
– А вы убийца! – взвизгнул тот.
Раздался хор возмущенных голосов, которые перекрыл бас старого Фредерика.
– Держите себя в руках, мистер Клифорд!
– Я знаю, что невиновен, – твердил тот. – А кроме нас с ней, – он презрительно указал пальцем на Линду, – никто не стал бы мстить привратнику. Значит, остаетесь вы, миссис Макнормик!
Линда в бешенстве вскочила.
– Ах вы низкий грязный…
В этот миг в дверях показалась высокая худая фигура в черном платье, наглухо застегнутом под горло.
При виде гувернантки, невозмутимой, как скала, бедная Нора Эванс чуть не подпрыгнула от радости. Миссис Норидж обладала талантом приводить в порядок любую сломанную вещь, а Нора чувствовала, что в окружающем ее мире что-то определенно пришло в негодность.
– Миссис Норидж, – с облегчением воскликнула она. – Прошу вас, останьтесь!
– В самом деле! – поддержал ее муж. – Поговорим о ваших принципах. Это поможет нам отвлечься от всех этих ужасных событий.
Гувернантка покачала головой.
– Мне жаль вас разочаровывать, сэр. Но, боюсь, отвлечься вам не дадут.
– О чем вы говорите?
– Инспектор Барни направляется сюда с таким видом, будто у него есть новости.
Все смолкли. Хлопнула дверь, послышались голоса, и секунду спустя Джон Барни вошел в гостиную в сопровождении двух рослых констеблей, которые огляделись и застыли у двери.
Старый Фредерик двинулся ему навстречу.
– Что случилось, инспектор?
– У нас есть подозреваемый.
– И кто же это?
– Один из ваших гостей.
Отчего-то все дружно посмотрели на Алекса Клифорда.
– Вы что, спятили? – выкрикнул тот, озираясь в испуге. – Не смейте ко мне даже пальцем прикасаться!
Но инспектор покачал головой.
– Вы здесь ни при чем. Я должен арестовать миссис Макнормик.
Гнетущее молчание, повисшее после его слов, было нарушено злорадным хихиканьем.
– Так я был прав! – торжествовал Клифорд, потирая руки.
– Я никого не убивала! – твердо заявила Линда. – Это ошибка.
Инспектор Барни был сама любезность:
– Мы непременно разберемся, мэм. А пока проследуйте за нами.
– Но я хочу знать, на каком основании вы арестовываете меня.
– В вашей комнате найдено предполагаемое орудие убийства.
– Что за чушь! – вспылила писательница. – Это невозможно!
Барни прищурился.
– Неужели? – осведомился он, утратив часть своей любезности. – В таком случае, как вы объясните, что в вашем платяном шкафу обнаружили голубой шнур, которым, как мы думаем, был задушен Джошуа Гибс?
Миссис Макнормик покачнулась и вынуждена была сесть.
– Горничная наткнулась на него, когда делала уборку в вашей комнате. А поскольку мы предупредили всех о том, что ищем, эта сообразительная девушка немедленно принесла его нам. Вы можете объяснить, почему орудие убийства оказалось спрятанным под вашими вещами?
– Потому что она убийца! – прошипел Клифорд.
– Да замолчите же вы! – вскричала Линда. – Это какая-то нелепость, честное слово.
– Простите, инспектор, – внезапно обратилась к Барни гувернантка. – Не могли бы вы сказать, как выглядит найденный вами шнур?
– Он выглядит как обычный голубой шнур с кистями, – сухо сообщил тот. – Миссис Макнормик, пойдемте.
Линда встала. Но вдруг глаза ее закатились, и она осела на пол.
– Боже мой!
– Она без сознания!
– Нюхательную соль! – скомандовал Фредерик. – Да скорее же!
В наступившей суматохе миссис Норидж незаметно исчезла.
Инспектор Барни терпеливо ждал, пока подозреваемая придет в себя. «Притворство, – думал он. – Таких дамочек не так-то просто довести до обморока. Прикидывается, это уж как пить дать. Но куда торопиться? Лишние пятнадцать минут ничего не изменят».
Однако он ошибался.
– Инспектор, – раздался сзади сдержанный голос. – У меня для вас кое-что есть.
Барни обернулся – и не смог удержать изумленного восклицания.
Вернувшаяся гувернантка держала в руках знакомый ему голубой шнур с кисточками. Но на этом экземпляре, в отличие от того, который принесла инспектору перепуганная горничная, виднелись засохшие бурые пятна.
Барни уставился на шнур, не веря своим глазам.
– Где вы это взяли? – рявкнул он.
– В вазе, сэр.
– В какой еще вазе?
– В индийской, если это имеет значение.
Любой человек, общавшийся с миссис Норидж, в определенный момент вдруг начинал подозревать, что над ним изощренно издеваются. Инспектор не стал исключением.
– Мне плевать, откуда она родом! Констебль, немедленно заберите улику!
Миссис Норидж вручила шнур полицейскому.
– Рассказывайте, где вы нашли его! – потребовал Барни.
Миссис Норидж села и расправила и без того безупречно гладкий подол платья.
– Видите ли, сэр, мне сразу было ясно, что найденный вами шнур не может быть орудием убийства, – спокойно сказала она.
– Отчего же?
– Вчера утром Джошуа Гибс продемонстрировал нам порезы на горле. При удушении они неизбежно начали бы кровоточить, следовательно, на шнуре должны остаться пятна крови. Но когда я задала вам вопрос, вы ни словом не обмолвились о пятнах. Из чего я сделала вывод, что у вас не тот шнур.
Барни смотрел на гувернантку, не мигая. Он только сейчас вспомнил, что на шее убитого действительно виднелась подсохшая кровь. Черт возьми, а в