— Сколько же он заплатил? — полюбопытствовал Крофт.
— Девять пенсов, — был ответ. — Это наивысшая цена. Я сдаю кровати по четыре, по шесть и по девять пенсов. Он купил кое-что на ужин, копченую рыбу, насколько я могу припомнить, и выпил чаю с хлебом и с маслом. Когда он кончил ужинать, было приблизительно восемь часов. После этого, он вышел. Это уже мне показалось странным, ибо большая часть моих постояльцев рано укладывается спать. Этот же человек все не возвращался. Мне это было безразлично: я сам редко ложусь спать раньше двенадцати. Часы били как раз двенадцать, когда он вернулся.
— Трезвым? — спросил Крофт.
— О, да, трезвым, — последовал ответ. Во всяком случае, я не заметил, чтобы он был навеселе. Он стал мне что-то рассказывать о том, что прошелся посмотреть на фейерверк, и затем пошел спать. Ему была отведена комната с двумя кроватями, и вторую кровать занимал очень солидный постоялец. Однако, утром, когда я проснулся, он уже ушел.
— Который же из двух ушел? — переспросил Крофт.
— Тот, про которого я рассказываю и который вернулся поздно, в двенадцать часов.
— А в котором часу вы сами встали?
— В шесть часов. Я всегда встаю ровно в шесть часов.
— А как же вы узнали, что он уже ушел?
— Когда я сошел вниз, я тотчас же увидел, что входная дверь была открыта. Как только я это обнаружил, я увидел другого моего постояльца, ночевавшего с ним в одной комнате. Он сошел вниз, и я спросил его, не знает ли он, когда ушел его сосед. Он ответил мне, что тот ушел в пять часов утра.
— В пять утра! — воскликнул Крофт. — Каким же образом, человек, спавший с ним в одной комнате, заметил это?
— У нас часы, которые бьют очень громко. Вероятно, он слышал их бой. Во всяком случае, он рассказал мне, что его сосед, вставая, разбудил его и, на вопрос, почему он встает так рано, ответил, что он должен отправиться в Кингспорт, как можно раньше. И, таким образом, я этого постояльца большие не видел.
Крофт, молча раздумывал над этим рассказом. Затем, он взял лист бумаги и спросил своего собеседника:
— Не можете ли вы подробно описать мне этого своего постояльца? Будьте очень внимательны: постарайтесь припомнить, как он выглядел, как он был одет, сколько на вид ему можно было дать лет и т. д.
Однако, воспоминания Куксона на этот счет были далеко не точны: вероятно, он от природы был не очень наблюдательным. Все же он припомнил, что человеку этому на вид было тридцать или тридцать пять лет, что у него были темные усы, и что он был гладко выбрит. Одет он был вполне прилично и совершенно не имел вида обычного бродяги. И он слегка косил левым глазом.
После ухода Куксона, которому Крофт внушил держать язык за зубами и обещал, что он получит награду в том случае, если рассказ его поможет обнаружить преступника, Крофт начал оценивать только что выслушанный рассказ.
Конечно, было странным, что человек, описанный Куксоном, отсутствовал до двенадцати часов ночи, не будучи по виду бродягой и обладая достаточными деньгами, чтобы заплатить девять пенсов за ночлег.
Его рассказ о том, что он любовался на фейерверк, не выдерживал никакой критики: Крофт отлично знал, что в тот вечер последняя ракета пущена была около десяти часов. Где же в таком случае пропадал таинственный постоялец, и почему он так рано исчез на следующее утро? Быть может, действительно Куксон направил на верный след и предположения Беннивелля, разделяемые большинством жителей города, а именно, что Постлетуайт был убит и ограблен случайно проходившим бродягой, были совершенно правильны. А, если так, то не был ли убийцей этот таинственный постоялец?
Крофту вдруг показалось, что он недостаточно знал жизнь и привычки покойного Постлетуайта и что ему нужно было бы знать все до мельчайших подробностей, чтобы добиться успеха в деле раскрытия этого преступления. Согласно всему, что он до сих пор знал о покойном из рассказов Кэт и обоих Бренсонов, Постлетуайт несомненно был еще в своей мастерской в десять часов вечера.
Но оставался ли он там и позднее и, вообще, имел ли он обыкновение оставаться там позднее? Дабы выяснить в точности этот вопросу он отправился к дому, в котором жил Постлетуайт. Дом этот находился в лучшей части города, и Постлетуайт снимал квартиру у очень почтенной пожилой дамы, которая с полной готовностью ответила на все вопросы Крофта.
— Конечно, я очень хорошо знала все привычки покойного, — сказала бывшая квартирная хозяйка покойного Постлетуайта. — Он никогда не обедал и не завтракал дома, а пил здесь только свой утренний кофе. Завтракал же и обедал он всегда в гостинице «Митры». Раз или два в неделю он приходил после обеда домой и читал. Четыре или пять раз в неделю он шел после обеда в контору и там, в своей мастерской, предавался своему любимому занятию — резьбе по дереву, и нужно сказать, он был большой мастер своего дела: у меня есть несколько подарков — собственных его изделий, исполненных очень тонко и художественно.
— А не знаете ли вы, сударыня, оставался ли он иногда в своей мастерской поздно... очень поздно? — спросил Крофт.
— О, да. Часто до одиннадцати и даже до двенадцати. Он обычно возвращался домой очень поздно. И в ту несчастную ночь мы даже не знали, что он не вернулся: ведь его комнаты расположены внизу и, конечно, у него был свой ключ от входной двери.
После этого разговора Крофту казалось, что можно с достоверностью утверждать, что Постлетуайт был еще жив, когда Людвиг Бренсон ушел от него около десяти часов. Но, кто пробрался после этого в дом?
Был ли это тот таинственный постоялец, которого только что описал ему Куксон? И если да, то как можно было напасть на его след? Что, в конце концов, было о нем известно Крофту? Только то, что у него были темные усы и что он слегка косил левым глазом!
ГЛАВА XVII РАСПИСАНИЕ ПОЕЗДОВ
Крофт прилагал все старания к тому, чтобы обнаружить человека, который в ночь убийства, якобы, любовался фейерверком. Однако он сам сомневался, что старания его могут увенчаться успехом. Как это было ни странно, но никто не являлся и не давал показаний после того, как появилось объявление, обещавшее награду. Все предположения Крофта обнаружили полную свою несостоятельность: обвинение леди Кардейн отпало само собой; точно так же нельзя было, не греша против здравого смысла, обвинить Кэт. Крофт не знал никого, кто бы питал враждебные чувства по отношению к убитому старику или кому смерть его могла бы принести какие бы то ни было выгоды. Если, действительно, что-нибудь было неладно в денежных делах Строительного Общества, то это могло быть лишь обнаружено директорами, а все они, по уверению Людвига Бренсона, находились под влиянием Беннивелля и одобряли все его действия.
Кроме того, Крофт отвергал всякую мысль о том, что Беннивелль мог побывать у старика в тот вечер: ведь он твердо знал, что Беннивелль выехал с вечерним поездом в шесть пятнадцать и что он в то время, как было совершено убийство, находился уже в Лондоне, а до Лондона ведь было шестьдесят миль. Что же касается векселей то, несомненно, грабитель или вор унес их с остальной добычей.
Быть может, сам Постлетуайт, после того, как в присутствии Людвига Бренсона бросил векселя в одну из жестяных коробок, вынул их оттуда, дабы сразу предъявить их Беннивеллю, когда тот появится после получения записки? Конечно, было странным, что все жестяные коробки на столе оказались взломанными, но, несомненно, грабитель взломал их в поисках ценных вещей, которые он мог похитить.
Все возвращаясь к мысли о Беннивелле, Крофт думал, что вряд ли можно было представить себе более бесспорное алиби: Беннивелль во время убийства был или в вагоне, или уже в Лондоне: как же можно было предъявить против него обвинение.
Таков был ход мыслей Крофта. Голова его уже шла кругом от этого таинственного дела. Когда он уже окончательно пал духом, случилось нечто, что заставило его вновь перебрать в уме все обстоятельства этого запутанного дела.
Однажды вечером, когда он сидел один после ужина, к нему пришел Стэнсби и попросил разрешения поговорить с ним с глазу на глаз.
Усевшись и получив стакан виски, Стэнсби вынул из кармана и положил перед собой на стол книжку в зеленом бумажном переплете. Стэнсби уставился на эту книжку так, как будто бы в ней заключались магические свойства.
— Что это за книга? — спросил Крофт.
— Расписание поездов, — ответить Стэнсби с усмешкой.
— Зачем же вы носите его с собой? Разве вы имеете намерение отправиться в путешествие? — спросил озадаченный полицейский.
— Эта маленькая книжка оказала мне весьма ценную услугу в связи с тем, что я намерен сейчас вам рассказать.
— Отлично! Я слушаю, — сказал Крофт. — Рассказывайте!
Перед тем как говорить, Стэнсби убедился в том, что дверь была заперта и что все окна также были закрыты. Затем он глотнул из своего стакана и подвинул стул ближе к Крофту.
— Прежде всего, должен попросить вас, чтобы разговор этот остался между нами и чтобы вы не говорили о нем ни слова, пока даже Фиппсу. Согласны?
— Отлично, мой друг, — ответил Крофт. — Что же вы имеете мне сообщить?
Стэнсби улыбнулся. Когда он улыбался, он напоминал Крофту какое-то животное: лисицу или хорька.
— Я что-то знаю и о чем-то догадываюсь, — начал он. — И, поведав вам все это, я дам вам лишнее доказательство того, как я вам доверяю. Вы помните тот день, когда вы, майор Фиппс и оба брата Бренсоны совещались у нас в конторе?
— Да, и что же дальше? — прервал его Крофт.
— Это совещание не было тайным, ибо я на нем присутствовал! — заявил Стэнсби.
— Вы?.. — воскликнул Крофт. — Не говорите глупостей!
— Это не глупости! Я действительно, слышал каждое ваше слово до того как вы пошли на станцию, и затем после того, как вы вернулись, до самого прихода полковника Постлетуайта. Я мог бы повторить вам все, о чем вы говорили. Но все это должно быть между нами.