– Ух ты! – вытаращил глаза Борис. – По щеке проехалась, по шее пролетела и под рубашку к вам залезла.
– Да! Ай! – воскликнул я. – Сейчас она самозабвенно выдирает волосы, которые на груди растут!
– Сколько вас ждать можно? – спросил Василий, входя без стука в ванную. – Ужин потеряет смак.
– Ох, – вздрогнул я.
– Что случилось? – удивился Бурмакин.
– Бритва, – сдавленным голосом произнес я, – просто кара Господня, а не электроприбор. Как ее остановить?
Борис, быстро листая инструкцию, начал читать вслух:
– «Процесс обезволосивания площади зависит от качества волос, их чистоты, распределения на местности обезволосения. В зависимости от желаемого эффекта нужно выбрать программу, активировать самодвижущееся устройство, внедрить его в нужную часть обезволосиваемого организма и спокойно заниматься своими делами, так как бритва самодвижущаяся».
– Ай-ай, – взвизгнул я, – теперь эта пакость по животу ползает. Боря! Как ее выключить?!
– Тут сказано, что бритва остановится сама, когда завершит обезволосивание, – пробормотал секретарь, – самая короткая программа по телу на четыре часа. Извините, Иван Павлович, Христа ради. Сразу не разобрался. Сбоку-то не выключатель, а переключатель программ, я поставил его в положение: «Очищение тела целиком». Ей-богу, не нарочно. Но тут путано написано.
Мне захотелось сказать крепкое словцо.
– Ваня, зачем ты у своей бабы эпилятор взял? – захихикал Василий, перейдя со мной на панибратский тон. – Не надо у девок на поводу идти.
– Что? – не понял я.
– Сегодня она тебя излишне волосатым посчитала, – продолжал Бурмакин, – ты ей угодить решил, но, понимаешь…
– Ой, ой, ой, – простонал я и начал перебирать ногами.
– Ваня, это тупиковый путь, – вещал Василий, – потом ее станут твои зубы раздражать, брекеты велит нацепить. Нос уродливым покажется, ринопластику сделаешь… Лично я, как только очередная девушка объявляет: «Твой одеколон мерзко воняет», мигом открываю дверь и говорю: «Была без радости любовь, разлука будет без печали. Досвидос!» Не позволяй садиться себе на макушку. И не разрешай бабе с комфортом в твоей квартире устраиваться.
Бритва замерла, я обрел способность излагать мысли словами:
– Василий, в этих апартаментах женщин нет. Что такое эпилятор?
– Машинка для удаления волос с тела, – объяснил горе-следователь, – она их не срезает, а выщипывает. Есть модификации, которые при этом током луковицу убивают или светом ее разрушают. Ваня, ну чего ты врешь про бабу? Живешь с кем-то и что? Глупо лгать! Сразу же понятно: ванной девка пользуется!
Мерзкое изобретение оживилось и ринулось вниз по моему телу.
– Ох, – воскликнул я.
– В апартаментах живем только мы с Иваном Павловичем и временно Генри. Почему ты решил, что тут какая-то дама еще находится? – удивился Борис.
Василий рассмеялся.
– Боря! Младенцу понятно! Эпилятор! Розовая зубная щетка в стакане! Губка в виде собачки! Гель для тела «Шоколадно-кокосовое секси». Только не говори, что этим Ваня пользуется. И вон те чулки, сетчатые, черные, с красной резинкой, тоже его?
– Где они? – завертел в разные стороны головой секретарь.
– На полу валяются, слева от унитаза, – объяснил Бурмакин.
Бритва остановилась.
– Откуда эта ерунда в моем санузле? – растерялся я.
– Ваня, – заржал Василий, – ты же не девятиклассник, который от мамы девочку прячет. Чего передо мной кривляешься?
Дверь в ванной медленно приоткрылась.
Василий расхохотался.
– Спалился. Сейчас увижу красоту неописуемую!
Во мне не к месту проснулся редактор.
– Красавицу неписаную.
В санузле появилась Демьянка.
– Вот она, единственная представительница слабого пола в квартире, – заулыбался секретарь.
Я же в полном недоумении смотрел на розовую зубную щетку, у которой ручка была сделана в виде кошки, потом перевел взгляд на чулки. И как я не заметил этого безобразия, едва войдя в ванную? Ответ прост: сразу увидел коробку с агрегатом и стал ее изучать.
Прибор, замерший возле моего пупка, затрясся и ринулся вниз. Я сообразил, чем он вознамерился заняться, поэтому с криком:
– Вот это никогда, – начал прыгать на месте, одновременно пытаясь оторвать рукой «паука» от кожи.
На секунду мне стало так больно, что глаза сами собой закрылись, потом неприятные ощущения прекратились. Я услышал тихий стук, распахнул глаза, заметил на полу розового «паука» и со скоростью бешеного зайца ринулся в коридор. Следующие минут десять я пытался прийти в себя. Тело и лицо горели так, словно я день напролет голышом носился сквозь мощные заросли крапивы, периодически падая в них. Василий изнемогал от смеха.
– Ваня! Ну ты зажег! Гони вон дуру с эпилятором. Умираю! Нереальная ржака! У тебя вид! Давно так не веселился.
В конце концов ко мне вернулось самообладание вкупе с воспитанием и воспоминанием, что я хозяин дома.
– Пойдемте ужинать.
И тут входная дверь распахнулась, появился Генри.
– Добрый вечер, Иван Павлович, – сказал Дюпре, снимая ботинки.
Я понял, что стою перед гостем в расхристанном виде, и стал запихивать рубашку в брюки.
– Здравствуйте.
– У вас аллергия, – сочувственно заметил гость, – половина лица бордовая, сейчас принесу прекрасные гомеопатические таблетки…
Из комнаты, которую временно занимал сын Анны, раздались грохот и визг. Генри бросился в коридор, я поспешил за ним, за мной скакали Василий и Борис.
Дюпре первым ухитрился прошмыгнуть в спальню, я, забыв о вежливости, ворвался за ним и оцепенел. На кровати стояла пухленькая девица, одетая только в крохотные трусики.
– Там! – закричала она. – Крыса!
– А вот и баба, – обрадовался Бурмакин, – говорил же: не ври, Ваня!
– Кто вы? – выпалил я. – Как попали в мой дом?
– Ну, Ваня, ты прямо крейсер «Варяг», тону, но не сдаюсь, – еще сильней развеселился Бурмакин, – успокойся, мне плевать, с кем ты спишь. И, ей-богу, лучше, что у тебя девка, а то уж я решил, что вы с Борей сладкие персики.
– Крыса, крыса, крыса, – перешла в диапазон ультразвука незнакомка, – она меня сожрет! А-а-а-а! Милый! Убей ее!
– Кого, дорогая? – уточнил Генри.
– Вы знакомы с девушкой? – уточнил Борис.
«Милый» отвел глаза в сторону.
– Господа! Надеюсь, вы отнесетесь с пониманием. Разрешите представить вам…
– Крыса! Крыса! – верещала девица.
– В нашем доме грызунов нет, – отрезал секретарь.
Толстушка показала пальцем на пол у окна:
– Там, значит, бабочка сидит?
Я повернул голову.
– Крыса!
– Сами вы шушеры, – с обидой в голосе заявил Василий, приблизился к грызуну и взял его на руки, – это Мотя, шиншилла. Она одна дома оставаться не любит, поэтому если мне не надо на работу, то я стараюсь носить ее с собой. Мотя обычно спит в сумке, а сегодня проснулась и вылезла.
– Она меня сожрет, – уже тише повторила девушка.
Бурмакин смерил незнакомку взглядом.
– Не, Мотя столько мяса за раз не схомячит, в тебе, похоже, килограммов семьдесят веса. И вообще, она вегетарианка.
Я почувствовал приближение приступа мигрени и решил навести хоть какой порядок в доме.
– Господа! Пойдемте в столовую. Дама оденется и присоединится к нам.
Девица прикрылась руками и заорала:
– Не смотрите на меня!
– Была бы охота, – фыркнул Василий, – не очень привлекательное зрелище! Не люблю жирных.
Я глянул на Генри.
– Соблаговолите разъяснить происходящее.
– Сейчас, – смутился Дюпре, – перед вами моя невеста, Мотя.
Крыса, возлежавшая на руках Бурмакина, подняла голову и пискнула. Василий нежно погладил ее по спине.
– Понимаю твое волнение. Не нервничай. Я люблю только тебя. Видишь, как бывает, ты Мотя, и она тоже. Фигня, однако.
Глава 16
Через полчаса, когда Генри замолчал, я целиком и полностью разобрался в ситуации.
Господин Дюпре не птица говорун, и он совсем не ловелас. С ходу заводить знакомство с девушками у сына Анны не получается, он конфузится, начинает спотыкаться на каждом слове. А еще Генри хочет, чтобы его полюбили просто как мужчину, а не как представителя древнего, богатого рода Дюпре. В последнем случае не понятно, что привлекло женщину: ты сам или твой капитал. Дочери подруг матери Генри абсолютно не нравятся, они манерны, слишком хорошо воспитаны, скорее всего, укладываются спать в перчатках и шляпках с вуалью. Господину Дюпре по душе простые веселые девушки, его не смущает, что они режут ножом рубленую котлету и не могут по каждому поводу цитировать Шекспира. Генри неоднократно пытался познакомиться с представительницами низшего класса общества, но все они через пять-десять минут общения с незнакомцем, который угостил их в баре бокалом вина, корчили рожи и убегали. Один раз Дюпре схватил за руку симпатичную девушку, когда та собралась уходить, и спросил:
– Объясни, почему я тебе не понравился?
Блондинка фыркнула.
– Сразу понятно, ищешь развлечение на вечерок. И ведешь себя странно, молчишь, улыбаешься. Реально маньяк. По телику таких в сериалах показывают.
– У меня серьезные намерения, – возразил Дюпре, – я хочу жениться на хорошей девушке.
– Так тебе, богатому, родня и разрешит бедную в дом привести, – отрезала девица.
– С чего вы взяли, что у меня много денег? – изумился сын Анны, который специально приобрел для таких свиданий одежду в дешевом магазине.
– Шмотье дерьмовое, – кивнула девушка, – а ботинки дорогущие, пахнешь одеколоном ценой в мою зарплату, зубы у крутого дантиста сделаны, стрижка не за копейки… Лучше не устраивай цирк с рубашкой и брюками. Хочешь совет? Ищи бабу в Сети, там хоть обоврись, поймать трудно. Обычно все мужики брешут, что они султаны Брунея. Нищего парня в обмане не заподозрят! Подумают: честный кретин!
И Генри стал осваивать темный мир интернета. Именно там он познакомился с москвичкой Мотей и через полгода общения понял: наконец-то нашел любимую. Матрена ни разу не спросила Дюпре о его доходах. Ее волновало другое: какие книги он любит, что за фильмы смотрит, как относит