Мельба принесла имбирный эль и молча удалилась. Ужин был заказан на 7.30 вечера, но о том, чтобы успеть вовремя, нечего было и думать. От судьи, ценящего пунктуальность, ожидание Хелен требовало терпения. Приходилось терпеть, разглядывая дорогую кожаную мебель, персидские ковры, обшитые деревянными панелями стены, дубовые полки со старинными книгами, роскошную люстру прошлого века. Площадь всех четырех этажей этого дома составляла 10 тысяч квадратных футов, и Хелен с Мельбой находили применение лишь очень небольшой ее доли.
Бэнник, закрыв глаза, припомнил последнее стихотворение анонимного автора. Тот связал его с Дэнни Кливлендом, бывшим репортером газеты «Леджер», с которым он разделался в 2009 году, всего пять лет назад. Эйлин Никлберри он настиг в 1998 году, в 2012-м расправился с Перри Кронком, меньше года назад – с Верно и Данвуди. Ему чудилось, что его жертвы выползают из могил, строятся и, как зомби, тянутся к его горлу. Он жил теперь в состоянии крайнего изумления, мысли стали беспорядочными, час за часом он придумывал и отвергал все новые стратегии действий.
Сидя с закрытыми глазами, он тяжело вздохнул, потом, достав из кармана капсулу ксанакса, запил ее элем. Он стал злоупотреблять медикаментами. Вроде бы они должны были успокаивать, но с некоторых пор эффект пропал.
Неужели его ждет утрата роскошного, привилегированного положения, к которому он привык? Неужели ему грозит разоблачение? Невероятно! Прошлое, которое он так удачно утаивал, теперь вздумало предъявить ему счет. Над его настоящим, над его статусом нависла опасность. А будущее рисовалось таким ужасным, что лучше было вовсе о нем не думать.
– Здравствуй, мой дорогой, – сказала Хелен, входя.
Бэнник вскочил и широко раскинул руки, чтобы вежливо ее приобнять, чмокнул в щеку – ничего сексуального.
– Чудесно выглядишь, Хелен.
– Благодарю. – Она перевела взгляд на свое красное платье без рукавов. – Нравится? Это «Шанель».
– Красота! С ума сойти!
– Спасибо, мой дорогой. – Родом она была из городка в Джорджии, мнила себя настоящей южной красавицей и некоторые слова выговаривала с южным акцентом. Пристально на него глядя, она продолжила, хмурясь: – У тебя усталый вид, мой судья. Тени вокруг глаз… Опять бессонница?
Бессонницей он никогда не страдал, тем не менее ответил:
– Она самая. Заседание за заседанием… – Вежливость помешала ему заметить: «Ну а ты как, Хелен? Я замечаю жирок у тебя на талии. Где твоя былая стройность?»
Впрочем, все знали, что Хелен не отказывалась от борьбы за молодость и стройность: вечные диеты, занятия спортом до седьмого пота, следование моде, изучение новейших вариантов хирургического вмешательства, тщательное использование самой дорогой косметики. Он очень в ней это ценил. Она утверждала, что дожидается некоей потрясающей женской виагры, чтобы падать в постель с первым встречным. Об этом они упоминали со смехом, поскольку обычно избегали темы секса.
Она так старалась выглядеть молодой, что он не позволял себе замечаний, способных поколебать ее уверенность в себе. Он посмотрел на ее ноги – ее обувь всегда была приятным сюрпризом, вот и сегодня он с удовольствием оценил изящество ее леопардовых туфелек из тончайшей кожи.
– Хвалю твои рискованные каблуки, – сказал он со смехом. – «Джимми Чу»?
– Как всегда.
Они простились с Мельбой и, как всегда, сели в «Мерседес» Хелен: снобизм не позволил бы ей прибыть в загородный клуб на «Форде». Бэнник усадил ее в пассажирское кресло, а сам сел за руль. Было уже 7.40 вечера, до клуба пятнадцать минут езды. Они обсудили его загруженную рабочую неделю, ее внуков в Орландо – в своей испорченности те могли винить только избыток денег. На одиннадцатой минуте она не выдержала:
– Мой судья выглядит озабоченным. В чем дело?
– Ничего особенного. Предвкушаю восхитительный ужин: резинового цыпленка и холодный горошек.
– Не так все плохо. Просто никак не выберем себе нового шеф-повара.
Оба были членами клуба и знали, в чем беда. Очередной шеф-повар трудился полгода, после чего его увольняли. Ни одному не удавалось пока удовлетворить все требования изысканной публики, убедившей себя, что знает толк в еде и вине.
Загородный клуб «Эскамбия» существовал уже сотню лет, в нем состояло пятьсот человек, да еще имелся длинный список кандидатов в члены. Это был самый шикарный загородный клуб в Пенсаколе и его окрестностях, о членстве в нем мечтали все состоятельные семьи, а также те, кто еще только штурмовал финансовые вершины. Главный зал клуба с трех сторон окружали воды залива, во все стороны от него струились безупречные аллеи. Все здесь, от извилистой тенистой дорожки для подачи лимузинов до двухсот ярдов ухоженного парка, свидетельствовало о «старых» деньгах и об особом положении приезжающих сюда людей.
Члены клуба выходили из немецких автомобилей под изогнутый козырек, где их встречали привратники в черных галстуках. Не хватало разве что красной ковровой дорожки. Хелен с удовольствием говорила «Ну, добрый вечер, Герберт» привратнику, уже много лет открывавшему перед ней дверь. Сразу забыв о старике Герберте, она взяла под руку судью Бэнника и вплыла с ним в роскошный холл, где сновали с подносами шампанского официанты. Хелен мгновенно схватила бокал – явно не первый для нее за этот день. Судья ограничился газировкой. Впереди был длинный вечер и еще более длинное воскресенье.
Скоро они оказались в водовороте богатых светских людей: мужчин в предусмотренных уставом клуба костюмах и галстуках, дам в облачении от лучших модных дизайнеров. Женщины в летах предпочитали обтягивающие платья, дерзкие открытые корсажи, отсутствие рукавов, как будто их целью было выставить напоказ как можно больше стареющей плоти в доказательство своей неувядающей привлекательности. Дамы помоложе, коих было здесь меньшинство, довольствовались, похоже, своей стройностью и не стремились пустить пыль в глаза. Все говорили и смеялись одновременно, при этом толпа медленно двигалась по широкому коридору, по толстым коврам, мимо больших портретов на стенах. В просторном банкетном зале они, бродя между столами, искали таблички со своими именами. В этот вечер не предусматривалось ведущего, не было ни подиума, ни специальных столов для спонсоров. В дальнем углу, за танцполом, настраивали инструменты музыканты.
Судья и Хелен сели за стол с восемью своими хорошими знакомыми. Это были супружеские пары – врач, архитектор, хозяин фирмы по добыче гравия с женами. Тут же оказался и еще один человек, старше всех за столом, не пропускавший вместе с женой ни одного вечера в клубе, по слухам, он был богаче остальных восьми вместе взятых. Вино потекло рекой, завязалась оживленная беседа.
Судья Бэнник сделал над собой усилие раз, другой – и тоже заулыбался, стал похохатывать, громко обсуждая разную чепуху. При этом на него то и дело наваливалась тяжесть в предвкушении будущего, опасение достать новый конверт от анонима из ящика в понедельник, страх предстать перед всеми беззащитным, голым, и тогда он впадал в задумчивость. Невозможно было не озираться, не задавать, глядя на друзей и на других давних знакомых, себе вопрос: как бы они к такому отнеслись?
Он, щеголяющий в костюме с лейблом «Зенья», якшающийся с богачами, был уважаемым судьей, им восторгались важные люди, а еще он был – во всяком случае, так считал он сам – самым хитроумным убийцей в американской истории. Он изучил людей и видел их насквозь. Все они разбойники, а некоторые еще и полные невежды.
Судья мысленно приказал себе встряхнуться и спросил что-то о разливе нефти в Мексиканском заливе. Нефтяное пятно приближалось к Пенсаколе, многие уже били тревогу. Он предвидел в недалеком будущем огромное количество тяжб. Истцы, предрек он, оживятся в тот момент, когда пятно будет рядом, а может, и раньше. Сообщения о катастрофе не сходили с первых страниц газет, и все за столом некоторое время пытали его честь на предмет того, кто с кем может судиться. Женщины первыми утратили интерес к этой теме и повели свой собственный разговор. Тем временем подали ужин.
Вышколенные официанты исправно доливали все бокалы, особенно бокал Хелен. Она привычно выбрала шардоне и быстро захмелела. К десяти часам она совсем опьянеет, и ему опять предстоит затаскивать ее в дом при помощи Мельбы.
Теперь его устраивало помалкивать и слушать других. Он разглядывал зал, улыбался, приветствовал кивками знакомых. Всем было весело, кое-кто неумолимо терял самоконтроль, все были красиво одеты. Особенно радовали дамские прически. У дам старше сорока лет были одинаковые носы и подбородки, а все благодаря доктору Рэнглу, самому популярному пластическому хирургу на флоридском «отростке». Он сидел в двух столиках от них со своей второй женой, роскошной блондинкой неопределенного возраста; ходили почему-то слухи, что ей всего тридцать с небольшим. Когда Рэнгл не трудился над лицами женщин, он с ними спал, они считали его неотразимым, и его сексуальные приключения служили пищей для бесконечных сплетен.
Как многие присутствующие здесь мужчины, Бэнник терпеть не мог доктора, но втайне завидовал его либидо. Мужу такой женщины не грех было позавидовать.
Среди собравшихся в клубе гостей он был бы не прочь прикончить двоих. Рэнгл был вторым, первое место занимал банкир, отказавшийся дать ему взаймы, когда он, тридцатилетний, надумал купить свое первое офисное здание. Банкир заявил тогда, что у Бэнника слабоват балансовый отчет, а шансы заработать на адвокатском поприще сомнительны. В городе и так хватало юристов средней руки, еле оплачивавших свои счета. Типичный банкир, возомнивший себя всезнайкой. Бэнник купил другое здание, набил его арендаторами и продолжил покупки. Его адвокатская практика процветала, он вступил в загородный клуб и отныне игнорировал банкира. Когда в возрасте тридцати девяти лет его избрали судьей, того хватил удар, и он вынужденно отошел от дел.
Теперь он сидел за угловым столиком – старый, сморщенный, жалкий, только и способный, что мямлить что-то своей жене. Он заслуживал сострадания, но это чувство было Бэннику чуждо.