ись две кафельные плитки, и они никогда – никогда!!! – не будут приклеены; свой кабинет, в котором валяются диски, книжки вперемешку с носками, и где никто и никогда – никогда!!! – не будет убираться…
У меня есть некоторое количество денег и связей. Что тоже вовсе не лишне.
И, наконец, главное. У меня есть женщина, которую я хочу видеть каждую секунду, с которой хочу стареть и чувство к которой никогда не будет похоронено на кладбище чувств. Никогда! – я это знаю точно.
Кончились хождения по граблям! Кончились! Что там впереди? Луг? Лужайка? Море? Что?
Не важны все эти метафоры. Впереди – жизнь новая. Новая совсем – вот что важно.
Итак. Что необходимо из того, что есть в моей жизни?
Моя профессия. Мой сын. Деньги, связи. И – женщина. Моя женщина. Конечно.
Остальное надо просто вышвырнуть из жизни. Оно лишнее. Дурацкое и лишнее.
Я этого не понимал раньше?
Я это понимал всегда.
Почему я ничего не менял?
Потому что жизнь человека – это его привычки. Хочешь менять жизнь – меняй привычки. Вот и все.
А это трудно чрезвычайно. Потому что привычки притворяются жизнью, и тебе кажется, что если ты их отменишь, то автоматически отменится и жизнь. Вот и держимся за старые привычки – держимся за жизнь.
Но когда приходит любовь – она ластик. И все лишнее – лишнее. Понимаете? Это очень важно в жизни: все лишнее воспринимать именно как ненужное.
Для этого нужна любовь.
И тогда все становится просто.
Мне кажется, я это уже говорил…
И тогда ты просыпаешься однажды утром и понимаешь, как изменить все то, что тебя достало.
И все становится легко и понятно.
И нужно-то всего пару шагов… Всего-то пару, чтобы все лишнее исчезло, а осталось только то, что необходимо.
Как же это важно – жить так, как хочется тебе! Не так, как принято; не так, как диктуют какие-то смутные нормы; не так, как надо; не так, как требуют; не так, как ты привык, в конце концов…
А вот именно так, как хочется тебе!
Все, что для этого нужно, – осознать свое желание и действовать!
Желание – это не мечта. Это действие. Знаешь свое желание – действуй!
Поверь себе и – вперед!
Пару шагов, и у тебя начнется хорошая, желанная, новая ТВОЯ жизнь.
Пару шагов – пару нервных разговоров.
Всего пару – это так мало.
И всё!
Всё-о-о-о-о!!!
Ты вырвешься на свободу из плена привычек. И никто – никто! – не сможет помешать тебе.
Как же я благодарен тебе, дорогая моя Ирма Стук, за это понимание, которого не было бы без любви. А теперь оно есть.
Есть понимание желанной свободы.
И я сделаю эти два шага. И мне никто не помешает. Я точно знаю: никто.
Я уговариваю себя?
Да. В какой-то мере. Потому что это очень страшно: менять жизнь. Кардинально. Менять в ней все привычное и начинать новое.
Два шага. Всего лишь.
И я их сделаю.
_______________________________________________
День пролетел туманно.
Семен Витальевич спросил меня:
– В чем своеобразие поэзии Маяковского?
Я ответил вопросом:
– Если своеобразие поэзии можно сформулировать в нескольких словах, то что ж это за своеобразие? Я могу вам, конечно, рассказать про рифму и усеченные строки – только это ведь ничего не объясняет, правда?
Витальевич начал ругаться… Как всегда, короче.
Потом меня еще на каком-то уроке вызывали… Не помню…
Потом полаялись с лопоухим Сашкой, даже потолкались немножко.
Туманно все. Туманно. Жду вечера. И боюсь.
А секса не надо бояться – его надо ждать и хотеть.
А я боюсь. Боюсь, что у меня что-нибудь не получится, что Ирке не понравится…
Боюсь и хочу. Так бывает?
Я решил действовать так.
Купить водки. Выпить. Прочитать Ирке какое-нибудь свое стихотворение для храбрости.
А дальше?
Дальше происходит что-то такое в тумане.
А потом мы лежим, смотрим в потолок и говорим про любовь.
По дороге домой я решил зайти в аптеку, купить презервативы.
Понятно, что никогда в жизни я не покупал презервативы и мне было здорово не по себе.
Но я убеждал себя в том, что это обычное дело.
Я ошибался. Я забыл, что если тебе шестнадцать лет, то практически любая покупка – это проблема.
Не так давно я покупал кроссовки – ничего особенного, казалось бы, – не водка, не презерватив.
Но продавщица на кассе спросила меня:
– Деньги мать дала или украл?
– Украл, – ответил я. – Убил сначала, а потом украл.
Я смотрел продавщице прямо в глаза.
Она улыбнулась и пробила чек.
Презервативы висели около кассы. Я показал на тот, который был мне нужен, и попросил три штуки.
И началось.
Продавщица спросила, хитро щуря глаза:
– Не рано ли тебе?
– В каком смысле? – я сделал вид, что не понял.
Она ухмыльнулась:
– Пользоваться тебе ими не рано?
Аптеркарша была толстая пожилая тетка с крошечными глазками.
Я широко улыбнулся ей:
– Не надо завидовать.
– Похами мне еще, – предсказуемо ответила она.
На бейджике аптекарши были написано «Туманова З.И. Фармацевт».
– Уважаемая госпожа Туманова, – произнес я совершенно серьезно. – Вам, как фармацевту, должно быть известно, что презервативы делаются из очень прочного материала, кроме того, сама специфика использования этих изделий предполагает их абсолютную водонепроницаемость. Поэтому я, как и другие школьники России, использую их для химических опытов. Вы, госпожа Туманова, мешаете моему пылкому уму внедриться в тайны науки химии. Более того, вы отчего-то считаете, что мне рано заниматься наукой, и даже завидуете мне, потому что я занимаюсь наукой, а вы нет. Мне это кажется странным, и потому я прошу пригласить директора этого заведения, чтобы я мог довести до его сведения, как вы мешаете молодым людям в их пытливых занятиях научной деятельностью.
По мере моего монолога физиономия фармацевта Тумановой З.И. вытягивалась все сильней.
Я закончил и победно смотрел на госпожу Туманову.
Я был единственным покупателем, и, увы, никто не мог оценить моего прекрасного монолога.
– Так ты это… – начала Туманова.
Но я ее перебил:
– Прошу разговаривать со мной на вы и пригласить директора. – Я помолчал и понял, что надо использовать последний убойный аргумент, который всегда действует на взрослых. – Иначе я пожалуюсь отцу, что вы не продаете мне изделия, необходимые для очень важного и очень химического опыта.
Туманова спросила:
– Сколько тебе?
– Вам.
– Сколько вам?
Последнее слово она выдавила с трудом, но все-таки выдавила.
– Три. И директора.
Она протянула презервативы.
Я – деньги.
Она отсчитала сдачу.
– И запомните, госпожа Туманова, никогда нельзя стоять на пути развития науки.
С гордым видом я вышел из аптеки.
Одну проблему я решил. Теперь оставалась проблема с водкой, которую мне тоже, конечно, продавать не будут.
Удивительное дело! Я не сделал ничего плохого: никого не убил, не ограбил. И только по той причине, что мне мало лет, меня все время все достают. Достают и достают. Просто так.
Как будто возраст – это вина.
Почему они за меня решают, когда мне пить водку и заниматься сексом? Почему они решили, что я – придурок, который сам не в состоянии ни за что отвечать?
Включите программу новостей. Или ток-шоу, которые так любит моя мама… Ну, и кто тут придурок?
Настроение портилось.
А вечер приближался.
Хорошо еще, что у меня есть Ляга. Я скучаю по ее выпуклым глазам и по тому, как она плавает, отталкиваясь от воды.
Я бы взял Лягу вечером с собой.
Но это явно невозможно. Придется как-то самому.
Самому придется.
Как-то…
_______________________________________________
Я смотрел на то, как орет на меня Оля… Не слушал, что она кричит, потому что ее тексты разнообразием не отличаются, а вот именно смотрел.
Смотрел себе и думал: вот эту женщину я любил. С ней прожил много лет. Она родила мне замечательного сына. Она казалась мне незаменимой.
Из восьми миллиардов жителей земли так дотошно… Можно употребить такое слово? Почему нет? Да, именно столь дотошно я знаю только ее. Я изучил все родинки на ее теле; все ее привычки; мне известно, что если по ночам она начинает сопеть, ей надо тихонечко подуть в ухо, и сопение прекращается…
Раньше… Сколько лет назад? Или веков? Да и было ли? Было, да: я обнимал ее и заканчивался любой скандал.
Куда делось? Где потерялось?
Раз… Два… Три… Проверка…
Пишем ли?.. Пишем…
И вот передо мной стоит совершенно чужой человек, который не вызывает у меня ничего, кроме раздражения.
Моя жена… Мать моего ребенка… Совершенно чужой человек. Чужой человек в совершенстве.
Сейчас сказать ей о своем решении или позже?
Я же решил, что это будет второй шаг. Значит, второму и быть.
Ольга словно почувствовала мои мысли… Не поняла, а вот именно почувствовала. Она всегда умела чувствовать, что я скажу, прежде чем я произносил слова.
И вот, когда я уже открывал входную дверь, она произнесла совершенно спокойно:
– Если ты удумал от меня сваливать – вали. Но скорый развод я тебе не дам, так и знай. Тянуть буду до последнего.
Я искренно удивился:
– Почему?
– Потому что ты отбегаешь свое и все равно вернешься. Стареть мы будем с тобой вместе. И ты это прекрасно знаешь. Понял меня, Сергей Сергеевич?
Это было настолько неожиданно, что я не нашелся, что ответить.
У меня возникла предательская мысль: она ведь права – права она, черт побери!
Я выскочил на улицу, словно мечтая убежать от этой жуткой мысли.
Ирма, как нередко бывало в последнее время, ждала меня за углом в своей машине.
Хотите, я скажу вам, что такое любовь… Я уже чего-то такое говорил, но это все фигня…
Сейчас я понял. Кажется, понял окончательно.
Убегая от своей мысли, ты выскакиваешь из-за угла, словно преступник, скрывающийся от погони, и видишь ее… Да нет, не ее ты видишь, но только машину… От нее – лишь абрис, силуэт, неясность… Но этого достаточно, чтобы все мысли, в том числе и эта, мерзкая, испарились, а все твое стареющее существо заполнилось какой-то невероятной теплотой.