отвечало: вам нужно оружие, мы отдаем его, но вместо оружия пришлите нам кирки, лопаты для проведения дорог, оросительных каналов, дайте нам работу; вы отбираете оружие, но теперь вы сами должны будете охранять нас от воров, конокрадов и бандитов»{1117}.
Дзержинский всегда выступал за применение крайних мер борьбы с бандитами. Одним из последних его документов была резолюция на сводке ДТО Юго-Западной железной дороги за 15 июля 1926 г. о том, что была раскрыта и задержана организованная банда из 7 человек во главе с атаманом А. Ткачуком. Резолюция председателя ОГПУ была однозначной: «Надо их расстреливать беспощадно»{1118}.
Следовательно, можно было с полной уверенностью утверждать, что к середине 1920-х гг. были погашены тлевшие очаги контрреволюции, мятежи, ликвидирован политический бандитизм в Западной и Восточной Сибири, в Тамбовской и Саратовской губерниях, на Северном Кавказе и в Украине.
К более «мягкой» политике органы безопасности под руководством Дзержинского перешли в большей мере после 1922 г. Время и опыт показали, что только репрессивными мерами, рассчитанными на уничтожение противника и запугивание населения, невозможно было подавить повстанческое движение и бандитизм. Поэтому парткомы РКП (б) и местные советы их проводили в сочетании с другими, каковыми были: продуманная агитационно-пропагандистская работа партийных и советских органов при активном участии чекистов, создание благоприятных условий для «разоружения» банд и повстанцев (недели явки, амнистии) и др.
К тому же надо учитывать и настроение населения. Автор книги о сибирском восстании, мой односельчанин, Константин Лагунов пишет о том, что сибиряки очень быстро «разочаровались в созданной в ходе восстания власти, и народ «не только спешил покинуть повстанческие полки, но и помогал Красной Армии поскорее затушить пламя восстания»{1119}.
И прав был Б.В. Савинков, когда писал: «Для меня теперь ясно, что не только Деникин, Колчак, Юденич, Врангель, но и Петлюра, и Антонов, и эсеры, и «савинковцы», и грузинские меньшевики, и Махно, и Григорьев, и даже кронштадтцы не были поддержаны русским народом, и именно между всеми разновидностями белозеленого движения, с одной стороны, и Советской властью — с другой, русский народ выбирает Советскую власть»{1120}.
Борьба с повстанцами, мятежниками и бандитами свидетельствовала о том, что деятельность чекистских и военных органов носила подчиненный характер по отношению к мероприятиям общеполитического и экономического характера и достигала успеха лишь при активной поддержке народа.
Работа всех звеньев аппарата ОГПУ в центре и на местах позволила бы и в последующие годы бы сохранить status cwo не только в деревне, но и в городе. Но это при условии спокойного развития страны, без революционных взрывов и новых «коренных преобразований», чем явилась насильственная коллективизация. О каких-то продуманных, всесторонне обоснованных мероприятиях властей, в том числе и ее представителей, сотрудников ОГПУ не могло быть и речи. Политическому руководству важно было в течение двух-трех лет уничтожить кулаков и «подкулачников» повернуть деревню на путь социалистического развития. Ведомство государственной безопасности, претворяя в жизнь политику большевистской партии, начало вести борьбу с новыми врагами советской власти (к ним были отнесены не только кулаки, но и «подкулачники», фактически все, недовольные политикой в деревне) на пути радикального поворота крестьянства. Массовое сопротивление значительной части населения означало наступление новой фазы борьбы, потребовавшей коренной перестройки работы органов ОГПУ.
Глава 11Внешняя разведкаБорьба со шпионажем спецслужб противника и эмигрантскими центрамиКонтрразведывательная работа
Надо наметить и провести меры по нашей разведке и контрразведке… и по наблюдению и изловлению их шпионов и опорных пунктов у нас, в СССР
После Октябрьской революции и в последующие годы будущее новой власти политическое руководство Советской республики связывало, прежде всего, с внешним фактором, считая, что победа ее будет прочной только тогда, когда дело социализма победит во всем мире, «потому что мы и начали наше дело исключительно в расчете на мировую революцию»{1121}. Возвращаясь к этой мысли 5 июля 1921 г., В.И. Ленин отмечал, что без поддержки международной мировой революции «победа пролетарской революции невозможна. Еще до революции, а также и после нее, мы думали: или сейчас же, или, по крайней мере, очень быстро, наступит революция в остальных странах, капиталистически более развитых, или, в противном случае, мы должны погибнуть»{1122}. Но большевики не довольствовались ожиданием, а всячески стимулировали революционное движение в странах Европы и Азии. Они помогали повстанческому движению в восточных районах Польши, в частности, боевым операциям, проводимым партизанским отрядом «Союз крестьянской самозащиты», действовавшим под общим руководством начальника особого пограничного отделения Лепельского. Отряд громил польские учреждения, уничтожал линии связи, взрывал мосты, наносил удары по жандармским и военным командам. «Мы дали сильный урок панской Польше и отбили у них желание играть с огнем»{1123}. Помощь кадрами, финансовыми средствами и оружием революционерам не только Польши, но и Болгарии, Германии, Турции, Китая и других стран не привели к желаемым результатам. Инспирированные «революции», не поддержанные народами, были подавлены в короткий срок: от 4-х часов до нескольких дней. В 1923–1924 гг. советская агентурная сеть в Германии и Болгарии понесла большие потери, а в Польше оказалась проваленной, и дефензива через внедренных в нее провокаторов частично ее ликвидировала. «Ультиматум Керзона» в мае 1923 г. свидетельствовал о хорошей осведомленности английской разведки о работе советской агентуры в Персии, Индии и странах Африки.
Отвечая на вызов коммунистов, капиталистические государства стремились не только к укреплению «санитарного кордона», но и оказывали всемерную помощь эмигрантским центрам, внутренней контрреволюции и оппозиционным силам, готовили военную интервенцию. Они использовали изменившееся геополитическое положение России, стараясь втянуть в орбиту военных интересов страны Восточной Европы, прежде всего государства, ставшие самостоятельными после распада империи (Латвию, Литву, Эстонию, Финляндию и Польшу). Поэтому понимание того, что он живет в осажденной крепости, не покидало наш народ и в 1920-е, и в 1930-е гг.
Оборонное мышление подменило и вобрало в себя идею развития. К тому же оно не только зависело от политического положения страны и расстановки сил, но и было определено идеологизированным подходом руководителей страны ко всей внешней политике. Нельзя не учитывать и того, что одним из последствий Гражданской войны стали недоверие, неприязнь и враждебность к западным странам — вчерашним участникам интервенции, укоренившееся в умах большинства населения, что стало питательной средой для формирования менталитета «осажденной крепости» и атмосферы «холодной войны». И все же, в истории отношений Советской России с западными странами сначала был «санитарный кордон», а уж затем «железный занавес».
Шпионские и эмигрантские центры противника в своей работе опирались на многочисленные антисоветские организации, поддерживавшими тесный контакт со спецслужбами противника. Так, в Петрограде существовал «Союз освобождения» — организация профессора В.Н. Таганцева, связанного с 1919 г. с английским шпионом Поль Дюксом. В ней насчитывалось только в одном городе более 200 человек. Это преимущественно бывшие офицеры, адвокаты и моряки. Борьбу с властью они вели с использованием экономических и политических средств, вплоть до террора{1124}. В Семиречьи действовала белогвардейская организация полковника Бойкова, в которой состояло более 1 тыс. человек. В Белоруссии группа эсера Ю. Листопада в г. Слуцке вела антисоветскую агитацию, призывала крестьян к неуплате налогов, саботажу и террору, готовило восстание. В Ростове-на-Дону бывшим царским генералом К.Э. Ухтомским была создана «Армия спасения России». Сторонники Ухтомского установили связь с рядом бывших офицеров, с Деникиным, начали вести вербовку на заводах, в железнодорожном депо, связались с «партизанскими отрядами» на Дону и Кубани. Ухтомский разработал план восстания и захвата города{1125}. С другой стороны, были факты и иного рода. Так, в 1925 г. в Ленинграде было арестовано около 200 бывших лицеистов. Местный отдел ГПУ хотел инициировать заговор, но сфабриковать «дело» не удалось.
О численности лиц, состоявших в контрреволюционных организациях в середине 1920-х гг., дают некоторое представление данные губернских, областных, краевых и народных судов об осужденных за контрреволюционные преступления. Таковых в 1924 г. насчитывалось 1564, в 1925 г. — 1042 человек{1126}.
Вполне понятно, что в 1917–1926 гг. спецслужбы противника не могли не использовать исключительно благоприятные условия для ведения подрывной работы против Советской России. Их агентуру интересовали все стороны жизни советского государства и общества, но, прежде всего — политика правящей партии и Советского правительства, оборонительный потенциал страны: пропускная способность транспорта, состояние оружейных и авиационных заводов, комплектование РККА кадрами, техникой, мобилизационные планы и др. Особый интерес представляла деятельность органов ВЧК-ОГПУ. Подрывная работа выражалась не только в сборе шпионских сведений, но и в попытках создать свои опорные пункты на территории страны, в распространении антисоветских листовок, в дискредитации политического руководства.