В 1923 г. сотрудник газеты «Гудок» Коньков-Гобби был заподозрен в шпионаже. Он познакомился с секретарем английской миссии Г. Гароди в начале ноября 1923 г. в Музее изящных искусств. Гароди предложил Конькову-Гобби заняться пропагандой идеи сближения России с Англией, за что готов был давать вознаграждение. 15 ноября 1923 г. Коньков-Гобби встретил любовницу Гароди на улице и просил ее во что бы то ни стало устроить свидание с англичанином, так как располагал «очень важным материалом для передачи ему». Это были сведения о положении в высшем партийном руководстве, о ходе партийной дискуссии и другие документы{1250}.
При передаче материалов Коньков-Гобби был арестован ГПУ.
25 ноября 1923 г. Дзержинский писал Менжинскому: «Дело Конькова-Гобби имеет огромное значение для партии. Необходимо послать детальное сообщение ЦК и т. Андрееву» и просил распорядиться составить проект такого сообщения и дать ему на подпись. В сообщении он предложил дать детальное описание и партийную принадлежность этого Гобби, кто его рекомендовал, его социальное положение, как попал в «Гудок», что он говорил о склоках в редакции «Гудка», как познакомился с англичанами и детально о том, «что он говорил англичанам (в кавычках и без кавычек) о внутрипарт[ийном] положении»{1251}.
28 ноября 1923 г. Дзержинский сообщил в ЦК РКП (б) Сталину об аресте «с поличным» сотрудника редакции газет «Гудок» английского шпиона-коммуниста с 1918 г. Конькова-Гобби и предложил: «В этой связи правильно будет провести в партийном порядке чистку редакции «Гудка» и чистку от меньшевистской заразы типографии «Гудка», если есть хотя бы доля правды в ревеляциях шпиона Гобби, для чего (а также для проверки его сведений) назначить тройку в составе Андреева (председатель), ЦКК и меня.
Транспорт надо во что бы то ни стало, в связи с международной обстановкой, очистить от меньшевиков и неустойчивых элементов, докатывающихся до английской разведки»{1252}.
В продолжение дела английского шпиона 12 марта 1924 г. Дзержинский писал Благонравову: «Еще 2/Ш П/бюро поручило Андрееву, мне и представ. ЦКК заняться пересмотром аппарата «Гудка» в связи с делом Конькова-Гобби. Т. Андреев не созвал нас, и дело заглохло.
Просьба собрать информацию об аппарате «Гудка» и прислать мне с заключением. Есть ли нужда заняться сейчас этим вопросом нашей тройке?»{1253}.
В 1925 г. английская разведка лишилась одного из лучших своих агентов. На следующий день после окончания сенсационного суда над Б.В. Савинковым помощник А.Х. Артузова положил на его стол новое дело, на картонной обложке которого было выведено только одно слово — «Рейли».
Английский супершпион Сидней Рейли никогда не скрывал, что борьба с Советами остается для него делом всей жизни, и он вел ее по трем направлениям: пропаганда, террор и диверсии. Он не был простым шпионом. Так, всякий раз, оправляя документы в Лондон, он прилагал к ним собственные комментарии, рекомендации, исходившие из оценки политического, экономического и военного положения в Советской России.
Еще в ноябре 1918 г. С. Д. Рейли за шпионскую деятельность заочно был приговорен к расстрелу Верховным революционным трибуналом республики. Но ему удалось сбежать.
В апреле 1925 г. Рейли отправил в адрес легендированной антисоветской организации (МОЦР) письмо, в котором рекомендовал перейти к тактике активных действий, решительным способам борьбы с советской властью вплоть до проведения террористических актов против руководителей партии и правительства. Именно после ознакомления с этим планом Дзержинский дал Артузову указание принять все меры к выводу Рейли на территорию СССР и его аресту{1254}.
Так продолжалась оперативная игра ОГПУ с целью поставить под контроль антисоветское монархическое подполье в СССР, проникнуть в белогвардейские зарубежные центры и парализовать их террористическую активность, обеспечить дезинформацию спецслужб противника. Частью этой игры была тщательно подготовленная операция «Трест», чтобы вывести С. Рейли на советскую территорию и арестовать.
Его переход через границу обеспечила финская разведка. Этому предшествовала переданное им (через английского агента в Финляндии белоэмигранта Н.Н. Бункакова) письмо Якушеву с различными советами по борьбе с большевиками. На встрече с Рейли в Хельсинки А.А. Якушев и Мария Захарченко-Шульц убедили его приехать в Москву.
25 сентября представители финской разведки встретили Рейли на станции Куоккала. В половине двенадцатого ночи они направились к реке Сестре. До самой границы Рейли сопровождала Мария Захарченко-Шульц. На советской стороне Рейли встретил сам начальник погранзаставы Тойво Вяхи.
В Москве через два дня, после встреч с руководителями «Треста» Н.М. Потаповым и сотрудниками КРО ОГПУ В.А. Стырне и С.В. Пузицким Рейли был арестован и прямо из кабинета Г.Г. Ягоды специальным нарядом доставлен во внутреннюю тюрьму ОГПУ. Ему присвоили № 73. Следующей ночью «при попытке перехода границы» на глазах встречавших его на финской стороне двойник «семьдесят третьего» был «смертельно ранен» советскими пограничниками.
О судьбе же пограничника Тойво Вяхи стало известно лишь через несколько десятилетий. Тогда же знали только то, что он был расстрелян «за предательство». Но через некоторое время на одной из южных застав появился молодой командир с орденом Красного Знамени на гимнастерке. Звали его Иван Михайлович Петров.
На Лубянке допросы С. Рейли вели руководители КРО ОГПУ А. Х. Артузов, В.А. Стырне, В.А. Уколов, Г.Г. Ягода и М.А. Трилиссер.
На первом же допросе Рейли назвал свое настоящее имя и признался в нелегальном переходе советской границы с помощью «Треста» и отказался от дальнейших объяснений. Первые дни С. Рейли держался твердо, надеясь на вмешательство в его судьбу английской спецслужбы и британского правительства. И тогда ему показали не только советские, но и лондонские газеты, в которых он прочитал сообщения о собственной гибели, потерял самообладание.
Во время общения с Рейли чекисты обращались к нему не по имени, а по номеру — 73.
«73» был причастен к одной из тайн политической истории Великобритании ХХ в. — к появлению известного фальсифицированного «Письма Г. Зиновьева». Политическая провокация во многом обеспечила консерваторам победу над лейбористами на октябрьских выборах 1925 г. и их возвращение к власти.
«Семьдесят третий» был известен английской разведке как специалист по большевизму, консультант военного министра Великобритании У. Черчилля Сидней Джордин Рейли, заочно приговоренный в ноябре 1918 г. к расстрелу Верховным революционным трибуналом РСФСР. Операция «Трест» позволила вывести на советскую территорию 53-летнего агента английской разведки «ST1» Соломона Розенблюма, уроженца Одессы, международного торговца оружием, в совершенстве владевшего 4 языками, капитана английских ВВС, кавалера «Военного креста» Британии.
В письме помощнику начальника КРО В.А. Стырне от 17 октября 1925 г.: Рейли отметил: «Мой последний опыт с «Трестом» до конца убедил меня в бесполезности и нецелесообразности искания какой бы то ни было опоры для антисоветской борьбы как в русских, так и в эмигрантских организациях. Во мне сложилось довольно сильное впечатление о прочности советской власти. Поэтому мне приходится смотреть на всю интервенционную политику (какого бы то ни было рода) как на нецелесообразную»{1255}.
Рейли, несомненно, представлял большой интерес для советской контрразведки. И чекисты старались убедить его дать необходимые показания, но натолкнулись на сопротивление. И тогда применили «специальные методы воздействия». Об этом свидетельствует дневник С. Рейли, найденный у него в камере после расстрела. Вот запись 30 октября 1925 г.: «Поздно днем Стырне… сообщил, что Коллегия ГПУ пересмотрела приговор и что, если только я не соглашусь, приговор будет приведен немедленно. Сказал, что это не удивляет меня, что мое решение остается то же самое и что я готов умереть. Был спрошен, хочу ли я получить время на размышление… Дали 1 час. Повели обратно в камеру,… привели обратно*
Я рад, что могу показать им, как англичанин и христианин понимает свой долг… Сказал, что о моей смерти никто не узнает… Немедленно надели наручники, держали в ожидании около 5 минут. В течение этого времени заряжание оружия во внешней комнате и др. приготовления… Очень холодно. Бесконечное ожидание на гаражном дворе, в то время как исполнитель вошел внутрь. Грязный разговор часовых и шутки… Сообщили об отложении на 20 ч. Ужасная ночь».
Однако С. Рейли ничего не записал в дневнике о том, что, забыв о христианском долге, он в этот же день обратился к Ф.Э. Дзержинскому со следующей запиской: «После происшедшего с В.А. Стырне разговора я выражаю свое согласие дать вам вполне откровенные показания и сведения по вопросам, интересующим ОГПУ относительно организации и состава великобританской разведки и поскольку мне известны такие же сведения относительно американской разведки, а также тех лиц русской эмиграции, с которыми мне пришлось иметь дело»{1256}.
Но этих показаний, вероятно, было мало, и чекисты, скорее всего, строили планы об использовании С. Рейли в большой политической игре. На эти размышления наводит новая запись в дневнике от 31 октября: «…в 8 вечера поездка. Я одет в форму ГПУ. Прогулка за город ночью. Прибыли Москву, прекрасное помещение. Чай. Ибрагим…Предложение любых денег или положения… имя исполнителя Дукис (главный тюремщик)». Но С. Рейли против. И, наконец, последняя запись от 2 ноября: «Разговор с Артузовым… Письмо Зиновьева… разочарован моим состоянием. Ст. надеется кончить в среду. Сомневаюсь этому. Спал очень скверно. Эту ночь читал до 3 утра. Становлюсь слаб»