Еще весной 1920 г. ЦК ПСР дал директиву о проведении всеми ее организациями двух кампаний: 1) «приговорного движения» с суровым осуждением советской власти и поддержки созыва Учредительного собрания, 2) создания «Крестьянского союза» в селах как «Союза братьев для защиты народных прав».
В декабре 1920 г. в Москве небольшая группа вышедших из партии эсеров выработала «основные положения» и начала агитацию по стране за создание союза крестьян. Они объездили десятки губерний и получили одобрение разработанным документам о целях и задачах союза. Крестьянские союзы возникли в Сибири, Тамбовской и других губерниях. На Северном Кавказе создан «Союз трудовых земледельцев». Один из представителей Крестьянского союза нелегально направился за границу для образования представительства организации в других странах. Открытое выступление «Крестьянской России» началось публичным докладом С.С. Маслова в декабре 1921 г. в Париже, затем вышла его книга «Россия после 4-лет революции», а в мае 1922 г. под Прагой состоялось собрание первых заграничных членов «Крестьянской России». В октябре 1922 г. были выпущены первые книжки сборников «Крестьянской России» под редакцией А.А. Аргунова, А.Л. Бема и С.С. Маслова. В 1921 г. на всей территории страны зарегистрировано 139 случаев агитации за создание «Крестьянского союза», в 1923 — 543, а за первое полугодие 1926 г. — 748 {1536}. В 17 пунктах программы Союза трудового крестьянства (СТК) были изложены цели крестьянской борьбы до созыва Учредительного собрания. Эсеры требовали установления «временной власти на местах и в центре на выборных началах союзами и партиями, участвующими в борьбе против коммунистов»{1537}.
Отношение к СТК у РКП (б) — ВКП (б) оставалось крайне отрицательным. 31 марта 1921 г. Оргбюро ЦК РКП (б) признало «недопустимым и нецелесообразным легализацию крестьянских союзов»{1538}. Один из лидеров большевиков Н.И. Бухарин прямо указал причину такого отношения к СТК: «Если бы в крестьянстве выросла другая партия против коммунистической партии (под каким угодно названием), она могла бы иметь и неизбежно должна была бы иметь только один смысл, только одно значение, она будет всемерно усиливать, организовывать и «нетрудовую душу» крестьянина; она будет организовывать и усиливать как раз его уклоны в сторону к буржуазии…»{1539}.
Председатель ВЧК продолжал внимательно следить за эсеровской и меньшевистской партиями, требуя постоянной информации о каждой из них. Так, 8 декабря 1920 г. он получил от Т.П. Самсонова записку такого содержания: «При сем прилагаю копию постановления конференции партии прав. с.-р. и сопроводительного письма Цека той же партии на Ваше распоряжение» с приложением постановлений конференции и ЦК ПСР. Через два дня Дзержинский обязал Самсонова: «Числа 20/ХII надо перепечатать и послать Троцкому, Ленину, Бухарину»{1540}.
27 декабря 1920 г. на заседании оперативной пятерки ВЧК были обсуждены проекты циркулярных писем о меньшевиках (решено передать Самсонову или Зиновьеву для редакции); о правых эсерах (решили: утвердить, добавив о крестьянских восстаниях, о крестьянских союзах и др., тактика в этой части по изъятию правых эсеров из деревни должна быть беспощадна, обратить внимание на кооперативы, в городах взять на учет всех эсеров и ждать распоряжения из центра; о кадетах (решили: поручить Артузову и Самсонову собрать весь материал о кадетах «Союза Возрождения» и «Национального Центра» и передать Агранову, которому в двухнедельный срок написать циркулярное письмо{1541}.
Следует иметь в виду, что власть не была последовательной в отношении членов оппозиционных партий. Например, в соответствии с приказом ВЧК № 186 от 30 декабря 1920 г., все арестованные по политическим делам члены различных партий должны были рассматриваться «не как наказуемые, а как временно, в интересах революции, изолируемые от общества, и условия их содержания не должны иметь карательного характера». Но практически этот приказ не выполнялся. Разницы между членами оппозиционных политических партий не делали и зачастую смотрели на них, как на белогвардейцев. Не иначе, как глумлением был циркуляр № 1 Главного управления принудительных работ от 15 мая 1922 г., подписанный заведующим Главного управления С. Роднянским: «Настоящим Главуправление принудработ при НКВД разъясняет, что циркуляр НКЮ от 21/ХП-21, обязывающий все судебные органы засчитывать предварительное заключение в срок наказания, на постановления ГПУ и его органов не распространяется, т. к. ГПУ не судебный орган, и назначаемое ими заключение являются не наказанием, а лишь изоляцией лиц, опасных для Республики»{1542}.
В 1921 г. положение противоборствующих сторон оставалось крайне сложным. Пожалуй, одним из серьезных показателей тенденции к неуклонному падению влияния революционно-демократических партий, их политической сути является численность, анализ которой подтвердил процесс их колебаний в различные периоды. Если на Чрезвычайном съезде РСДРП (м) в декабре 1917 г. имела в своих рядах (без Закавказья) около 100 тысяч человек, то к 1921 г. сколько-нибудь серьезной политической силы она уже не представляла. Основной центр меньшевиков находился за рубежом. Именно оттуда шли инструкции и диктовались правила поведения членов партии. В России они все больше теряли свои позиции. Одно за другим поступали сообщения о событиях, аналогичных тому, что произошло в Екатеринославле: профсоюз печатников, бывшей цитадели меньшевиков, совершенно освободился от их влияния, печатники горячо заверяют Ленина, что они будут бороться за укрепление достигнутых коммунистической партией революционных завоеваний{1543}.
Изменилась и расстановка внутри всего антибольшевистского движения. Окончательно скомпрометировали себя монархисты. Внутри страны они не представляли для большевиков серьезной угрозы. Многие сторонники монархистской идеи стали бесповоротно на позицию власти. Причин для этого было немало. Например, монархист А.А. Якушев понял, что сохранить Россию, как самостоятельное суверенное государство в те годы была способна лишь новая власть. Отвергая идею интервенции, он написал в заявлении в ОГПУ: «Если кому-нибудь пришло в голову снова затеять такую авантюру, то я первый взял бы винтовку и пошел бы защищать Россию от всяких насильственных, навязываемых ориентаций, и это не только мое личное мнение, но и большинства интеллигентов, с которыми я знаком»{1544}. А генерал Н.П. Потапов высказался еще более определенно: «Идея монархизма для России утеряна навсегда. Потуги эмигрантов — монархистов считаю беспочвенными и лишенными всякой реальной перспективы. Я воспитан и жил в такой атмосфере, которая не позволяет мне иметь левые убеждения. Однако советский режим принимаю, так как вижу, что идея «великой и неделимой» России большевиками разрешена, хотя и на свой, особый манер. Кроме того, Советский Союз ведет большую работу в смысле проникновения на Восток, что импонирует мне как человеку, посвятившему всю свою жизнь разрешению той же задачи в условиях старого режима. Все это мирит меня с большевиками»{1545}.
К 1921 г. в центре страны и в регионах выжили только эсеровская и меньшевистская партии, а в ряде районов страны остались малочисленные группы анархистов с громким названием «конфедерации». Но будучи явным меньшинством, анархисты объединялись с меньшевиками, правыми и левыми эсерами, «меньшинством» эсеров, с максималистами под лозунгами: «Долой партийную диктатуру!», «Да здравствуют свободно избранные Советы!». Они противостояли «бешеной» и «кровожадно-бесстыдной», по словам Юлия Мартова, кампания против меньшевиков, которая была вызвана рядом частных успехов РСДРП на выборах в местные советы в 1919–1920 гг. В 1920 г. меньшевики получили 46 мандатов в Московском совете, 205 — в Харьковском, 120– в Екатеринославском, 78– в Кременчугском и т. д.{1546}. И на выборах в январе 1921 г. в Моссовет, несмотря на противостояние коммунистов, рабочие ряда предприятий, в том числе и бывшего завода «Гужон», избрали в Моссовет эсеров Чижикова и Соколова. И это случилось после того, как горком РКП(б) провел разъяснительную работу о политике эсеров и меньшевиков, мобилизовав весь партийно-советский и профсоюзный актив на фабрики и заводы. С докладами выступили ведущие партийные и государственные деятели: М.Ф. Владимирский, Ф.Э. Дзержинский, М.И. Калинин, Н.К. Крупская, Н.И. Подвойский и др.{1547}.
И после Гражданской войны политические партии и группы предпочли бескомпромиссную политическую борьбу с большевиками, хотя силы были неравными. В конечном итоге, они потерпели поражение, но это случилось через годы, и им иногда казалось, что победа близка, потому что и правящая партия шла через кризисы и неудачи, постоянно сотрясаясь от внутриоппозиционной борьбы. Но в связи с трудностями перехода от войны к миру, от военного коммунизма к нэпу, авторитет меньшевиков, эсеров и даже анархистов на некоторое время усилился. Однако они по-прежнему выступали разрозненно, не имея единых, согласованных требований к советской власти.
Нельзя отрицать, что успехи большевиков были следствием насилия и подавления политической оппозиции. Но большевики обладали реальной властью, опирались на поддержку значительной части народа. Поражение интервентов и белогвардейцев не означало окончания борьбы, в том числе и вооруженным средствами. Остатки помещичьего класса и буржуазии выступали не только против большевиков, но и против советской власти. Монархисты и кадеты рассчитывали на интервенцию и повстанческое движение. Хорошо известно, что контрреволюция не обязательно выражалась в терроре по отношению к сторонникам власти, а во многих случаях в демагогии, псевдосоциалистических лозунгах о свободе слова, печати, собраний и демонстраций, в ослаблении институтов государственного и хозяйственного аппаратов, институтов власти и прежде всего армии, органов безопасности и суда, в создании неуверенности у людей. Все это весьма успешно использовалось противниками советской власти. Большевики же стремились удержать власть и укрепить ее в своих политических интересах ради достижения поставленных целей. Вот почему переход к нэпу фактически не привел к ограничению политического террора в стране по отношению к реальной и потенциальной оппозиции, к революционно-демократическим партиям и объединениям, препятствуя тем самым оформлению в стране демократических прав и свобод.