Выполняя распоряжение Дзержинского, И. А. Апетер представил проект письма на имя Полномочного Представителя ВЧК в Туркестанской области Я. Х. Петерса, но проект был признан неудовлетворительным, и в конце апреля новое письмо было направлено в секретариат ЦК РКП (б).
Оргбюро ЦК РКП (б) обсудило вопрос «О незаконных действиях т. Сафарова в Туркестане» и постановило: «Ввиду наличия Полномочного Представителя ВЧК члена Туркбюро т. Петерса, член Турк-бюро т. Сафаров не имеет права помимо Петерса делать какие бы то ни было организационные или оперативные распоряжения как по охране границ так и по линии ЧК и Особым Отделам. Все аресты и применение каких-либо мер наказания, произведенные т. Сафаровым по его инициативе помимо т. Петерса или его заместителя, являются незаконными. По поводу незаконных действий т. Сафарова т. Петерсу произвести расследование и представить материал ВЧК для представления его в ЦК РКП»{806}.
Дзержинского отличало настоящее знание людей, их политических и деловых качеств, индивидуальных особенностей и черт характера. Он требовал от каждого руководителя собирать и накапливать в процессе работы такой материал, который помогал бы оценивать достоинства и недостатки каждого сотрудника, расставлять их на таких участках работы, на которых они могли бы дать максимум того, на что были и способны по своим личным качествам. Слаженной и дружной работы сотрудников Дзержинский достигал благодаря своим личным качествам. Он часто выступал перед чекистами, выкраивал время для задушевных бесед с ними, считал, что личный пример руководителя, личные контакты с подчиненными многое значат, что без этого вообще невозможна политическая деятельность. ‘Впоследствии один из видных чекистов В. Н. Манцев писал, что «к многим чертам Дзержинского как руководителя ЧК нужно отнести величайшую обаятельность его характера, благодаря которой основной кадр работников ЧК безгранично был предан ему и беспрекословно выполнял его приказы»{807}.
Председатель ВЧК-ОГПУ хорошо знал своих подчиненных, строго спрашивал с них за проступки, но всегда брал под защиту тех, по отношению к кому проявлялась несправедливость. Важное значение в воспитании чекистов придавалось им дисциплинарной практике.
Когда требовалось поощрить особо отличившихся чекистов, Дзержинский ходатайствовал перед высшими органами власти об их награждении. 11 марта 1921 г. он писал председателю РВСР Л.Д. Троцкому: «Прилагая при сем рапорт пом. нач. Ос. Отд. ВЧК Артузова, я со своей стороны поддерживаю ходатайство о награждении т. И. И. Добржинского постановлением РВСР орденом Красн. Знамени за проявление героической самоотверженности в деле борьбы за коммунизм».{808} По предложению Дзержинского Президиум ВЦИК 18 июля 1921 г. наградил высшей воинской наградой Орденом Красного Знамени: А.Х. Артузова (Фрауча), Е.Г. Евдокимова, Я.Н. Кожевникова, А.М. Левина, В.Н. Манцева, И.П. Павлуновского и Т.П. Самсонова{809}.
В письмах к подчиненным Дзержинский выражал благодарность за хорошую работу. Он, в частности, 25 декабря 1920 г. дал высокую оценку работе И.П. Павлуновского: «…Доклад Ваш прочел и в общем согласен с Вами, с Вашими выводами. Деятельность Ваша совершенно отвечала той линии, которой ВЧК должна держаться, и я очень рад, что Вам удалось так остро и хорошо наладить работу, поставить ее в государственные рамки — не только без конфликтов с партийными и советскими органами, но в полном с ними контакте»{810}.
19 мая 1925 г. Дзержинский писал З.Б. Кацнельсону: «Соколовскому надо прибавить 50 руб. Он работает, безусловно, с полной нагрузкой и преданностью делу»{811}.
Председатель ВЧК-ОГПУ заботился о здоровье своих сотрудников. Так, 6 июня 1922 г. он направил телеграмму на имя начальников губотделов ГПУ Курска, Орла, Воронежа, Нижнего Новгорода, Тамбова и Полномочному представителю ГПУ в Ростове— на-Дону о подыскании мест для открытия санаториев. Им предлагалось согласовать все вопросы с губкомами и губисполкомами, посоветоваться с врачами. — «Место должно быть сухое и не малярийное. По возможности на возвышенном месте. Помещение должно быть вместительное, требуемый ремонт и оборудование будет произведен. Ответ сообщите в течение ДЕСЯТИ ДНЕЙ с отзывом врачей»{812}.
В 1920 г. Дзержинский писал в ВЧК: «Я думаю, что необходимо дорожить т. Мармузовым и поручить кому-либо удовлетворять его нужды. Боюсь, что свалится, а найти такого другого будет невозможно»{813}.
19 июля 1922 г. Дзержинский по обращению к нему А.А. Андреевой предложил своему секретарю В.Л. Герсону попросить И.К. Ксенофонтова «более близко озаботиться Буциевичем и о результате скажите мне и т. Андреевой». Андреева сообщила Дзержинскому 17 июня о том, что жена Буциевича, работавшая в Секретном отделе ГПУ, сообщила ей, что Буциевич опасно заболел в Ростове-на-Дону, у него крупозное воспаление легких с осложнениями, и, «вероятно благодаря его необычной щепетильности он помещен в очень скверные условия. Пример, его два недели лечили как подозрительного по тифу. Значит не предупредили крупоз. воспал. легких, ибо методы лечения той и др. болезни разные.
Жена его говорила об этом Ксенофонтову. Я не знаю, что сделано ЦК, но боюсь, что одного заявление тов. Буциевич мало.
Она просила напомнить Вам об А. А. Буциевиче и сказать о нем в ЦК»{814}.
В мае 1924 г. к Дзержинскому обратилась в Ливадии служащая Внешторгправления Искрицкая с жалобой, что ее муж, сотрудник ГПУ Искрицкий умер два года тому назад от тифа. Работал в Ростове, она осталась с ребенком на руках, ГПУ не оказало никакой помощи. Дзержинский просил секретаря навести справки и оказать помощь Искрицкой»{815}.
В другом случае Дзержинский 6 апреля 1924 г. поручил Ягоде: «Убитому товарищу необходимо устроить похороны так, чтобы почти все сотрудники и войска приняли участие. Семью необходимо полностью обеспечить»{816}.
17 мая 1925 г. Дзержинский писал Беленькому о необходимости выплачивать ежемесячно 1/3 жалования Уткиной, жене комиссара на содержание сына Уткина. — «В этом не может быть никаких колебаний. Прошу Вас принять меры и сообщить мне о результате. Надо оформить так, чтобы не нашлось толкователей, которые отменили бы это решение»{817}.
К своему председателю сотрудники ВЧК-ОГПУ обращались с различными просьбами частного характера. Так, 12 сентября 1922 г. секретарь Деткомиссии ВЦИК Назаров просил Дзержинского помочь ему в решении жилищного вопроса. Он проживал в квартире, которая ранее принадлежала начальнику милиции Корневу, после отъезда которого в порядке самоуплотнения вселился Назаров и Царьков с женой. Новые руководители Главмилиции старались выселить проживавши там семьи. Назаров просил Дзержинского «оградить нас от этих притязаний и возможности быть выброшенными на улицу». После наведения справок квартира осталась за жильцами{818}.
Дзержинский защищал сотрудников от клеветы и нападок. Он считал, что при начале разбирательства по любому вопросу необходимо «прежде всего выяснить вполне лицо заявителя со стороны его наличности партийности, честности, ибо очень часто заявители оказываются анонимами или лицами, абсолютно не заслуживающими доверия, а между тем, давая ход таким очень часто клеветническим заявлениям, дискредитируются честные товарищи и люди». Например, по делу обвиняемых Кобозевым руководителей НКПС, которые будто бы мобилизовывали коммунистов «в наказание за обличения на фронт оказалось, что это клевета, основанная исключительно на заявлениях анонимов, что не было Кобозеву известно только потому, что не выяснил и не проверил лиц, подписавшихся под заявлением». Дзержинский распорядился издать циркуляр, в котором указать, что «всех клеветников и обвинителей без достаточных данных наказывать самым беспощадным образом*
Приказ этот должен быть распечатан и прочитан ответственными работниками и следователями ЧК»{819}.
В связи с распространяем слухов о жизни члена оперативного штаба боевого отряда ВЧК С. Чернова, порочивших его, 14 мая 1918 г. Дзержинский просил назначить расследование в спешном порядке, поручив это коллективу фракции большевиков…»{820}.
В феврале 1921 г. Дзержинский обязал Менжинского разобраться в отношениях между сотрудниками Киевской губЧК и Особым отделом, хотя для него была «ясна вся вздорность обвинений, основанная на бывшем между Ос. от. Киев. воен. окр. и губчека антагонизме. Всякие сплетни, смешения лиц и т. п. могли на такой почве разрастаться в дела». Особый отдел вел агентурное наблюдение и следствие за сотрудниками ЧК, что было грубейшим нарушением. К делу были причастны чекисты Деницкий и Шнейдерман. 25 февраля 1921 г. Дзержинский просил Менжинского «дать циркулярное разъяснение всем Ос. отд., что они не имеют права заводить агентурные дела против чекистов без согласия председателя ЧК, а равно и против более или менее ответственных коммунистов без согласия парткома. В случае, если возникают серьезные подозрения, о которых по местным условиям нельзя доложить предчека и парткому — дело препровождать в Центр для дальнейшего направления.