– Просыпайтесь немедленно! Как вы вообще посмели заснуть! Весь лагерь в панике! Вы не пришли на обед! Дети без присмотра! Они могли утонуть! Могли получить удар! Вы могли утонуть! И получить удар! Я чуть с ума не сошла! Да вы!.. – Её голос прерывался, она задыхалась то ли от возмущения, то ли после пробежки.
Константин Алексеевич поднял голову, приподнялся на шезлонге и испуганно заозирался. С его живота посыпались камешки, и стало заметно, что кожа вокруг них покраснела. Видно было, что чувствует он себя не слишком хорошо. Впрочем, разъярённой Ксюше сейчас явно не было никакого дела до чувств несчастного Константина Алексеевича.
Притихшие ребята тем временем торопливо одевались. Вот тут-то и произошло самое странное событие за этот день.
А произошло оно из-за того, что Катя Величко, засмотревшись на Ксюшу и Константина Алексеевича, на секунду выпустила из рук своё парео, которое как раз собиралась накинуть на плечи. Это было очень красивое парео из тончайшей ткани с белыми и розовыми цветами, которым Катя очень гордилась. Внезапно налетевший порыв ветра подхватил легкий лоскут ткани и понёс его в море. Катя ахнула и прижала руки к груди. Бело-розовый лоскут было хорошо видно с берега – он качался на воде почти сразу за буйками.
Возможно, кому-то могло бы показаться, что самым естественным в этой ситуации было бы кинуться в море – ловить парео. И возможно, многие девочки поступили бы именно так.
Но Катя… Катя Величко всегда знала, что она – красавица. Ей твердили об этом родители, она убеждалась в этом, разглядывая собственное отражение и ловя на себе взгляды мальчишек-одноклассников. В итоге она твердо усвоила, что всякое её желание будет немедленно исполнено: стоит ей только вот так выразительно посмотреть и взмахнуть ресницами. В конце концов, мужчинам полагается совершать подвиги ради прекрасных дам.
Поэтому Катя только ахнула и прижала руки к груди, трагически вздохнула и обернулась. Кто знает, почему она решила выбрать для этого задания именно Мишу – далеко не лучшего пловца в отряде? Как бы там ни было, она смотрела на него и очень выразительно взмахивала ресницами.
Нельзя сказать, чтобы Мишу очень радовала перспектива заплывать за огороженную территорию. Но выхода, похоже, не было.
– Ты не мог бы?.. – на всякий случай уточнила Катя.
– Да запросто! – подчёркнуто небрежно пожал плечами Миша.
Арам только хмыкнул за его плечом, больше никто не обращал на Мишу внимания – все одевались и одновременно наблюдали за тем, как Ксюша, все больше увлекаясь, отчитывает растерянного Константина Алексеевича.
Миша слегка разбежался и плюхнулся в воду. Он знал, что Катя наблюдает, надо было плыть красиво. И быстро. И стремительно! Нет, разумеется, он мог бы вообще показать класс, но надо было ведь успеть ещё и до того, как хватятся вожатые.
Поэтому он как мог быстро доплыл до цепочки шаров, ограждавших территорию для купания, и зацепился за один из буйков, чтобы отдышаться. Дыхание сбилось порядочно, да и руки устали. Парео было прямо перед ним – не больше чем в метре. Правда, дотянуться до него отсюда было невозможно… нужно было нырнуть под цепочку шаров и проплыть ещё совсем немного.
Нырять Миша не умел. Впрочем, он был совершенно уверен, что это не так уж сложно. Он ведь видел, как это делают другие, чем он хуже, в конце концов? Времени на раздумья не оставалось: с берега уже что-то пронзительно кричала Ксюша, а по воде, всё так же высоко поднимая колени, к нему бежал Константин Алексеевич. Миша набрал в легкие побольше воздуха, отпустил руки и оттолкнулся.
Направление он потерял сразу. Стало совершенно непонятно, где верх, где низ, а в легкие через нос тут же попала вода. Он начал задыхаться, забил руками, зацепился ногой за веревку… и понял, что идёт ко дну.
Что-то подхватило и потащило его, через пару секунд Мишина голова снова оказалась над водой. Где же буйки? Странно, они же только что были рядом?.. В панике Миша продолжал биться руками и ногами, пытаясь ухватиться за своего спасителя. Тот что-то кричал, тоже барахтаясь и цепляясь за Мишу.
«Сейчас мы утонем оба», – эта мысль пришла откуда-то извне, она была совершенно отдельно от Миши, который думать сейчас не мог вообще.
И в этот момент…
Чьи-то руки подхватили одновременно обоих неудачливых пловцов – Мишу и Константина Алексеевича – за волосы и приподняли над водой их головы.
– Если не будете мне мешать, я вас вытащу, – прошептал над ухом очень мелодичный женский голос.
Что это? Мише показалось или действительно у их спасительницы зеленоватые, как морская пена, волосы? И – что это там, в воде, блестит серебристо? Уж не рыбий ли хвост?
В этот момент девушка хихикнула, и Миша понял, что она и в самом деле настоящая. Только ведь вожатый – взрослый… значит, он, скорее всего, вообще не понимает, что происходит. Он ведь не может видеть разных.
– Ко… – Прежде чем заговорить, Мише пришлось прокашляться. – Она… ну то есть – нас вынесет к берегу! Ну… течением! То есть – прибоем!
Говорить Константин Алексеевич не мог, только смотрел расширенными глазами, однако барахтаться перестал. Русалка, странно поглядывая на зелёную шевелюру вожатого и придерживая обоих «утопленников» за волосы, поплыла по направлению к берегу. Сама она почти всё время держалась под водой, так что с пляжа, наверное, казалось, что оба они плывут сами, окружённые почему-то морской пеной и водорослями – русалочьими волосами. Миша разглядел огромные светлые глаза, окружённые длинными ресницами, слегка курносый нос и весёлую усмешку.
Не доплыв до берега пару десятков метров, русалка отпустила своих подопечных.
– Дальше сами. Здесь уже мелко, – прошелестела она на ухо Мише. – А тряпочку я себе заберу! Считайте, что откупились. Могла ведь и защекотать! – Снова захихикав, она сделала прощальное движение рукой, не поднимая её из воды, и быстро поплыла прочь.
…В лагерь возвращались в молчании. Константин Алексеевич шёл, низко опустив голову и, казалось, глубоко о чём-то задумался. Время от времени он вдруг резко оборачивался назад и пристально всматривался в линию берега, близоруко сощурив глаза. Заплаканная Ксюша всё ещё всхлипывала, Алёна и Катя шли по обе стороны от неё и молча гладили время от времени её руки, не находя чем её утешить. Остальные ребята шли гурьбой, понуро опустив плечи.
Все понимали: Нагайне будет что сказать шестому отряду на следующей линейке.
– Мои родственницы – все красавицы! – с довольным видом вставила Мавка. – Что русалки, что…
В этот момент ей на голову обрушился целый ворох пыльных журналов со стоявшего рядом старого комода. Мавка закричала.
– Извините, – Нюся из-за Шкафа вежливо улыбнулась и даже сделала книксен. – Просто дёрнулся хвост…
Час спустя все ребята отряда сидели в комнате девочек – кто на кроватях, кто на полу, а кто и на подоконнике, – а всезнающая Вика Незнамова пересказывала последние новости:
– У Нагайны сейчас, кроме наших обоих вожатых, ещё Тромбон, она как старший воспитатель тоже ответственная. И инструктор по плаванию: он должен был быть на пляже, а у него живот разболелся, а он купание не отменил.
– И откуда ты всё знаешь? – удивился Арам.
– У меня свои источники, – пожала плечами Вика. – И там завхоз почему-то. И ещё куча народу. В общем, она шипит, ядом брызжет, всех грозится уволить, а наш отряд по домам отправить, потому что она, мол, несёт ответственность…
– Вот и хорошо! – обрадовалась Лиза. – Здесь привидения, страшно! Я домой хочу!
– Ха! По домам! – Дёма Квасников пожал плечами. – За нас деньги пло́чены. Так она нас и отправила! Да мой папа ей…
– А Ксюшу-то за что? – подала голос темноволосая Алёна. – Её там вообще не было…
– Ну, вообще, она должна была быть, – Вика пожала плечами. – Типа отряд купается только при двух вожатых. А она там ещё Котеньку выгораживает!
– Так Нагайна же ей сама поручила…
– Ну она, мож, не имела в виду прям сразу там всё рисовать, эту газету, а Ксюша прям сразу кинулась…
– В общем, плохи наши дела… – вздохнул Миша.
– Ну твои-то точно плохи, – оптимистично подтвердил Арам. – Если кого и отправят домой, так это тебя, друг мой Ихтиандр[5]… Скажи спасибо, что не утонул, – тебе бы тогда Нагайна устроила: и плавание, и ныряние, и прочие подвиги во славу прекрасной дамы.
Миша густо покраснел.
– Эх, если бы Котенька не заснул… – протянула Катя.
В этот момент Мише пришла в голову одна мысль, которую надо было срочно проверить.
– Я сейчас вернусь! – Он выскочил из палаты девочек и влетел в свою собственную.
– Теша! – позвал он.
– Чего тебе? – Квартирный высунулся из-под кровати.
– Скажи-ка, а какой ты нашему вожатому чай заваривал? – вкрадчиво спросил Миша.
– А что такое? – насторожился Теша и подобрал хвост.
– А всё-таки?
– Ну как же… от морской болезни же… я же сказал… – Теша отвёл глаза. – Мне Соколовский же… Вот, говорит, от живота, вот от морской болезни, вот от бессонницы…
– От бессонницы, значит, – вздохнул Миша. – Ясно. Знаешь, Теш, я тебя очень прошу: никогда не лечи меня от морской болезни. И от живота не лечи, не надо…
В этот момент дверь палаты приоткрылась и в щель просунулась голова вожатого с всклокоченными зелёными волосами. Взгляд у него всё ещё был странный, отсутствующий.
– О! Хорошо, что ты один.
Теша быстро шмыгнул под кровать. Миша насторожённо ждал.
Вожатый вошёл в комнату, плотно прикрыл за собой дверь и привалился к ней спиной. Заговорил он не сразу. Несколько секунд Константин Алексеевич пристально вглядывался в Мишины глаза.
– Ну, в общем, – он никак не мог начать разговор, – я должен задать тебе один вопрос.
«Ой-ой», – подумал Миша.
– Скажи мне честно, – вожатый пристально посмотрел Мише в глаза. – Только честно